Солнце уже перевалило за полдень. Она всё ещё ползала по храму, протирая бережно его камни своими дхоти и локтями, тряпкой. Взмокла совсем вся. Прислужники пробегали мимо, смотря на неё с ненавистью. Кто-то шептался, что ей – подвернувшейся под демона – надо было самой оборвать свою грешную жизнь. Что их бог милостив, раз она отделалась таким простым наказанием. Никто не принёс ей воды.
Храмовые постройки уже начали расплываться, а тело болело уже от усталости всё – так и подмывало просто упасть и погрузиться в спасительное забытье – как её разгорячённого лба коснулась прохладная рука, смоченная водой.
Сандхья напугано подняла голову.
Аравинда, никого не таясь, протянул ей чашу с водой, глубокую. Пока она жадно пила, поставил возле неё большой таз с чистой водой. Подхватил таз с грязной.
– Но постой! – испугалась она. – Тебя же накажут из-за меня!
– Так ведь Индра разрешил давать тебе попить! – грустно произнёс Аравинда, строго оглядывая молодых прислужников, приостановившихся в стороне. – И вообще, он велел тебе лишь мыть пол, каждый день. А кто будет приносить и уносить для тебя воду – он вообще не упомянул. Да и так ли это важно? Были б полы чистыми! – тряпку грязную у неё забрал, протянул чистую.
И улыбку от красавицы тёплую получил, какой от неё не видел никто. Даже настоятель, таскавший ей после ночи или перед ночью драгоценности.
И ушёл, не таясь, спокойно улыбаясь.
Он, впрочем, помнил, что она могла улыбаться своему спасителю ещё теплей. Он не хотел забывать.
Камень 76-ой
Садхир вдруг положил ладонь мне на бок, разбудил, заставив испуганно замереть.
– Мама… – сонно проговорил он. – Завтра Девали… будешь… – и опять уснул.
В какой-то миг мне почему-то захотелось вылить горячее масло из светильника ему на голову. Сама себе удивилась. С чего это я так подумала? Он же меня не обижал. В отличие от мерзкого Поллава.
Вздохнула. Сегодня-то я от Поллава отдохну. Завтра Мохан мне вряд ли даст поспать. Но… или мы уже завтра жить в деревню пойдём? Или только послезавтра?.. И… то ли Мохан с Садхиром будут с улицы слушать, как Поллав терзает меня, то ли Поллав с Садхиром будут слышать с улицы, как вредничает Мохан. И всё остальное…
Заплакала от смущения.
Садхир вдруг меня обнял и притянул к себе. Робко замерла.
Но он долго не двигался. Кажется, принял меня за маму и уснул.
И я расслабилась.
Но сон дальше не шёл. Вспоминался Поллав и его угроза жить в деревне в одном доме.
Вздохнула.
– Так… чего тебя пугает? – неожиданно спросил Садхир.
Заставил меня вздрогнуть.
Сердито спросила:
– А ты не спишь?
– Я вдруг проснулся. Прости, забыл, что обещал. Ой… – и замолчал надолго.
– Что? – спросила напугано.
– Прости, я тебя чего-то обнимаю, – смущённо отозвался он.
Руки убрал.
Стало прохладнее.
– Прости, – смущённо добавил он.
– Ничего. Ты… – и запнулась.
– Что я?.. – спросил супруг серьёзно, но ко мне не двигаясь.
– Ты добрый, – нашлась я наконец.
– Слишком умный, чтобы быть добрым?
– Перестань! – возмутилась я, обернувшись к нему.
И наши лица оказались совсем рядом. Он, оказалось, меня выпустил, но не отодвинулся подальше. Я почему-то совсем этого не заметила.
Мы долго смотрели друг на друга. Огонь светильника всё ещё горел.
– Так чего ты боишься? – серьёзно спросил Садхир наконец.
Почему-то призналась:
– Всего.
– А поподробнее?.. – он подпер голову рукой.
– Всего не исправишь.
– Но что-то же можно исправить! – он улыбнулся. – Расскажи, что тебя сильнее всего тревожит, а я подумаю и постараюсь что-то из этого исправить.
– Ну, вообще… – смутилась.
Притворилась, что огонь светильника меня внезапно заинтересовал.
– Не хочешь жить около людей?
– Ну… да.
– Боишься, они снова будут тебя осуждать? Теперь уже из-за нас.
Признаваться не хотела. Но мой вздох меня выдал.
– Я могу придумать что-нибудь, чтобы мы надолго там не задержались, – предложил Садхир. – Но, боюсь, день-два тебе придётся потерпеть.