Я поняла что прозвища, это – своеобразные фамилии и необязательно характеризуют их носителя, к примеру, Плешивый Часлап вполне может оказаться владельцем пышной шевелюры.
– Повариху зовут Драгомира Толстая. И это ей очень подходит, потому что Драгомира и вправду жирная как рождественский гусь. Поговаривают она добрую половину хозяйских кушаний сама уплетает пока готовит. Её помощница – Голуба Вишенка. Мы часто с ней вместе ходили смотреть на гистрионов. Блюда разносит Ждан Нелюдивый, говорят его отец – разбойник и живёт в лесу. Господину прислуживает Вторуша Сиплый. Сам-то Вторуша не сиплый. И отец его – не сиплый. Не знаю откуда это привязалось. Ещё у нас есть две служки – Дарена Вздорная и Чернава Белая.
– А Чернава Белая – блондинка или брюнетка? Ну, волосы у неё чёрные или белые? – Поинтересовалась я.
– Рыжая! – Ответила Малуша и мы прыснули от смеха.
Я смеялась без радости, но на душе мне стало чуть легче.
– У нас в Базелоне не очень-то чествуют рыжих, и её батюшка понадеялся, что она почернеет или побелеет, потому и нарёк так мудрённо.
– А Дарек? Это – главный слуга?
Голос Малуши сделался чуть тише.
– Это наш Кастелян.
– А какая у него фамилия? Ну там Дарек Серый или Дарек Ворчливый?
– Да вы что, дама Фотиния, у Дарека нет прозвища. – Она перешла на доверительный шёпот. – Говорят, он – сын лорда Винсента изТьери.
Новость меня малость огорошила, насколько меня в том момент вообще могло что-то огорошить. Благородный рыцарь Брэнот держит в прислугах родного брата! Да ещё и старшего.
– А разве не старшие братья по праву наследуют титул и замок? – Спросила я (может в этом мире всё наоборот?).
– Конечно первый, но Дарек же… незаконнорожденный.
– А-а, дитя любви, – понимающе протянула я.
– Нет, какой там любви, – замотала головкой Малуша и произнесла ещё более тихим шёпотом, – граф Винсент взял мать Дарека силой, а после рождения ребёнка она утопилась. Но ходили слухи, что к её смерти причастен сам граф. Бедняжка, для неё уж лучше последнее, чтобы был шанс избегнуть вечных мук геены.
Малуша перекрестилась.
– И Дарека взяли в замок… – продолжила я.
– Только после смерти графа Винсента. Молодой лорд Брэнот взял Дарека, причём назначил самим кастеляном и запретил слугам упоминать его тогдашнее прозвище. До того наш кастелян ходил в учениках травника и называли его Дареком Байстрюком.
Хм, довольно великодушно. Наверно, папаша перед смертью признался будущему наследничку в своих грешках.
– А у Брэнота… – Я осеклась, – у графа Макотского есть ещё братья, сёстры?
– Нет. Говорят, за грех графа Господь покарал его жену бесплодием и сам Брэнот родился от второй жены лорда. Это её пятый ребёнок, все остальные появлялись на свет мёртвыми.
Я помолчала. Но даже, если бы Малуша поведала мне о том, что лорд Винсент сжёг деревню и умертвил всех её жителей, он бы всё равно не опустился в моих глазах ниже своего законнорожденного сына. С Брэнотом у меня были личные счёты… этот благородный гадёныш сломал мне жизнь.
Малуша с надеждой посмотрела на меня своими блестящими лисьими глазками в надежде что и я пущусь в откровения.
– Я приехала издалека и оказала вашему господину услугу, поэтому он оставил меня в замке на некоторое время, – удовлетворила я частичку её любопытства.
– А какую услугу, дама Фотиния? Граф сказал, вы теперь будете здесь жить. А издалека это откуда? Из Стихса? Их Фуэрты? Из Мабалы? А почему вы говорите так же как жители Базелона? – Закидала меня вопросами Малуша.
– Я из Лоо, – придумывала я на ходу. – Родители моих родителей когда-то жили в Базелоне. Графу я спасла жизнь, но как именно, он просил не распространяться. И нет, здесь я жить не буду.
Последовал град новых вопросов:
– А кто ваш батюшка? Он ещё жив? А вы замужем? Вы овдовели? А у вас есть дети? Вы их оставили в Лоо? А Лоо – это где? В Лясквиле?
Ну и тараторка! Я вздохнула и принялась сочинять. Когда врёшь, главная задача – запоминать, что именно.
– Лоо – это на юге. Нет, я не замужем и у меня нет детей. В Лоо не принято выходить замуж рано. Говорят, от ранних браков рождаются мертворожденные дети.
Глаза «лисички» округлились.
– А когда можно? – Спросила она.
– К годам эдак к тридцати, минимум к двадцати пяти.
– Да кто возьмёт такую старуху! – В сердцах воскликнула Малуша.
Мне было двадцать три. И в таком русле я как-то о себе не думала. Потом вспомнила Таньку, то, как она цеплялась за каждый призрачный шанс окольцевать хоть какого-нибудь мужчинку, втискивающегося в её невысокие рамки предпочтений.
– Я учёный, – перевела я тему. – Знаю множество научных трактатов, являюсь автором научных трудов…
– Вы умеете читать и писать! – Перебила меня Малуша.
Хм… бисер перед свиньями, что называется…
– Разумеется.
– И вам за это платят?
Вопрос. Что называется не в бровь, а в глаз… Нет, мне за это ни фига не платят. Я училась всю свою сознательную жизнь и приобрела обширные теоретические знания, которые ни шиша не стоят даже в моём мире, не то, что в этом…
– Там в Лоо меня очень за это ценили, – ответила я уклончиво, не уточняя за что конкретно и кто именно.
– Ах, если бы мне научиться писать и читать! – Мечтательно вздохнула Малуша.
– То что?
Есть место, где привечают учёных? Здесь это в ходу? Я могу как-то проявить себя? Стать полезной? Возвеличиться?
– Меня бы позвал замуж подмастерье оружейника. А может и сам оружейник! Он как-то сказал, что в его дело не мешает грамоте подучиться.
Мои призрачные мечты едва взлетев с разгона разбились о каменный пол замка Тьери…
– Зачем же оружейнику грамота? – Безразлично спросила я.
– Чтобы писать и читать, – ответила Малуша. Железнобетонный аргумент.