Две тысячи журавлей

Интересно, как же его зовут на самом деле: Тадаси, то есть Откровенный, или же Мамору, Защитник, как нескольких из героев его рассказов? Или… то был один и тот же самурай? Бесстрашный отчаянный и сильный воин по имени Мамору? Или… мой отец рассказывал о самом себе?!

Что ж тогда получается: это именно он дрался с самураем по имени Сусуму, он своими же глазами видел, как тот обратился в демона, желая отомстить за крестьян, позаботившихся о нём? Раньше мне думалось, что та история с человеком, ставшим демоном – просто красивая история о странном влиянии благодарности – Сусуму же был в отчаянии, поскольку не смог отплатить тем крестьянам за их доброту! Но после встречи с моим удзигами, с оборотнем-барсуком и сна, в котором мне явилась сама богиня Каннон и подарила новую силу моим глазам, мне как-то уже слабо верится, что то была просто история. Ну, она могла быть такой, но… Если есть боги, то и демоны должны быть! То есть, существует возможность, что по неведомым мне дорогам всё ещё ходит тот самый Сусуму!

Впрочем, намного больше меня потрясло другое: похоже, мой отец так любил истории о самураях и хорошо разбирался в их обычаях, поскольку сам был воином! И стал плохим крестьянином именно потому, что изначально был именно самураем, а потом, когда отчего-то стал притворяться простым земледельцем, ничего делать на земле не умел. Я как-то слышал насмешки селян над тем, что мои мать и отец ничего толком не умеют делать. И пару замечаний, что они многому научились за те одиннадцать лет, которые провели в Каваносин.

Но почему же тогда мы теперь живём именно здесь, как простые крестьяне? Почему отец сказал мне, что мы – из купцов? Что нам нечем гордиться, раз уж мы происходим из такого низкого сословия?! Нет, он не мог быть самураем! Отец бы не посмел соврать о наших предках! И, уж тем более, не дерзнул бы заявить, что такими предками не следует гордиться! А труд крестьянский потому ему был тяжёл, особенно, в самом начале, поскольку отец мой и мать вышли из купцов, и с землёй обращаться не привыкли.

Матери дома не оказалось. Только Асахикари. Девочка старательно протирала пол. Хозяин дома, вздохнув, прислонился к столбу посреди дома, устало закрыл глаза. Сестра его не трогала. Да и я молчал. Правда, спустя некоторое время не удержался и тихо спросил:

– Отец, мне не следовало приводить его в нашу деревню?

Мужчина открыл глаза и посмотрел на меня. Казалось, что одна встреча с былым знакомым состарила его на несколько лет, полностью вымотала. Что же случилось там, в прошлом? О чём родители умолчали?

– Я не хотел этой встречи, – неожиданно признался отец. – Но то, что именно ты встретил его первым, то, что именно ты привёл его в нашу деревню, наводит на следующую мысль: должно быть, самим богам было угодно, чтобы мы встретились. И что бы я ни сделал, чтобы воспрепятствовать этому – всё это было напрасно.

Аса-тян принесла отцу чашу с тёплой водой, почтительно протянула её ему. Хозяин дома быстро опустошил чашу, ненадолго задумался. Видимо, он перебирал в памяти все детали встречи и разговора с Сабуроо, так как чуть погодя сказал:

– Сабуроо-сан упомянул что-то о решительном и бесстрашном взгляде и о глупой отваге. Как вы встретились? Где он мог это увидеть?

Асахикари тихо произнесла:

– Я схожу за водой. Для обеда не хватает воды, – и быстро ушла, не желая слушать наш разговор.

Моя милая маленькая сестрёнка была не только доброй и красивой, но и очень сообразительной: отец проводил её довольным взглядом, так как не хотел говорить при ней, а она догадалось об этом – и сама поспешила уйти, якобы по делу, не понимая, что мы будем обсуждать что-то серьёзное. У второй сестры и Такэру не было такого ума и такта. Да, она прекрасна, моя милая Аса-тян!

– Так как вы встретились? – сердито уточнил отец.

Честно рассказал ему обо всём. Даже про странное поведение барсуков упомянул. Хотя, наверное, оно не имело никакого отношения к делу. Молчание надолго зависло в доме. Потом послышался топот ног на улице. И едва слышный шёпот Асахикари:

– Мама, не ходи туда! Не надо! У них важный разговор!

– Нет, я пойду! – ответила хозяйка громко. – Этот негодяй совсем от рук отбился: мало нам его болезней, бесполезности и дурной привычки шляться непонятно где целыми днями, так он ещё повадился пакостить нашим соседям!

Когда злая, глубоко дышащая мама вошла в дом, то отец встретил её таким взглядом, что она невольно отступила назад. И поспешила удалиться, увела за собой дочку. Всё это произошло молча и тихо. Хозяйка дома даже не посмела взглянуть на мрачного мужа.

Тишина в доме давила на меня нещадно. Не выдержав, едва слышно спросил:

– Я поступил очень дурно? Я должен был убежать, едва увидев его? Или униженно молить о пощаде?

Отец неожиданно улыбнулся мне:

– Ты всё сделал правильно, Юуки.

Такая драгоценная похвала после всего, что я сделал, потрясла меня. Как и то, что глава семьи неожиданно назвал меня моим прежним именем. Не Снегом, а Смелым! Хотя я вёл себя вызывающе дерзко с незнакомым мне воином! И ужасающе глупо – только сейчас это понял. И всё-таки отец меня похвалил!

– Сабуроо… – отец опять запнулся, желая назвать своего знакомого. – Сабуроо-сан любит смелых людей. Даже глупых смельчаков. И, похоже, ты ему понравился. Я не ждал, что ты можешь ему понравиться, но… да, наверное, так хотели боги. Мой… я только замедлил то, что должно было случиться.

И мужчина надолго замолчал. Поначалу он улыбался, потом резко помрачнел. Что же случилось в прошлом? От чего и как мой родитель пытался убежать? Как же он привык обращаться к Сабуроо? Явно же, что не вежливое обращение просится ему на язык, а что-то иное! Может… может, папа при встрече хотел сказать «Сабуроо-кун»? Только у него не хватило смелости обратиться так дружелюбно и тепло к тому самураю. У Сабуроо-сан хватило решимости или смелости обратится по-простому, дружелюбно, а у Тадаси – нет. Или… он всё-таки Мамору? Возможно, отец отчего-то чувствует себя виноватым перед господином Сабуроо. Но что же случилось? Какие отношения были между ними? Может, мой отец был слугой в доме Сабуроо? Одним из доверенных слуг? Там-то и насмотрелся на жизнь самурайского семейства, наслушался их историй – и потом с восхищением рассказывал их нам. Возможно, так или иначе рассказывал о Сабуроо, скрывая его разными именами.

Мама вернулась нескоро, так как боялась навлечь на себя гнев главы семьи. Хотя отец был добрым и заботливым, иногда он становился несгибаемым и страшным.

Он до вечера ждал прихода Сабуроо. И хотя хозяин дома ни слова не сказал, я понял, что он ждёт своего знакомого или, может быть, даже друга, вот только сам пойти к нему не осмелится.

День прошёл тихо. Раз Такэру вздумал надо мной подшутить, мол, я теперь весь в крапинку, за что получил от отца сильный удар по голове – и заткнулся. Заходил охотник, потерявший по моей вине добычу. Сказал, что просить прощения за побои не будет, даже если я от них умру. Хозяин дома тихо и спокойно ответил:

– Что ж, он наказанье заслужил.

Когда крестьянин начал было ворчать по поводу моего плохого воспитания, то мой отец холодно на него взглянул. Одного короткого взгляда хватило, чтобы сосед побледнел, попятился и молча удалился.

– Тадаси, не делай этого! – взмолилась мама. – Я боюсь за тебя!

Она робко поднялась, порывисто сжала руку мужа. Отец крепко её обнял. Мы с братом и сёстрами отвернулись, дабы не мешать родителям своим назойливым вниманием.

От боли в ране и избитом теле мне долго не удавалось уснуть. Когда же наконец-то смог сомкнуть веки и провалиться в блаженное забытьё, меня грубо из него выдернули: несколько больших острых когтей скользнули по моему лицу.

Я отчаянно взвизгнул. Мохнатая лапа торопливо зажала мне рот. Едва слышный шорох. Яростный мужской вопль. Чей-то стон. Глухой звук от падения чего-то твёрдого на татами.

Когда мама зажгла светильник, моему взору предстал молодой барсук, распластанный под отцом. Вид у хозяина дома был очень решительный, зверь же с трудом повернул голову в мою сторону и умоляюще взглянул на меня. Может ли это быть… Акутоо?! Защитник дома, обнаружив, с кем дрался, растерялся, потом возмутился. Словом, не успел я вмешаться, как моему несчастному приятелю скрутили лапы верёвкой и грубо бросили в угол.

– Завтра с ним разберусь! – мрачно сообщил отец. – Дорогая, погаси свет! Мне жутко хочется спать.

Свет погас. Хозяин дома проворчал:

– И как барсук смог забраться в дом, пропитанный человеческим запахом? – перевернулся и вскоре его дыхание выровнялось.

Требовалось спасти оборотня, но вот как это сделать в темноте? Хм, пока ещё комнату тускло освещал светильник, было видно, что между мной и Акутоо лежат Такэру, мама и папа. Значит, нужно пробраться мимо них и развязать верёвку, которой накрепко стянули лапы моего друга. Как я буду распутывать верёвку в темноте? Впрочем, сначала нужно до него добраться. Эх, занесло его к нам ночью! И на что ему сюда? Не мог, что ли, дождаться до утра? Или дело настолько срочное? Интересно, а оно связанно со странными перемещениями окрестных барсуков?

– А-а-а!!! – заорал брат, об ногу которого я споткнулся.

– А-а-а!!! – закричал я, получив сильный пинок в бок.

– Ну, что там у вас? – мрачно спросил проснувшийся отец.

Отчаянно отвечаю:

– Мне нужно… на улицу.

– Это в другой стороне, – тон у главы семьи предвещал неприятный разговор утром.

– Э-э… ну, ладно… – едва слышно произнёс я и осторожно сделал шаг в сторону.

И опять наступил на Такэру.

На сей раз, тот не орал, а что есть силы пнул меня по ноге. Я испугался, что мой вскрик вызовет новый всплеск гнева главы семьи – и с огромным трудом смолчал.

Неожиданно что-то длинное и скользкое заткнуло мне рот. Что-то такое же подползло сверху, сцапало меня за руку и, продолжая затыкать рот, потащило в бок. Чуть погодя, когда чудище меня отпустило на пол, возле меня тускло сверкнули глаза без зрачков. Что-то скользкое, затыкающее мне рот, вдруг стало мохнатым. Чуть погодя оно осторожно отпустило меня, легло мне на плечо, напряжённое, словно готовилось в случае чего опять заткнуть мне рот. Потому я молчал. И оно тоже молчало.

Чуть погодя, когда страх поулёгся, мне вспомнилось, что мой приятель умеет принимать разные обличья. Стараясь не задумываться, во что же он превратился, чтобы подтащить меня к себе, осторожно шевельнул рукой, задел мохнатый бок. Ощупал. Хм, на ощупь похож на бок моего друга. Дальнейшее исследование помогло обнаружить узел. Долго я безуспешно возился с верёвкой. Когда дыхание моих родственников выровнялось, глаза Акутоо вновь тускло заблестели, чуть погодя – стали ещё ярче, впрочем, освещая небольшой кусочек пола и своего тела. Если он может контролировать свечение своих глаз, если может принимать разнообразный облик, что ему стоит превратиться во что-нибудь мелкое – и освободиться из пут? Или прославленная барсучья хитрость – ничто иное, как распущенные ими слухи?