Путь Святозара. Том первый

– Скажи, Инорок, что здесь происходит? – вопросил Керк и обвел пустой и тихий лес рукой. – Почему эта часть леса такая безжизненная?

– О Керк, внук Богомудра, в этой части леса вот уже много лет как поселилось страшное чудище, его зовут Клыкастый Кабадос. Он съел всех зверей и птиц, высосал все родники и ручьи, посему здесь нет живых существ, и не звенит вода. А так как он создан нечистым духом, то мне не подчиняется и творит злодейства, – вздохнув, ответил Инорок и внимательно посмотрел на сына правителя своими прекрасными и умными глазами.

– Чем я могу помочь вам Инорок? – смело глянув в темно-синие глаза отца всех зверей, спросил юноша. – Что могу сделать, чтобы спасти лес и живых существ?

– Если ты встретишь его на своем пути, а ты обязательно его повстречаешь, потому как он никого не выпускает живым из леса, убей его, – ответил Инорок, и по его белоснежной шерсти пробежала малая рябь.

Керк, узрев ту рябь, верно вызванную напряжением, коим было объято тело Инорока, не колеблясь ни мгновения, звонко молвил:

– Хорошо, царь зверей, да будет так, как ты сказал. Если я встречу Кабадоса, я его убью, но как мне понять, что это Кабадос?

– О, Керк, внук Богомудра, верь мне, ты узнаешь Кабадоса, потому как лишь один он бродит в этом лесу и так страшен, что нельзя сказать на кого из живых существ, похож. Если ты выполнишь мою просьбу, я буду благодарен тебе вечно…. вечно, – добавил отец всех зверей и снова тряхнул своей головой так, что на этот раз не только заколыхалась его грива, но и на рогах лучисто блеснули белые жемчужинки-крапинки.

– Инорок, сама встреча с тобой – удача. И если мне удастся выполнить твою просьбу, то я буду этим очень горд. Однако я слышал от людей, что ты, Инорок, являешься владыкой лесных ручьев, ключей и родников, так ли это? – все еще сжигаемый жаждой, поинтересовался Керк.

– Да, это так. Я берегу лесную воду и делаю ее чистой, – разъяснил царь зверей и птиц.

– О, гордый Инорок, прошу тебя тогда, напои меня, если это возможно, так как меня сильно мучает жажда, – едва склонив голову, попросил сын правителя.

– Хорошо, Керк, внук Богомудра. Да будет тебе вода, – в то же мгновение Инорок переступил с ноги на ногу, под его белой шкурой заиграли мускулы, встрепенулась там точно каждая жилка. Затем он стукнул своим лошадиным копытом по тропинке бойко и гулко, и та тотчас разломилась надвое, а из образовавшейся расщелины вверх выбилась прозрачная струя воды. Струя подлетела ввысь на малеша и также стремительно впала на тропу да побежала жарко перебирая хрустально-голубоватыми каплями водицы. – Пей скорее, Керк, – дополнил свою речь Инорок, – оно как стоит только услышать Кабадосу, напевы прекрасной и чистой воды, в тот же миг он явится сюда, чтобы уничтожить ее.

Впрочем, сына правителя не пришлось просить дважды. Сжигаемый жаждой он присел на корточки подле ключа и жадно стал пить воду, набирая ее в ладони. Вдоволь напившись, юноша испрямился, чтобы поблагодарить Инорока, но того как оказалось уже и след простыл, будто и вовсе не было. Керк еще раз огляделся, обозревая вновь замерший, притихший бор и медленно переступив через журчащий родничок, пошел по торенке дальше, с удвоенным вниманием прислушиваясь к звукам леса.

Как и предупреждал отец всех зверей, Кабадос не замедлил появиться. Из ближайших деревьев, ломая ветки, страшно рыча и пуская пар из ноздрей, на тропу вышло чудище. Оно было гигантом, в холке достигая сажени в высоту, кабанообразное, безволосое, покрытое панцирем, который надежно защищал голову и тело. Ко всему прочему Кабадос был вооружен, направленными вперед, клыками, на вытянутой морде находились крошечные уши и глаза с мутным взглядом. Чудище остановилось на тропе и стало рыть землю лосиными копытами. Керк немедля понял, что сейчас произойдет нападение, потому торопливо скинул с себя плащ и заплечный мешок, вытащил меч и, сняв ножны, откинул их в сторону. Магический меч ДажьБога в бою был почти невесом, когда юноша взял его в руку, то ощутил, что он будто врос в нее. Кабадос еще морг медлил, пуская дым из ноздрей да откидывая копытом в сторону пласты земли, а затем приклонив вниз голову неожиданно бросился на Керка стараясь подцепить его на свои клыки. Сын правителя ожидающий того движения, проворно увернувшись, взмахнул мечом и ударил чудище вертикально по голове. Меч взвизгнул и отскочил от головы зверя, как от камня, панцирь крепко защищал своего хозяина. Кабадос наскоком развернулся, вздел голову вверх и вновь повторил нападение, а Керк отскочив вправо, нанес очередной мощный удар, тока уже по телу чудовища. Да только клинок, также как и раньше, отскочил от тела зверя, словно от камня, потому что и там он был защищен крепким панцирем.

Юноша растерялся лишь на мгновение, и того оказалось достаточным, чтобы ринувшийся на него Кабадос прошелся своим клыком по его левому плечу. В самый последний момент Керк слегка отклонился вправо, упав на землю, но тут же резко вскочил, ощутив при том острую боль в руке. Керк глянул на плечо и увидел разорванный кафтан и струящуюся кровь. А чудовище уже сызнова повернулось, и, остановившись, тяжело задышав, выпустило густовато-серые клубы пара из ноздрей, да порывчато и мощно несколько раз вдарило копытом в землю, подзадоривая себя тем. Еще миг Кабадос не двигался, а потом лихорадочно прыгнул вперед начав новую атаку да снова опустив голову к земле. Керк, превозмогая боль, схватил обеими руками меч и, не отрывая ступни ног от земли, чтобы не потерять равновесие, нанес страшной силы колющий удар в глаз приблизившемуся вплотную к нему чудовищу. Меч вонзился в глаз, и глубоко ушел внутрь черепа, поражая мозг чудища. Кабадос истошно взвыл, его передние ноги подогнулись в коленях, задняя часть на чуток подлетела вверх, оторвавшись от поверхности землицы. Зверь тягостно вздрогнул, и точно въехав клыками в тропу, повалился на правый бок. Керк же отскочил в сторону, наблюдая предсмертную агонию чудовища, а когда трепыхания тела Кабадоса прекратилось, подступил к чудищу вплотную и упершись подошвой сапога в его покатую голову, зараз вырвал изнутрей вытекшего глаза свой меч. Юноша обтер меч о землю, подобрал ножны, заплечный мешок, накинул на плечи плащ, и, постояв немного около мертвого Кабадоса, окончательно убедившись, что тот не встанет, двинулся вперед.

И стоило Керку отойти от туши зверя, как, дотоль вроде притихший, сызнова заморосил дождь. Плечо, кажется, заболело еще сильнее, и постепенно острая боль в нем сменилась на ноющую, сын правителя торопливо засунул руку под плащ и лоскутами порванного кафтана зажал рану. Идя по тропе, и оглядывая лес, он искал траву–покрыш. Эта трава использовалась в магических целях, и обладала могущественными свойствами – останавливать кровотечения. Такая трава в основном росла в хвойных местах, тонкими стебельками стлалась она по земле, чуть зримыми паутинками хватаясь за веточки, хвоинки аль стволы поваленных деревьев. Но сейчас, как назло, ее нигде не было видно. Кровь текла сильно, и уже вся рубаха и кафтан пропитались ею. Керк терял силы и чувствовал слабость, но не останавливал ход, в надежде все, же разыскать траву.

Вдруг над головой сына правителя пролетела сорока, едва не задев крылом волосы и обдав их порывистым дуновением. Птица свершила малый круг, точно привлекая к себе внимание, а после уселась на ветку ближайшего дерева. Юноша немедля остановился и выззарился на птицу, каковая что-то держала в клюве. Спешно приблизившись к дереву, Керк протянул к сороке руку и из ее резко раскрывшегося клюва прямо на ладонь выпала трава – покрыш. «Это Инорок послал сороку с магической травой», – догадался Керк.

– Спасибо, – поблагодарил он сороку и ее владыку Инорока, а птица, глянув на юношу черными бусинками глаз, крутанула хвостом, застрекотала и улетела прочь.

Керк сей миг положил траву в рот и стал ее пережевывать, творя из нее и своей слюны нечто жидкого студня. Сладковатая на вкус трава между тем была весьма крепкая, словно стебель ее был древовидным. Пройдя еще немного в поисках привала, юноша придержал свою поступь подле поваленного дерева, что одним своим краем опирался на тропу и усевшись на него, наскоро снял с себя плащ, кафтан, рубаху. Пристроив снятую одежу сверху на ствол, внимательно оглядел плечо. Оказывается, Кабадос вскользь задел руку, не только сняв верхний слой кожи, но и слегка задев таившуюся под ней плоть, потому– то кровь текла сильно, а рана смотрелась весьма глубокой. Сын правителя сплюнул пережеванную траву в ладонь, приложил к ране, закрыл глаза и зашептал заговор: «Как от бел-горюч камня из-под камня камней Алатырь-камня, да по всей Мать Сыра Земле побегут воды светлые, воды чистые, воды живительные. Подымусь поутру, по утренней Заре, когда выкатит Хорс – красно солнышко из-под синего неба. Поклонюсь я в пояс Богу Солнца, поклонюсь я в пояс Мать-Сыра-Земле, поклонюсь я Алатырь–камню. Дай ты мне, отец всех камней Алатырь–камень, живой воды. Дай ты мне, Мать–Сыра–Земля, да сырой земли. Дай ты мне, Хорс–красно солнышко, да света светлого да лика ясного. Да умою теми водами рану свою. Да утру сырой землей раны свои. Да окачу светом светлым да ликом ясным раны свои. И спадет тотчас и боль, и невзгода, и жар, и ломота. И кровь остановится, и рана затянется. Заговариваю я сим твердым моим заговором раны свои. И мой заговор крепок, как сам камень–Алатырь. И слово мое верно!» Произнес Керк последнее слово и почувствовал, как кровь перестала сочиться через пальцы, а на месте раны образовался большой рубец. Однако боль из плеча до конца не ушла может, потому что сын правителя ослабел от потери крови, оттого и заговор удался не в полную силу. Поменяв порванную рубаху на чистую, Керк протянул руку, и, расставив широко пальцы над поверхностью кафтана, принялся говорить присуху: « О, всесильный Бог Семаргл – бог огня, посредник между людьми и богами. Сотки огнем своим светлым сей кафтан, соедини разрывы и дыры. И пусть вспыхнет огонь и, погаснув, возвратит этой вещи былой ее вид. Именем Сварога повелевай!» В тоже мгновение из ладони на кафтан упала махунечкая такая рыжая искра. Она притулилась на разрыв ткани и внезапно вспыхнула ярким лепестком пламени, принявшись выбрасывать вверх и в стороны крошечные брызги света, которые попадая на кафтан шипели, словно охлажденные водой да резво гасли. И на том месте, где они потухали, стала показываться ткань кафтана целая и чистая от крови. Еще мгновение и поник сам лепесток пламени, показав исправленную и словно заштопанную вещь. Довольный проделанной работой Керк, оделся да двинулся дальше.

Вскоре хвойный лес начал редеть. Сын правителя миновал последние ряды невысоких сосенок и увидел перед собой широкую низину, покрытую сплошным ковром мхов, да с раскиданными меж тех зелено-бурых кочкарников окошками воды. Среди мха порой зрились кустарники: багульник, подбел и травы, в основном росянки. Кое-где торчали одинокие сосны: низкие, тонкие, искривленные. Керк остановился, посмотрел настоль непривлекательный вид окрестности, и глубоко вздохнул. Он думал, что на сегодня приключений было достаточно, но тропа уводила его в болота, а, значит, придется пройти сквозь них, обогнуть трясину не удастся. Юноша постоял немного, будто чтой-то обдумывая, да прошептав «Во славу великого ДажьБога!» подошел к дереву, вырубил длинную, толстую палку – посох, и уже после этого направился по извилистой торенке вглубь болот.

Теперь он шел, не торопясь, постоянно ощупывая посохом дорогу и ступая осторожно, чтобы не уйти под воду. Тропа большей частью не выбирала пути, и каждый шаг нужно было делать обдуманно. Кое-где Керк перепрыгивал с кочки на кочку, но большей частью шел по колено в воде. Сапоги полные воды стали тяжелы и идти в них было неудобно. Частенько ему приходилось садиться на ближайшую кочку, выливать воду из сапогов, обуваться и сызнова продолжать свой путь. Верно он прошел уже достаточно много, потому как солнце приблизилось к вечеру, да тока конца трясины покуда не зрилось. Очередной раз перепрыгивая с кочкары на кочкару Керк поскользнулся и съехав по мху вниз, тяжело покачнулся, да плюхнувшись спиной на воду, ушел в окошко с головой. Однако стоило лишь воде сомкнуться над ним, как он торопливо вынырнув, поплыл к небольшому островку. Взобравшись на него, юноша почувствовал себя совершенно мокрым. Вода текла с волос, с одежи, он струилась из мешка. Слегка отдышавшись сын правителя принялся разуваться, а снявши сапоги, вылил из них воду. И в этот момент он услышал дивный женский голос.

Голос запел восхитительную песню. Божественная мелодия летела сквозь неприглядные болотные просторы, как птица, неся на себе тепло и свет. Услышав песню, Керк сразу почувствовал легкость и радость, забыв о своих невзгодах. Обернувшись в поисках певуна, он увидел не далеко на кочке красивую, стройную, молодую девушку. Девушка была голая, полногрудая, с кожей тела отливающей болотным цветом, с длинными, распущенными, зелеными волосами и большими зелеными глазами. Вместо ног у девушки был рыбий хвост. «Купалка!» – догадался сын правителя, и поспешно натянув сапоги, поднялся, чтобы шагать дальше. Юноша знал, что песни купалок обладают магической силой и могут свести с ума смертного. Керк слышал, что купалки – это жены болотника, встреча с которым могла быть последней в его жизни. Торопливо он подступил к краю островка и прощупал дно посохом. Сызнова надо было идти по воде, оно как посох значительно ушел вглубь трясины. Да только не успел Керк сделать и шага, как из воды вынырнула купалка и, пристально глядя ему в лицо своими глубокими, словно речное дно глазами, обхватила его ноги руками и резко дернула в окошко. Юноша порывчато покачнулся, но смог устоять, успев воткнуть посох в кочкару, а высвободившись из объятий купалки, отскочил назад. Купалка исчезла в воде, но в тот, же миг сын правителя услышал всплеск воды сзади. Он обернулся и узрел, а затем почувствовал, как купалка обхватила его левую ногу обеими руками и весело смеясь, дернула на себя. Через мгновение из воды подле нее показалась другая купалка, такая же полногрудая, с распущенными зелеными волосами, она вцепилась в его правую ногу и так же яростно рванула на себя. Керк взмахнул, словно птица руками, да не устояв на ногах, плашмя упал в болото, гулко ударившись спиной о поверхность воды. Купалки немедля выпустили его ноги и, громко хохоча, вцепились в плечи. Сын правителя застонал от боли, когда длинные острые когти купалок разорвав ткань кафтана и рубахи, впились в него, и болотные русалки, увлекая за собой, потянули его на дно.

Изо всех сил пытаясь вырваться от духов, Керк отчаянно мотылял руками и ногами под водой. Лишь на морг его голова показалась над окошком. Юноша суматошно дохнул воздуха, и сразу же снова ушел под воду, так как сильные руки русалок рывком потянули его вниз. В самое последнее мгновение, находясь уже под водой, он вспомнил о подарке доброжила – заветном мешочке. И напрягая все оставшиеся силы, наново рванулся из цепких рук купалок, выскочив на поверхность, да зычно крикнул мешочку «Откройся именем Бога Велеса». А когда увеличившийся в десять раз мешочек раскрылся, Керк зачерпнул из него пригоршню сухой полынь–травы и бросил через левое плечо прямо в лицо купалки. Потом также спешно зачерпнул еще и швырнул через правое плечо в лицо другой купалки. Духи в испуге пронзительно взвизгнули и без задержу отпустили юношу, а сами стремительно нырнули под воду. Выбравшись на островок, тяжело дыша и утирая текущую с лица воду, сын правителя стал озираться по сторонам, прижимая к груди заветный мешочек. Впрочем, купалок более не зрилось, зато на том месте, где только, что он боролся с ними, появились махонистые круги расходящиеся в разные стороны .

Внезапно вода и вовсе забурлила, и прямо на огромной сучковатой, кривой коряге, поросшей черным мхом, из-под воды выехал болотник – владыка и правитель топких болот. Он был просто безобразен. Голый, обросший зеленой тиной и водорослями, с распухшим от воды животом и носом, с небольшими мутно-зелеными глазами да рыбьим хвостом. На голове у болотника сидела высокая бобровая, увитая переплетенными между собой корневищами трав, шапка. Лицо болотника выражало крайнюю степень сердитости. Он, молча, посмотрел на Керка и поправил свою слегка съехавшую на бок шапку. Сын правителя тревожно воззрившись на болотника попытался вспомнить хоть какой-нибудь оберег, но на ум вдруг пришел рассказ дяди Веселина о том, что водяные духи дюже любят белый хлеб, и если им его поднести, сразу становятся дружелюбными. Керк скинул свой заплечный мешок и заглянул в него в поисках хлеба. Оттого, что хлеб находился в воде, он немного размок, аккуратно собрав его остатки, юноша вынул руки из мешка, да встав на одно колено, протянул ладони к водяному Духу со словами:

– Великий правитель всех болот, прошу тебя, прими от меня в дар этот белый хлеб. Я принес его нарочно для тебя, но он упал в воду и чуток намок.

Увидев вожделенный хлеб в руках Керка, болотник задрожал всем телом и затряс своим распухшим зеленым носом от желания съесть его поскорей, да подплыв на своей коряге к островку, протянул грязно-зеленые вспухшие руки. Сын правителя неторопливо переложил хлеб из своих рук в ладони болотника, стараясь не обронить ни кусочка, и стал наблюдать, как дух жадно принялся поедать, уткнув свое лицо вглубь того месива, при этом чавкая и давясь. Съев предложенный дар, болотник наклонился к воде, и, зачерпнув ее правой ладонью, также жадно напился, и уже более миролюбиво глянув на Керка, сказал:

– Это хорошо, что ты мне хлеба принес. Потому что если бы ты мне его не принес, пришлось бы мне тебя хорошенько наказать за то, что ты моих жен – купалок обидел. Это ж надо полынь-травой их засыпать! – и засмеявшись, молвил. – Они теперь до весны от нее не отмоются.

– Да, я не желал им ничего плохого, – ровным голосом откликнулся Керк и утер рукой лицо, смахивая с него струи воды. – Просто хотел спасти свою жизнь, поэтому воспользовался травой. Прости меня, что принес тебе и твоим женам неприятности.

– А, да ничего, – посмеиваясь и довольно потирая распухший живот, добавил болотник. – Отмоются, им ведь не к спеху быть красивыми. Ха…ха…ха! – совсем развеселившись, произнес дух. – А скажи мне, отрок, зачем ты пришел в мои владения. Разве ты не знаешь, что сюда смертным ходу нет?

– Великий владыка болотник, я Керк – внук Богомудра пришел в Сумрачный лес к Старому Дубу, чтобы добыть себе древко, а на болото меня привела тропа. Видишь, вон она поблескивает и убегает вдаль? – откликнулся юноша и указал рукой на бледновато-переливающееся полотно тропки.

– А, так ты внук Богомудра?! Эхе…хе…хе! Значит, я вижу наследника страны Восуров! Ну что ж, Керк, наследник престола восурского, приветствую тебя в моих болотах! – и сказав это, болотник низко склонил голову, отчего закачался вправо-влево сучковатая коряга, на оной он восседал. – Дорога по моим болотам трудна и опасна. Близится ночь, а ты прошел только половину пути. За твой дар, что ты мне принес, я дам тебе совет – пройди по тропе до вон того дерева, – болотник направил вспухший, зеленоватый палец на виднеющееся вдали искалеченное деревцо. – И остановись на том островке на ночь, а утром продолжишь свой путь. Дальше дорога топкая и тяжелая, остановиться негде и такого уютного островка тебе не найти. Да, и можешь идти спокойно, мои купалки тебя не тронут больше. Счастливого пути, Керк – внук Богомудра! – и, раскланявшись, дух нежданно нырнул с коряги прямо вниз головой в воду. По поверхности окошка пошли широкие круги, а коряга слегка притонув, также резво выскочила на гладь воды и осталась плавать на ней.

– Благодарю тебя, владыка болот, за помощь, – выкрикнул Керк и поклонился тому месту, где теперь сиротливо плавала коряга.

Сын правителя сделал так, как посоветовал болотник. Он направился прямиком к искалеченной сосне, росшей на островке, который и впрямь был хорош для ночлега, потому что небольшим холмик возвышался над поверхностью трясины. Пометив сучковатой ветвью то место, где пролегала торенка, чтобы утром можно было без труда ее найти, юноша окружил островок на всякий случай невидимым щитом, и, сняв всю одежду, просушил ее заговором: «О, Бог Солнца Хорс, лучиясный, светлоокий, Бог тепла и света. Пролей силу солнечного твоего луча на эти вещи. Как у солнышка лучи ясные, так и вещи эти да станут сухими! Светло солнце наше. Светел день наш. Как бежит от лика солнечного вся тьма и мрак, так бежит от моих слов вся вода и грязь из этих вещей. Да будет слово мое верно и крепко!» и тотчас вещи засветились нежным желтоватым светом, а мгновение спустя уже и просохли. Раскрыв скатерть–самобранку, Керк быстро поел и сложил в заплечный мешок еду на завтра, решив с утра отправиться в путь пораньше, да уставший и обессиленный лег на сухой плащ, укрылся им и крепко уснул.

Глава одиннадцатая

Едва с утра забрезжил свет, Керк поднялся и отправился в путь. Шел третий день испытаний, и сын правителя понимал, что надо торопиться, оно как неизвестно сколь долог путь до Старого Дуба. Отдохнувший за ночь, полный сил и энергии, он быстро миновал оставшуюся часть болота, не встретив больше никаких неприятностей. Выйдя из трясины, юноша вновь вошел в лиственный лес, где вперемешку росли березы, дубы и липы, иногда встречались осины и рябины, обсыпанные ярко-красными ягодами, горящими на деревьях, словно драгоценные камни.

Сегодня день выдался теплым и ясным, ни одной тучи на небе, ласковое осеннее солнышко полюбовно согревало продрогшую от вчерашнего бусенца-дождя землю. Керк остановился на покатой небольшой поляне, окруженной со всех сторон лиственным лесом, просушил сапоги, перекусил, достав из мешка еду. Голубое, глубокое небо раскинулось над сыном правителя, по воздуху на своих длинных паутинках летали белые крошечные паучки, хрустела под ногами опавшая высохшая листва, упавшая в сухостои трав. Очарованный лесной красотой, юноша сидел и наслаждался покоем, выпавшим на его долю, и так не хотелось ему больше никуда идти.

«Век бы вот так сидел и смотрел на эти березки и осинки, – думал Керк. – Ах, береза, береза, краса нашей земли. Дядя Веселин рассказывал, что когда–то береза была молодой, красивой белолицей девой. Посватался к ней старый воевода. Отец девы боялся воеводу, и не смог отказать в его просьбе – согласился на брак. Дева долго просила отца не выдавать ее за нелюбимого, но отец был не приклонен. Тогда девица убежала в лес и, горько рыдая, упала в траву. Услышала рыдания девицы Мать-Сыра-Земля и, пожалев, обратила ее в белоствольную березу, а светлые волосы в зеленые гибкие веточки. С тех пор стоит береза и покачивает своими веточками, шелестит листочками, как будто оплакивает свою судьбу горькую. Наверно, поэтому береза – символ женщины, ее чистоты и красоты. Почитают ее девы, водят вокруг нее хороводы, поют песенки и просят себе в мужья молодых да ладных парней:

Ах, ты береза, береза!

Зелены твои косы.

Дай мне парня молодого,

Сильного, крепкого, удалого».

Пропел Керк песню и засмеялся: «Надо же, сколько может хранить в себе память человеческая». Ведь этот рассказ и эту песню он слышал от дядьки давно, и все ж запомнил. А вчера во время встречи с болотником как его выручило поверье о хлебе. Если бы не вспомнил вовремя он о том, что водяного духа можно ублажить белым хлебом, может и не пришлось ему сейчас сидеть на этой полянке и наслаждаться видом берез, может был бы он сейчас на болотном дне, утопил бы его злой болотник. Подумал сейчас Керк и о брате своем Эрихе: «Как он, что с ним? Смог ли справиться с боровым и преодолеть пущевика? А что если на его пути будет лежать это болото, сможет ли он противостоять купалкам и болотнику?» Подумал и мысленно пожелал ему удачи.

Однако, как говорится хорошенького понемножку, хватит рассиживаться, надобно уже подниматься и идти. Сын правителя собрал заплечный мешок, вскинул его на правое плечо, потому как левое после вчерашней битвы с Кабадосом продолжало болеть, несмотря на то, что с утра над ним еще раз прошептали заговор. По-видимому, клыки чудовища обладали какой-то магической силой, поэтому заговор не до конца излечил руку.

Керк вышел на тропу и, отодвинув рукой ветви березы, нависающие над дорогой, направился вперед. Идти было легко, торенка шла какое-то время прямо, а вскоре резко принялась изгибаться вправо. В лесу то здесь, то там раздавался резкий стук – это дятел долбил дерево в поисках еды. Сын правителя на малеша остановился и всмотрелся. Вот он красавец, черный как ворон, с красной «шапочкой» и крепким клювом на мгновение прекращает стук и извлекает насекомое из дерева. То там, то тут порхали маленькие синички и свиристели, не по-осеннему звонко перекликаясь меж собой. А вот на тропинку выскочил крупный заяц, уши у него длинные, мех серый с белыми пятнами, видно еще до конца не полинял. Не далеко от тропки на прогалинке паслись олени около пяти голов в основном самки с молодняком. Когда Керк проходил мимо, они подняли голову, с интересом оглядели его и принялись дальше кормиться. Сразу ясно, охотников в лесу не бывает, и потому звери совершенно не боятся человека.

Юноше, бойко ступающему по торенке, внезапно показалось, что она слишком круто взяла вправо. Создавалось ощущение, что Керк движется по кругу, оно как и солнце тоже перемещалось вместе с ним. Вначале солнце находилось справа, но постепенно смещаясь, оказалось слева. Пройдя еще немного вперед, тропа опять сделала поворот, повернуло и солнце. Теперь юноша шел в правильном направлении. Но что это? Вроде знакомая березка, нависающая над тропой, а дальше дятел с красной шапкой долбит дерево, а вот и знакомое стадо оленей снова подняло головы посмотреть, кто идет и опять крутой поворот вправо. А когда сын правителя в очередной раз отодвинул ветви березы с дороги, он уже не сомневался, что это злобный лешак – хозяин леса и зверей сбивает тропинку с пути и водит его по кругу.

Керк остановился и огляделся, но лешака нигде не было видно. По поверьям, лешак может менять свой рост, то сделаться вровень с деревьями, а то прикинется малой травинкой, попробуй, разгляди его тогда. Если бы он только показался, юноша смог бы его прогнать при помощи оберега винного жихаря, а так что делать? Сын правителя достал из ножен кинжал и, воткнув позади сапог, стал читать заговор, пытаясь разрушить чары лешака. Дочитав присуху, он увидел, как тропинка стремительно дернулась, выпрямилась да побежала вдаль. Керк было двинулся по ней, но приметил, что она сызнова затрепетала, вроде живого существа, подпрыгнула и провернула вправо.

Лешак главенствовал в этих мест, и его магия без сомнения была сильней. Керк стоял и обдумывал свои действия, перебивая в памяти все заговоры, которые выучил за последнее время. Надо непременно увидеть лешака, а, значит, необходимо, чтобы он принял свой истинный вид. Для этого была какая-то присуха, она даже крутилась на языке, но вспомнить ее никак не удавалось. «А что если самому придумать присуху, ведь все заговоры созданы человеком. Важно правильно подобрать слова, вложить в них свою живую мысль, и тогда все получится», – так молвил сам себе Керк и задумался, закрыл глаза, глубоко ушел в себя, вспоминая все народные поверья и заговоры, пройденные с отцом.

Неожиданно он улыбнулся, и волной прокатились по нему знания. Понял он, что одолел и, кажется, познал смысл заговоров да, не открывая глаз, чтобы не вспугнуть это ощущение, зашептал: «Сварог – Дед Богов, так тебя мы восхваляли и воспевали. Ты бьющий родник, чистоты, света и любви! Ты мой Бог, Бог рода моего, Бог отца моего. Услышь слова мои и силой своей могучей оживи их. В чистом лесу сяду я на зелену траву–мураву, а в той траве течет сила великая, сила невидимая для ока человека, видимая для ока ведуна. Поклонюсь я каждому деревцу, каждой травинке, каждой былинке, и отроется мне все схороненное, все укрытое. И око мое будет видеть, как око орла, а слух мой будет подобен слуху волка. Да будет слово мое крепче камня, тверже булата. Как слову моему конец, так и делу венец!» Сказал Керк присуху, и наполнилось тело его легким лесным ветерком. Втянул он воздух носом и почувствовал тысячи запахов, услышал ухом своим сотни тончайших звуков. Вот где-то шуршит опавшая листва, в ней ползет еж, а вот легкой рысцой бежит лиса, остановилась, наклонила низко к земле морду и пошла по следу зайца. Да не догнать ей быстроногого зайца, он давно уже запутал следы свои, запетлял, сбивая с толку преследователя. Вот стая волков, во главе которой сильный вожак, вышла на охоту. Юноша открыл глаза и увидел весь мир по-новому. Предметы вдруг разом стали яснее и четче, а глянув вдаль, он узрел лису, бегущую по следу зайца. Повернул голову и за версту увидел стаю волков, а затем перевел взор себе под ноги и каждую травинку, пробивающуюся из-под тропы, заметил, каждый листок разглядел. Понял Керк, что сотворил он сильнейший заговор и стал обладать зрением орла, а слухом волка, а, значит, может узреть и, спрятавшегося где-то, лешака. Сын правителя обозрел близлежащие деревья – ничего, посмотрел на травы, растущие под ними, и увидел корявый кустик невдалеке от тропы. Моргнул кустик двумя черными глазами, и постиг Керк, что это никакой не кустик, а сам хозяин леса и зверей – лешак. Постепенно начало к юноше возвращаться его обычное состояние, сначала ухудшился слух, миг спустя пропало и орлиное зрение. Но главное было сделано – лешак был найден. Сын правителя прошел по тропе чуток вперед и остановился напротив кустика, вглядываясь в него, если бы не заговор, ни за что не отличишь этот кустик от других. Керк присел на корточки и, зыркнув в то место, где до этого видел моргающие глаза, сердито сказал:

– Ну, здравствуй, здравствуй, хозяин леса и зверей – лешак. Интересно, как долго ты собираешься прикидываться тут кустом и водить меня по кругу. Приказываю тебе, дед лешак, явись, покажись и истинный образ свой прими.

И в тот же миг на глазах у юноши кустик стал расти и превращаться в старого, худого, изможденного старика. Кожа на лице у лешака обвисла, вместо волос и бороды длинные кустистые лишайники зелено-бурого цвета, на голове высятся лосиные рога, тонкие, сухие, обтянутые бурой кожей, руки да ноги, а ступни заменяют оленьи копыта. Одет был лешак в старый длиннополый кафтан, запахнутый на правую сторону да перетянутый красным кушаком. Лешак недовольно крякнул, моргнул своими землистыми, словно яблоки, навыкате глазами, хлюпнул сучковатым носом, и, растянув едва обведенную черной линией лисью пасть, добавил, недобро глядя на Керка:

– Чего пришел в мой лес? Кто тебя звал? Да еще без спроса мне обычный мой вид вернул. Вот я тебе ужо…. Напущу на тебя моих подчиненных ауку да манилу с водилой, вот они тебе зададут!