Молитвы человеческие

Больше Марфа не могла стоять. Опустилась на пенёк у ворот, да так и осталась.

Ей открыли, завели внутрь, а потом она ощутила руки на своём лице и мягкие губы:

– Мамуня, родная, прости ты меня, грешную, прости. Я тебе написать хотела, да только ты грамоте не знаешь, как прочтёшь?

Марфа едва не плакала:

– Я ж тебя повсюду искала, соседи сказали, что с хахалем ты убежала. Вот и думала…

– Что думала? Неужели поверила им?

– Нет. И да…

Дочь отвела её в келью, всё рассказала: и как задумала уйти в монастырь, и как уверена была, что мать не отпустит. А потому ушла молчком и тайком.

– Прости меня, мама.

– Марьюшка, – вспомнила вдруг Марфа, – а ты не знаешь, где это я была нынешней ночью?

Марфа спрашивала осторожно, боясь показаться странной. Но дочь вдруг сказала:

– Да знаю, конечно. Мужик тебя чуть не взял.

– Ах! Да как же ты узнала? И почему светом стояла?

– А кто б тебя защитил? Я услыхала, как ты кричишь, на помощь зовешь, и стала молиться. Потом вижу – в избе ты, не можешь выйти. Вот я и прикрыла тебя от того мужика.

– Доченька ты моя…

Осмотрела Марфа келью, да поела, да вдосталь наплакалась. А как вечер настал, вдруг поняла, что должна сделать. Стала перед дочерью и прощения попросила.

– Мама, ты меня здесь оставь, не забирай. Знаешь ведь из Евангелия, что есть Марфино служение, а есть – Мариино. А я истину хочу знать, что в Боге заложена. Дерзость, ты скажешь? Нет, просто любовь…

Три дня погостила Марфа, ходила по монастырю, – он маленьким оказался, – помогала на кухне. А потом обняла дочь и говорит:

– Радость ты моя светлая, ты себя нашла, так здесь и оставайся. Не стану перечить. Богу служи, других береги. А как я в дорогу пущусь – смотри на меня своими глазами да в беду не давай.

Низко раскланялись друг перед другом – и попрощались.

Шла Марфа домой другою дорогой, с другим сердцем. Шла и думала: «Вот оно как. Дочку свою и не знала, осудила раньше времени, а она у меня – монахиней будет, молиться станет за весь род. Пусть так. И соседи слова дурного не скажут».

Сладко было матери, сладко возвращаться.

Улыбка Ангела

– Мама, кто это? – спросила девочка и оглянулась.

Мать остановилась.

– Где, Верочка?

– Вот…

Мать не понимала, куда смотрит дочь. На дьякона, который убирал купель после крещения? Или на священника, уходившего в эту минуту в алтарь? Но нет, взгляд дочери был обращён куда-то в пространство, чуть выше, словно она видела нечто такое, чего не видят другие.

Мать растерянно оглядела церковь. Ох, уж эта Верочка! Фантазёрка!.. И потянула ручку дочери. А Верочка вдруг улыбнулась, и её нежное личико приняло выражение мурлыкающего котёнка, которого погладили по шёрстке. Вслед за тем она согласно кивнула головой. Когда же, наконец, девочка перевела взгляд на мать, в глубине её зрачков таилась тайна.

Но разве родители могут понять все тайны детей? Мать ещё раз обвела взглядом иконы и повела дочь из храма.

Ангел тепло улыбнулся. В его практике встречалось не много случаев, когда новокрещёный ребёнок тут же начинал видеть его. Эта пятилетняя девочка оказалась счастливым исключением. Но он знал, что если она тут же начнёт рассказывать об этом взрослым, то её маленькая жизнь превратится в ад. А потому он поднёс палец к губам и тихо шепнул:

– Это – тайна! Твоя и моя! – и мягким крылом погладил её по щеке.

Девочка уходила. Она всё поняла и больше не оглядывалась. «Иногда дети очень мудры», – подумал Ангел и ещё раз по себя, нараспев, произнёс: «В-е-р-а. Чудесное имя!»

…Ночной воздух, сырой и свежий, вползал в распахнутое окно. Ангел сложил великолепные крылья и присел на краешек кровати.

– Почему ты не спишь? – спросил он Верочку и посмотрел ласково-ласково.

– Не знаю, – со вздохом ответила та и, как большая, добавила: – Не спится.

– Я расскажу тебе историю.

Она тут же приподнялась на локте. Сказка была длинной, и девочка не дослушала: уснула. Ангел долго сидел рядом, бесшумно, не видимый никому. Он молился о благополучии малышки, о том, чтобы душа её осталась чиста, и чтобы никакое зло не коснулось её детства.

Прошли годы. Тихие, спокойные годы. Девочка подрастала, ходила с матерью в храм, а если иногда забывала, что завтра – воскресенье, Ангел тихонько напоминал ей: «Верочка, не забудь…» И она спохватывалась, брала молитвослов и начинала готовиться. Со временем она поняла, что Ангела никто, кроме неё, не видит, и что это – не просто тайна, но особый дар. Однако она не гордилась, просто жила с этим так, как художники живут с умением рисовать, а талантливые певцы – со своими изумительными голосами. Ангел всегда был рядом: помогал, наставлял, заботился. Утешал, если слезы уже собирались скатиться с ресниц, а когда наваливались особые трудности, молился вместе с ней.

Достигнув шестнадцати лет, Вера стала думать о том, чтобы уехать из маленького посёлка, в котором прошло её детство. Большой город звал и манил её. Но Ангел сказал: «Верочка, ты будешь несчастна там, где бушует поток человеческих страстей и где ты быстро, очень быстро потеряешь меня, просто не сможешь видеть. Тебе предстоит перенести много бед». Она задумалась – и осталась. Устроилась работать в столовую, через год-два научилась отлично готовить, а спустя ещё несколько лет уже заведовала и кухней, и хранилищем, и небольшим коллективом.

«Человеку не нужен весь мир, чтобы стать счастливым. Иногда достаточно скромного уголка», – говорил Ангел, когда она готовилась ко сну в своей комнате. Верочка немножко вздыхала: всё же хотелось попутешествовать! Но соглашалась, потому что давно поняла: её мудрый наставник всегда знает, что для неё лучше.

Иногда она перечила ему, – бывало и такое! – и тогда сильно падала, ушибалась и очень сожалела.

А потом Верочка влюбилась, да так сильно, что ничего не хотела слушать: ни уговоров, ни предупреждений, что жизнь будет нелёгкой, а несчастья последуют одно за другим. Да не только Ангел, но и мать, с её житейским опытом, говорила то же самое. Но разве слушают влюблённые голоса рассудка?!

Оставалось несколько недель до свадьбы, когда Ангел попросил: «Дай мне месяц, всего только месяц, и я спасу тебя. Не спеши с венчанием!»

Дрогнуло сердце девушки, испугалось оно, и замедлила Вера со свадьбой. Жених рассердился, разгневался. Но согласился ждать. Дни шли за днями. Верочка утешала себя, успокаивала, что всё образуется, а в душе – сомнения: что чувствует Ангел? О чём страшном предупреждает? Однажды под вечер зашла в церковь, стала за колонной и молится тихонько. Вдруг видит своего Ангела, молча стоящего у алтаря: взор потуплен, крылья опущены. О чём просил он Всевышнего? Не о ней ли возносил молитву? Стыдно стало Верочке, поняла, что драгоценного друга непослушанием предаёт. Но только как с сердцем сладить?

Три дня до свадьбы, уже и платье готово, и гости приглашены, и батюшка согласился венчать. Смотрит поздно вечером Верочка: стоит её Ангел в углу комнаты и тихо зовёт: «Идём!» Привёл в общежитие, где избранник жил; не стучась, заходит Верочка в комнату. А там – мальчишник был, грязно, гадко, накурено. Лежит полуголый мужчина, рядом – девицы разукрашенные, все спят. Ударило в сердце Верочке, молча вышла, молча пошла домой. Сложила платье свадебное аккуратно, убрала подальше в шкаф. Не вынесла её чистая душа виденного, поняла, что не случайность это, а то, чего замечать не хотела, на что так старательно закрывала глаза. И всё. Хватило сил, как ни просил жених прощения, отрезала, не встречалась, не говорила. А скоро и душа успокоилась: поняла, какой страшной опасности избежала. Жить с грязным человеком – это хуже всякой кары.

Прошёл ещё год. Приехал в их посёлок немолодой отставной военный, лет на двадцать старше Верочки. Встретила она его в столовой раз, два. А Ангел вдруг и говорит: «Девочка моя, я тебе мужа будущего показать хочу. Выйдешь за него – всю жизнь счастлива будешь». И показывает на военного. Зарделась Верочка: «Он же старый!» Улыбнулся Ангел доброй улыбкой: «Учил я тебя, учил… Не на тело смотреть надо, на душу!» – «Хорошо, присмотрюсь».

Месяц прошёл – присматривается Верочка. А военный тем временем отцовский дом ремонтирует, да так красиво у него получается – загляденье! В столовую захаживает: недосуг ему готовить. Верочка как завидит его, прячется, боится. А сама тихонько из-за уголка рассматривает. Взгляд у человека добрый, не суровый, хотя и строгая выправка. Всегда сдержан, вежлив, поблагодарит, посуду свою на стойку поставит, аккуратный. Уже не прячется Верочка, напротив, думает: как же им познакомиться? А Ангел не торопит: «Я всё устрою».

Прошло ещё время. Собралась как-то Верочка по делам в город, стоит на остановке, ждёт автобуса. Подъезжает этот человек, дверцу машины открывает: «Вера Андреевна, садитесь, вы же в город?» Смутилась она: «Откуда вы знаете, как меня зовут?» А Вере Андреевне – двадцать три года всего. «Слышал, как вас подчинённые называют». Села Верочка, а он улыбается так молодо-молодо: «Меня Андреем величают, как отца вашего». – «А по отчеству?» Тот смеётся: «Это вы у нас хозяйка, а я – человек простой». Пока ехали, познакомились, поговорили. Видит Верочка – совсем не страшный человек, напротив: умный, глубокий, сильный. И – верующий. Правда, говорит, что недавно к вере пришёл, но тут уж Верочка знает, что многие из тех, кто в зрелом возрасте в церковь приходят, самые настоящие и уже не колеблются. Понравился ей человек. Домой приехала вся радостная, ждёт не дождётся Ангела, чтобы поговорить. А он тут, стоит в углу комнаты, тихо улыбается: «Видишь, как хорошо всё складывается…»

Ещё неделя-другая прошла. Как-то раз подходит Верочка к дому, видит: машина стоит, и Андрей внутри ждёт. Вышел, поздоровался, видно, что нервничает. А потом говорит: «Не могли бы вы меня с мамой познакомить?» Верочка удивилась, но отвечает: «Конечно». Идут в дом. Мать гостя увидела – и всё поняла, да только сама Верочка ещё никак не разберёт, что к чему. А Андрей, недолго думая, достаёт кольцо и говорит: «Я пришёл просить руки вашей дочери». По-военному так, прямо. Верочка села и думает: «Как он догадался, что я за него замуж хочу? Почему не испугался, что откажу?» А он оборачивается – и к ней: «Простите меня, Вера Андреевна, я человек прямой, понравились вы мне очень». Мать улыбается, начинает стол к чаю накрывать, вышла деликатно из комнаты. Вера и говорит: «Вы же меня совсем не знаете». – «Знаю, – отвечает, – и лицо ваше видел, и голос слышал, и то, как вы смеётесь, и как работаете: очень хорошо знаю!» Наклонила Верочка голову: «Ну, давайте чай пить».