Танец фавна

Слух на фальшивые ноты

Переходя через мост на правый берег Сены, Ленуар думал о том, как сообщит о предстоящем сотрудничестве Николь Деспрэ. Это будет истинный дуэт французской полиции и журналистики. Так он все ей сможет рассказать об убийстве, и не придется больше увиливать и кривить душой перед близким человеком. При воспоминании о том, как они вчера расстались, Ленуар почувствовал укол совести и решил, что сейчас же отправится в редакцию Le Petit Parisien вызволять Николь из лап всемогущей прессы.

Однако так далеко идти не пришлось. Шляпу с рыжим пером сыщик заметил еще с набережной Сены. Оно трепетало на майском ветерке, словно тренируясь, как будет щекотать нервы агенту Безопасности. Что Николь делает у театра «Шатле»?!

Ленуар твердо зашагал в ее сторону, когда заметил, что она не одна. Рядом стоял рослый парень в униформе сторожа. Он важно о чем-то вещал, в то время как Николь быстро записывала его слова в книжке.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Ленуар.

– Так, значит, вы сказали, что Чумаков пришел в театр в районе пяти? – Николь говорила так, словно не замечала присутствия сыщика, и явно обращалась к сторожу.

– Да, я его пропустил, – ответил сторож, приподнимая свою кепку с козырьком, чтобы поприветствовать Ленуара.

– Вы уже видели этого танцовщика в театре раньше? Почему вы его пропустили? – продолжала спрашивать Николь.

– Видел ли я его? – замешкался сторож. – Да они же все для меня, считай, на одно лицо. Он говорил по-французски с сильным русским акцентом. Думал, он с остальными танцовщиками. Пес попутал – пропустил.

– А что вы… – начала Николь, но Ленуар ее перебил:

– Вы заметили, что артист был пьян?

– Пьян? У него блестели глаза, прямо как ночью у борова, – ответил сторож. – Но он же русский. Они часто под мухой ходят, даже в такую жару. А если не пьют, то все равно глаза вот так горят. Может, он и был выпивши, а может, идеей какой заразился…

Лицо Николь стало покрываться пятнами.

– Вам следовало быть повнимательнее, мсье, – сказала она. – Не все русские пьют…

– Спасибо, если у нас еще будут вопросы, мы к вам обратимся, Франк. – Ленуар взял Николь за руку и повел за собой в театр.

– Что?.. Откуда ты знаешь его имя? – спросила девушка.

– Я с ним вчера говорил. А ты что здесь делаешь?

– Свою работу, мсье. – От этого «мсье» Ленуар отпустил локоть Николь. – Ты читал сегодня Le Figaro? Меня отправили собирать сведения для новой статьи.

– И когда ты собиралась мне об этом рассказать? – спросил Ленуар.

– А почему ты так и не пришел ко мне после вчерашнего спектакля?

– Но ведь ты сама ушла! Я думал, что ты не хочешь ждать меня из-за работы. Кроме того, было уже поздно. – Ленуару стало казаться, что он никогда не поймет женскую логику. Вернее, когда она применялась в отношении третьих лиц, все выглядело очевидным. А когда дело касалось его самого, он вечно интерпретировал все происходящие события с мужской точки зрения, забывая о том, что в амурных делах он никакое не исключение из правил.

– Это еще не значит, что я не прождала тебя полночи дома, Ленуар, – Николь встряхнула головой и сама взяла Ленуара под руку. – Так что там с убийством русского танцовщика?

Все – таки профессиональное любопытство взяло над Николь верх. Обычно подобные вопросы Ленуара раздражали, но в этот момент возможность найти общую тему для разговора показалась сыщику спасительной.

– Сначала пообещай мне, что не напишешь об этом в Le Petit Parisien. Иначе тебе придется попрощаться с карьерой журналистки.

– Но если я ничего не напишу, то мне не с чем будет прощаться, Габриэль, потому что карьеру я так никогда и не сделаю! – выдохнула Николь.

Ее переход с официального «мсье» на конфиденциальное «Габриэль» ласкал сыщику ухо.

– Парижская префектура полиции в моем лице ангажирует тебя своим переводчиком, Николь. Скоро сведений у тебя будет достаточно, чтобы писать сразу в две газеты. Только пиши то, что я разрешу. Согласна?

Николь посмотрела на Ленуара, прикусила губу, но кивнула.

– Хорошо. Начнем с того, что артист балета Григорий Чумаков по кличке Чума заявился вчера в «Шатле» действительно под мухой… – начал рассказывать Ленуар.

– Я не буду этого писать! – перебила его Николь. – Как только речь заходит о русских, вечно эти штампы…

– Конечно, не будешь, потому что я тебе этого не разрешу, – парировал сыщик и прижал Николь поближе. Затем они вошли в театр, Ленуар пересказал ей основные известные ему факты, связанные с убийством Чумакова, и добавил: – А теперь как официальный переводчик парижской префектуры просвети меня, что значит по-русски tyotka?

– «Тетка»? – переспросила Николь. – «Тетка» – это сестра отца или матери. А в простонародье так называют женщин.

– Это как baba и mujik? – уточнил Ленуар, отчаянно пытаясь воскресить свои рудиментарные познания в русском, почерпнутые из газет.

– Ну, «баба» – это не совсем «тетка»… – смутилась Николь. В конце концов, она тоже родилась не в Российской империи, чтобы разбираться во всех языковых нюансах.

В театре «Шатле» об убийстве Чумакова не знали, пожалуй, только гении, украшающие плафон театра. Отсутствие Дягилева, Фокина и Нижинского усугубляло общее напряжение. Танцовщики бегали по сцене, как куропатки, осматривали реквизит и рассуждали, где лучше встать во время «Синего бога», чтобы цвет их костюмов гармонировал с цветом декораций. Реквизиторы поднимались на галерку и давали указания осветителям, чтобы те наладили положение ламп. Пахло потом, пылью и пудрой.

Вся эта неразбериха проходила под звуки отдельных тактов музыки. Дирижер явно очень нервничал. Ленуар поймал себя на мысли, что на его месте в окружении стольких русских тоже начал бы нервничать.

Одни актеры волновались по любому поводу. Сетовали, что нет Бакста. Он бы помог наложить грим. Закрывали уши всякий раз, когда дирижер задавал неправильный темп: «Эй, это вам не Ган и Дебюсси, это Игорь Стравинский, здесь совсем другой ритм!»

Другие проверяли сценический рисунок, раздражая этим еще больше артистов первой категории. «Все будет хорошо, – говорили они. – Только не забудьте перед выходом на сцену перекреститься».

В отсутствие Фокина танцовщики, участвующие в балете «Дафнис и Хлоя», толпились на сцене и что-то обсуждали. На Ленуара и Николь никто и не думал обращать внимание.

Тогда Ленуар вышел на сцену и громко постучал тростью о пол, как Дягилев. Все артисты посмотрели на доски, по которым стучал незнакомый им француз, и замолчали. Один из танцовщиков вышел вперед и сказал что-то Ленуару, показывая рукой на его трость.

– Он просит не ломать сцену: любая щель или неровность могут помешать артистам исполнить танец, – перевела Николь.

– Тогда пусть успокоятся и ответят на мои вопросы, – поклонился труппе Ленуар. – Переведи им, кто я и зачем сюда пришел. Скажи, что Фокина сегодня не будет.

– Дорогие артисты! – начала переводить Николь. – Господин Фокин сегодня не сможет присутствовать на репетиции.

Труппа снова оживилась, все зашептались.

– Ты сказала им, кто я? – спросил Ленуар.

Николь повысила голос и представила сыщика:

– Господин Габриэль Ленуар из Охранного отделения.

Все снова притихли.

– Что ты им сказала? – спросил Ленуар.

– Я тебя представила, – ответила Николь и продолжила свою речь: – Он здесь по указу французского начальника полиции, чтобы помочь разобраться в том, кто убил Григория Чумакова.