Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 2. Колхоз
Елена Поддубская
1981 год. Герои, уже известные читателю по первой книге, – теперь студенты физкультурного института в Малаховке. Им предстоит поездка в колхоз. Там, в непростой обстановке, каждый раскрывается как личность. Анекдотические ситуации удачно подчёркивают остроту сюжета. Наметившиеся симпатии-антипатии развиваются и углубляются.Автор просит учесть, что все образы или судьбы героев вымышлены, а любые совпадения с реальными личностями случайны. Книга содержит нецензурную брань.
Конспекты на дорогах к пьедесталу
Книга 2. Колхоз
Елена Поддубская
Дизайнер обложки Мария Чернобровкина
© Елена Поддубская, 2023
© Мария Чернобровкина, дизайн обложки, 2023
ISBN 978-5-0059-8064-9 (т. 2)
ISBN 978-5-0059-8065-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть первая. Отъезд
«Вместе весело шагать по просторам
По просторам, по просторам.
И, конечно, припевать лучше хором,
Лучше хором, лучше хором».
(М. Л. Матусовский, советский поэт-песенник)
1
Ласковое сентябрьское солнце прыгало в окнах пригородной электрички.
– Томилино. Следующая станция – Малаховка, – женский голос сонно растягивал гласные. Небольшие деревянные домики, коровы, пасущиеся на лугах поймы реки, плотный занавес деревьев по краям оврага, в основном ели и берёзы, – всё это никак не говорило о близости шумной и запылённой Москвы. Всего лишь в пятнадцати километрах от ее ударного ритма природа неторопливо пробуждалась, протяжно кричала домашняя птица, лениво лаяли собаки, зазывно напоминали о себе молочники и зеленщики. Прорываясь сквозь туман низины, бледно-жёлтые всполохи лучей окрашивали красные кисти рябин. Люди в вагоне, едва поезд тронулся вновь и показались Красковская долина, а за ней кладбище, встрепенулись от дрёмы, загалдели, стали суетливо сбиваться к тамбурам.
На железнодорожной станции Малаховка поезд выдохнул из себя большую часть пассажиров, напоминающую толпу эвакуируемых. Толпясь на платформе у спуска в узкий тоннель, студенты МОГИФКа – московского областного института физкультуры, негрубо и негромко ругались. С большими рюкзаками, чемоданами, спортивными сумками они торопились на рейсовый автобус. Маленький пазик на привокзальной площади мгновенно словно разбух.
– Харэ! – коротко приказал водитель и захлопнул двери перед носом тех, кто не успел войти.
– Придётся ноги бить целый километр, – вздохнул высокий юноша, подтянув на плечах здоровенный рюкзак. Ногами он придерживал плетёную корзину больших размеров, укрытую белой тканью.
– Привет, Попинко! – услышал студент за спиной знакомый голос. Повернуть голову ему не удалось из-за рюкзака, а корпусу мешала корзина, отчего он смешно крутился, стараясь разглядеть, кто с ним говорит. – Ну и обмундирование у тебя, – перед глазами юноши появилась девушка в чёрном драповом полупальто, из разреза которого выбивался красный, в чёрную полоску, шарфик. На светло-русых кудрях симпатично сидел берет. В одной руке модница держала маленький жёсткий чемоданчик, в другой – увесистый целлофановый пакет.
– Привет, Кашина – ответил юноша сдержанно. С девушкой они не виделись с момента вступительных экзаменов в июле.
– Куда это ты, Андрюха, собрался с таким багажом? – указала она на корзину ножкой в кожаном полуботинке.
– Я-то – в колхоз. А ты, Ира, судя по наряду, точно на танцы, – Попинко вздохнул вслед отъехавшему автобусу и добавил: – Посмотрю я, как ты в таком одеянии промаешься до середины октября.
– Хм. Я и не собираюсь торчать в вашем колхозе шесть недель. Мой тренер обещал освободить меня от этой идиотской сельхозпрактики, – дёрнула она плечиком, методично осматривая поношенные джинсы юноши, его тёплую ветровку, выказывающую из горловины высокий ворот свитера, и старые кроссовки.
– Мечты, мечты, где ваша сладость, – он наклонился и взял корзину: до назначенного ректоратом сбора оставалось всего пятнадцать минут. Кашина, сморщившись от такого нафталинового тона, фыркнула и легко пошла впереди по выщербленному асфальту тротуара вдоль основной поселковой магистрали – улицы Шоссейной. Виляла бёдрами, девушка бросала фразы через плечо. Андрей всегда поражался этой женской способности и лишний раз усмехнулся. Ира оглянулась:
– Не веришь? Зря. Я недавно метр восемьдесят взяла. Мне до мастера теперь всего шесть сантиметров осталось. Какой тут колхоз?
Андрей, тоже высотник, поправил рукой свежую причёску и промолчал: Ира была права – порой для заветного рубежа порой достаточно и одного непреодолённого сантиметра.
Впереди и сзади шли такие же, как они, вчерашние школьники с весёлыми загорелыми после лета лицами, суетливые, бойкие. На их фоне старшекурсники, кто с беляшом, купленным на станции, кто с сигаретой, хотя последнее в спортивном вузе не приветствовалось, выделялись размеренностью шага и неторопливостью речи. Крупную девушку, шагавшую впереди, Кашина помнила по приёмной комиссии. «Кажется, её зовут Катя?». Ира вздохнула:
– И кто додумался построить институт так далеко от станции?
– Тот, кто строил тут свои поместья в восемнадцатом веке, не думал, что в девятнадцатом через посёлок проложат ветку Москва—Рязань с платформой Малаховка. И уже тем более не знал, что здесь будет наш МОГИФК. – Разогнувшись, насколько это позволял рюкзак, Андрей поглядел на дорогу и добавил: – Я читал, что тут раньше было поместье, жили купцы, богатые люди, в том числе писатель Телешов.
– Не знаю такого. В школе нам про него не рассказывали. И не очень-то заметно, что он был богатый: кругом одни коробки.
– Так ведь усадьбу Телешова снесли, а институт и общежитие построили в тридцатых годах, – ответил Андрей.
– В тридцатых? А-а. тогда ясно почему там везде плесенью воняет, – Ира сморщилась.
– Ну ты, Кашина, барыня! Тебе бы царицей родиться, – усмехнулся Попинко. На его замечание Ира вовсе не обиделась:
– Было бы неплохо. Чтобы не спотыкаться на этом, с позволения сказать, тротуаре. Что за беда: как только заканчивается Москва – всё, конец цивилизации: дорог нет, комфорта нет. И хорошо ещё, что сухо. Синоптики наврали, как обычно.
– Дождь будет, – уверил юноша, поглядев на небо. – Это вопрос одного дня. Сама знаешь, какая у нас осень – редко когда сентябрь начинается без дождя, – Андрей опустил корзину, чтобы передохнуть и поменять руку. Пропуская спешащих студентов, он улыбнулся.
– Ну, пошли, что ли? – потребовала Ира нетерпеливо, сложив губы трубочкой. – А то опоздаем.
– Да-да, – Попинко подхватил корзину и ускорил шаг. Ему тоже не терпелось увидеть свою новую группу.
Через несколько минут вдали замаячил кирпичный забор института.
2
Стас Добров бежал по песчаным дорожкам леса. Его длинные костлявые ноги то и дело подворачивались на какой-нибудь коряге или ветке. Светлая повязка на голове приподнимала курчавые смоляные волосы, удлиняя и без того библейский овал лица и не давая поту попадать в глаза. Поправив её, Стас сплюнул на бегу, утёр ярко-красный рот и в сотый раз пожалел, что поленился бежать к Малаховскому озеру. В соснах вовсю галдели птицы, шумели на лёгком ветру кроны деревьев, нет-нет да и проскакивали по веткам белки, а запах хвои, уже немолодой, насыщенной, готовой к зиме, был тут гуще, ощутимее, чем в смешанных пролесках вокруг озера. Но дорожки между деревьев проложили никак не для пробежек. Добежав до высоких железных ворот, Стас нажал на кнопку звонка. И тут же по селектору раздался насмешливый голос сожителя по даче Стальнова:
– Нет, нет, сердешный, нам молочка не надо. Ступайте себе с богом.
– Открывай уже! Клоун, – проворчал Стас. Как ни мечтал он о вечном лете, 1 сентября наступило. Воспоминания о предыдущих поездках на картошку совсем не радовали Доброва: холод, глубинка, бараки, грубая работа. Впрочем, так думал не один он: половина преподавателей института, ознакомившись с решением ректората о том, что в колхоз в этом году едут все курсы, а также весь преподавательский состав, понеслась оформлять больничные, отпуска без сохранения содержания и прочие документы. «Проскочить» удалось немногим, ибо парторг МОГИФКа Печёнкин решение об освобождении принимал лично по каждому случаю.
– Никаких больных мам и внуков-первоклассников не признаю, – отказал Владимир Ильич ректору по хозчасти Блинову. – У мам есть папы, а у детей – свои родители. Так что поедешь, Сергей Сергеевич, в колхоз, как все. Заодно поучишься управлению хозяйством на селе. Глядишь и пригодится.
Блинов, пожелтевший и похудевший из-за срочного ремонта труб в общежитии и главном учебном здании, вяло мямлил про сорванный отпуск и плохое самочувствие. Но всё было зря. Освобождение от сельхозработ получили только два преподавателя вуза: у одного был нестабильный диабет, у второго – онкология у супруги. Всем остальным приказали явиться в назначенный день с вещами. Учебный год в стране всегда начинался первого сентября, и традиция эта не менялась, даже, если «Первый день знаний» выпадал на воскресенье. В этом году он пришёлся на вторник.
Войдя в калитку, Добров прошёл к террасе перед домом. Стальнов сидел за миниатюрным железным столиком с витиеватыми ножками, на котором стоял чайник, в который, Стас это знал наверняка, Володя бросил листья чёрной смородины с кустов, что росли у забора. Проходя мимо, Добров наклонился к чайнику и потянул носом: