Под холодным взглядом Судьи

Под холодным взглядом Судьи
Ехидна Крузович

Мир пережил великую катастрофу и раскололся на безжалостные пустоши. Группы выживших сражаются за воду, еду и жалкие крупицы надежды – но на их пути встаёт настоящий кошмар: бледный и жестокий Судья, для которого насилие стало высшей формой философского постижения.

Герои пытаются найти спасение и лекарства от смертельной раны товарища, сталкиваются с бандами «стервятников» и становятся марионетками в руках неумолимого владыки этих земель. С каждым шагом вглубь руин они осознают: под холодным взглядом Судьи нет ни милосердия, ни справедливости. Есть лишь кровавый танец смерти, где каждая жизнь – очередная жертва для его извращённой воли.

Это тёмное путешествие по перепаханным войной землям, наполненное отчаянием, жестокостью и беспощадной правдой о том, что остаётся от человечества, когда рушатся все законы.

Внимание: книга содержит сцены крайнего насилия и может шокировать чувствительных читателей.

Ехидна Крузович

Под холодным взглядом Судьи

И нет приговора страшнее, чем отказ в самой смерти.»«Когда гибнет последний закон, суд творит лишь тот, кто не признаёт границ.

– Из рукописи, приписываемой скитальцу времён Великого Распада

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Над обугленной равниной стоял выжженный солнцем небосвод, мутный от химической пыли и чуждого сияния, которое пробивалось сквозь серые пелены атмосферы. Пологие склоны отдалённых кряжей выступали из дымки, словно обрывки давно забытых гор, что когда-то хранили силу и величие, а теперь лишь безмолвно возвышались над истлевшей землёй. Тут, под коркой уже не песка, а измельчённого пластика, пропитанного ядрами старых бомбардировок, всё носило следы разрушений – ни травинки, ни живого дерева, ни даже обломков прежней цивилизации, которые не были бы изъедены ржавчиной и пеплом.

Ветер, лишённый мягкости и тепла, гулял меж ломких остовов высохших кустарников. В его завываниях чувствовался не столько гнев, сколько бессмысленная тоска разорённого мира. На горизонте висели тусклые лиловые и красные отблески – в этих отцветших красках читались отголоски давно сошедшегося счета между человеком и его безумием. Путники шли, прикрывая лица масками, чтобы не вдыхать ядовитую пыль, которая оседала на губах горьким осадком. Они были всего лишь горсткой: шестеро в выцветших плащах, с подтёртыми нашивками и символикой каких-то прежних времён, которые уже не имели значения. Их оружие болталось за плечами, а в кобурах у троих поблёскивали самодельные пистолеты из сплавов, собранных на дне заброшенных шахт.

Среди них выделялся невысокий мальчишка, которому не должно было быть и шестнадцати, но по усталому взгляду из-под разодранного капюшона можно было подумать, что он старше. Его глаза были вечно прищурены, будто он с трудом переносил этот вечный пылевой свет. Некоторое время тому назад он потерял родителей – впрочем, в этих местах подобная история никогда не звучала как исключение. Здесь чужая смерть не вызывала удивления, а жалость давно не имела веса. Но он шёл дальше, задыхаясь от сухого ветра, засасывая в лёгкие горечь пепла. Он жил – и этого было достаточно.

Когда группа подошла к осколкам бетонного блока – останкам какого-то агитационного монумента прежних властителей, – мальчишка остановился, чтобы прочесть выцветшую надпись. Часть букв стёрлась, часть была избита осколками снарядов и пулями, но уцелели фрагменты слова «ПРОЦВЕТАНИЕ», выглядевшие теперь издевательским шрамом на лице истерзанного железобетона. Путники переглянулись, и один, самый старший из них, с глубокой морщиной на переносице, негромко усмехнулся.

– Когда-то, – проговорил он сиплым голосом, – в здешних землях гадали о будущем, великие умы всего мира собирались, чтобы обсудить, как осчастливить человечество. Растили новые города, брались за амбициозные проекты. И вот куда нас завели их утопии…

Сказав так, он сплюнул в пыль и помахал рукой остальным, указывая путь вперёд. Сам он носил прозвище Старик Грант – возможно, когда-то действительно был кем-то важным, может, ученым, а может, военным специалистом, но ныне прошлое, как и для всех, погребено под обломками неудавшейся эпохи. Шарканье их обуви отдавало едва слышным хрустом, и каждый шаг мог обернуться провалом в невидимую яму или взрывом мины, давно забытой и проржавевшей, но всё ещё смертоносной. Никто не говорил, никто не жаловался. Каждый из них, включая мальчишку, уже привык к этому.

Постепенно в наступавших сумерках обрывки красно-лилового заката разрастались, становясь багровыми полосами на горизонте. Под этими пятнами сгущались чудные тени – и нет места на всей этой равнине, где можно чувствовать себя в безопасности. Шесть фигур двигались цепочкой, и впереди шёл невозмутимый человек с грубыми чертами лица. Он казался дублённым временем – загрубевшая кожа, пронзительные глаза цвета холодной стали, бритая голова. Ни имени, ни прозвища его мальчишка не знал, впрочем, как и остальные. Звали его просто Проводник. Если ему и полагалось какое-то вознаграждение за риск, он ещё не получил его: в этой стране все жили обещаниями и пустыми карманами. Но Проводник был нужен, как нужна тропа среди бушующих ветров и смертоносных воронок.

Им предстояло добраться до скопления развалин, известного как Гранитные Обрывы. Говорили, там остались подземные хранилища, где в изолированных камерах может быть вода или остатки пищи, годной к употреблению. Говорили и о том, что там поселились мародёры, называющие себя «стервятниками». И ещё ходили легенды, полушёпотом пересказываемые у жалких костров, что среди них есть особый человек – или не человек уже, – который правит стаей. Его видели лишь избранные, и те редко оставались живыми, чтобы описать существо во всех подробностях. Те, кому удалось выжить, пытались объяснить: это существо необъяснимо высокий и ужасающе бледный человек с глазами, полными нечеловеческой веселости, выпирающей из пустоты. Говорят, он знает все языки, говорит без акцента на любом наречии, играет на гитаре из человечьих костей и смеётся так, что кровь стынет в жилах.

Пауза в их передвижении длилась совсем недолго – лишь несколько минут, пока они не перевели дыхание. Опустив рюкзаки и скинув свои рваные куртки, путники отхлебнули горькой технической воды из пластиковых канистр, её едва хватало, чтобы смочить губы. Даже в воздухе чувствовалась неотступная горечь химии, давящая на лёгкие, и казалось, что сам закат пропитан густыми испарениями, способными отравить разум. Мальчишка тяжело дышал, у него кружилась голова, но он старался не отставать. Его преследовал приглушённый звон в ушах, как эхо чьего-то далёкого стука по металлической переборке.

Старик Грант нахмурился, глядя на западающее солнце. Кровать ночи здесь не сулила успокоения – на равнине невозможно найти укромное место без риска умереть во сне от когтей нечеловеческих существ или пуль банд, бродящих по пустоши. По правде говоря, путники сами были живыми тенями в этом мире, чуждыми и страшными. Каждый из них, исключая только мальчишку, на своей совести нёс кровь; каждый был готов нажать на курок, чтобы выжить. Здесь царил закон грубой силы – смешение самообороны и безумия, где порой никто не мог сказать, где заканчивается неизбежная жестокость и начинается безграничная тьма.

За остатком бетонного монумента, корчась, высилась массивная стена, некогда принадлежавшая военному заводу. Целого завода уже не существовало, зато в стенах зияли многочисленные дыры и трещины – птицы, которых уже почти не осталось, нашли бы там прибежище, но человек сюда опасался входить без веских причин. Внутри царила гниющая пустота, ползали гигантские крысы-мутанты или пауки-убийцы; попадались и капканы, оставленные кем-то в надежде поймать забредшего путника. Но тут, на привале, могла быть хоть какая-то защита от ветра. Проводник, прищурившись, сунулся в одну из разломанных арок, вытащил карманный фонарь и, не говоря ни слова, исчез внутри. Остальные ждали.

Пока они стояли, дожидаясь сигнала, мальчишка ощупал свои карманы – там было пусто, лишь в одном завалялся ножик, в другом – примитивная зажигалка. Ему припомнились слова матери, сказанные когда-то про будущее: «Возможно, тебе достанется мир лучше нашего». Страшно было сознавать, что этот давний женский шёпот давно исчез из его памяти, и лишь неумолимый песок времени скрипел в его сознании, как ржавая шестерёнка. Он не знал, почему зацепился за эту группу; может, надеялся, что вместе они найдут безопасное место. Или просто боялся остаться один.

Проводник вернулся. В его глазах сверкнуло недовольство.

– Внутри есть комната, почище, – сказал он кратко. – Но гнёзда крыс там всё-таки есть. Крысы крупные, почти размером с кошку. Бьюсь об заклад, заразные. Придётся быть наготове, чтоб они нас не загрызли в ночи.

С этими словами он пропустил всех внутрь, и они осторожно двинулись за ним. Свет маленького фонарика вырывал из тьмы уродливые пятна стен. Штукатурка осыпалась давно, а от потолка свисали пучки проводов и ржавые штыри арматуры. Осколки металла устилали пол, словно сорванные лепестки чёрного цветка. Меж обломков сновали шорохи, и мальчишке мерещилось, что кто-то тяжело дышит в темноте, хрипло, как будто с давним желанием убивать.

Вскоре они действительно нашли относительно просторное помещение без окон, но с остатками перекрытий, где можно было спрятаться от ветра. Старик Грант, Проводник и двое крепких мужчин с лицами, огрубевшими от бесконечной резни, заняли позиции у входа. Ещё двое уткнулись в тёмный угол, готовые отдохнуть, хоть и насторожённые, но какой-никакой сон был им необходим. Мальчишка сел на пол, прижал колени к груди, пытаясь унять мелкую дрожь.

По ночам вся эта земля, вся выжженная пустыня становилась другим пространством, будто сама планета смещала свои очертания, обнажая потаённые шрамы. Снаружи, в темени, слышались странные звуки – скорее волчьи, но совсем не волчьи, а может, громыхали останки старых машин, завывающих на ветру. Возможно, это был всего лишь голос ночи, бормочущий о своём бессмертии.

Сквозь беспокойную дрёму мальчишка слышал удары собственного сердца; оно колотилось, словно хотело выскочить наружу. Время от времени он садился, сжимая в кулаке маленький нож. Ему казалось, что по коридорам скребутся лапы; кажется, кто-то или что-то там ходило вокруг. Возможно, это были мутировавшие животные или бандиты, учуявшие, что кто-то занял их бывшую берлогу. Но никто не решался ступить на шаг внутрь, и пронзительный взгляд Проводника вглядывался во мрак, стараясь распознать малейшее движение.

Только ближе к рассвету, когда тусклый свет прорвался сквозь выщербленные проёмы и трещины в стенах, путники дали себе слабую надежду, что здесь, в их ночной стоянке, им ничего не угрожает. Послышалось копошение, сонные ругательства – один из крепких мужчин при попытке встать запнулся о полуобломанную железку и выругался так, что можно было заподозрить, будто стена вздрогнула. Но вскоре все поднялись, зная, что не могут медлить: путь предстоял долгий, а запас воды таял. У них было решено – идти на северо-восток, к Гранитным Обрывам, хоть там и кишмя кишели «стервятники».

Старик Грант что-то прикинул на примитивном компасе, который то ли вышел из строя, то ли отражал небывалую магнитную аномалию: стрелка вела себя странно, шаталась, словно пьяная, и каждый раз замирала в новом направлении. Он буркнул, что оставаться здесь нельзя, и они двинулись дальше.

Проводник шёл во главе, сжимая в руке длинную винтовку кустарного производства. Временами, когда он останавливался, чтобы прислушаться, остальные замирали, словно в хороводе теней. Прошло несколько часов такого медленного движения. Равнина была пустынна – лишь волны пыли проносились порывами ветра, а кислый свет солнца жёг кожу, вспарывая смрадными потоками. Вдруг Проводник сделал знак: опуститься на землю.

– Что видишь? – спросил тихо Старик, наклоняя голову.

– Патруль? – шёпотом предположил один из мужчин.

Но Проводник лишь мотнул головой и прижался к земле, пытаясь разглядеть сквозь миражи на горизонте. Словно блуждала там вереница теней, почти неразличимая, но давала о себе знать странным мерцанием – быть может, отблеском стекла или металла. Мальчишка прищурился. Ему казалось, что кто-то идёт к ним наперерез.

Они решили спрятаться за ржавым корпусом перевёрнутого грузовика, наполовину ушедшего в землю. Мальчишка, пробираясь на четвереньках, ощупал рёбра салона. Когда-то это, видимо, была бронированная машина, теперь же от неё остался кусок дюралюминия и искорёженная ходовая. Он осторожно выглянул сквозь дыру, где прежде, может, была дверь.

То, что они увидели через минуту, заставило их сердца биться быстрее. По равнине шла группа, человек десять, не меньше, растянувшись цепью. Каждый был в лохмотьях, но заметны были и грубые металлические накладки на плечах и груди – не то доспехи, не то самоделы из автомобильных деталей. У одного на шлеме торчал обломок антенны. Кое-кто нёс оружие – неказистые обрезы, топоры, длиной с руку металлические дубинки. Приглядевшись, мальчишка разглядел за их спинами лохматые фигуры, похожие на огромных псин или гибридных зверей, которые, принюхиваясь, прижимались к земле. Твари казались худыми, с видимыми ребрами, голодными.

На флаге, который тащил последний в колонне, был нарисован череп, пробитый кинжалом, из черепа торчали птицы, клюющие плоть. Никаких сомнений – это банда «стервятников». Они двигались плавно, без спешки, словно охотники на кровавом промысле. Но что-то в их расположении показывало: они не просто слоняются, они идут с определённой целью. Говорили, что их главарь умеет выискивать жертвы на многие мили вокруг, будто у него чутьё хищника. Ходили и слухи, что этот главарь совсем не человек, но никто не имел доказательств.

Старик Грант провёл рукой над правой бровью и тихо выругался, понимая, что без боя не пройти. Но и вступать в стычку, имея всего шесть стволов, было чистым безумием. Они переждали минут, быть может, двадцать, пока «стервятники» не скрылись за пригорком на востоке, и лишь тогда стали потихоньку отползать в обратную сторону.

– Похоже, наш курс придётся менять, – сказал Проводник угрюмо. – Их слишком много, они идут туда же.

– Может, они тоже держат путь к Гранитным Обрывам, – предположил один из мужчин.

Проводник сжал челюсти. Если «стервятники» вздумали всерьёз занять эту территорию, значит, там и правда есть ресурсы. А значит, и шансы выжить в случае успеха. Но и встретиться с ними лоб в лоб – верная смерть.

– Обойдем, – постановил он. – Возможно, найдём тропу, которая даст нам преимущество. Если у них впереди главарь, наверняка они идут по прямому пути, не подозревая, что кто-то может двигаться параллельно.

Так или иначе, выбора не было. Они двинулись окольным путём, стараясь держаться складок рельефа, спрятанных от чужих глаз. Идти пришлось долго: по песчано-пластиковым барханам, через щёлкающие зоны радиоактивного заражения, где каждый шаг грозил костями впоследствии. При этом все они шли в некотором безмолвном оцепенении, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами.

Мальчишка, плетясь позади, чувствовал, как ноги у него свинцовеют, а во рту будто жжёт кипяток. Он пытался думать о чём-то хорошем, но не мог вспомнить ничего, кроме обрывков собственных детских фантазий: никогда он не видел зелёных лугов, не видел чистой воды в реках, лишь смутно представлял их по рассказам. При одном упоминании о реке в его голове вспыхивала картинка – бескрайняя сияющая гладь, где отражается небо, и трава колышется вдоль берега. Но эти мечты были больше похожи на сказку.

К вечеру они наткнулись на извилистый каньон, прорезавший равнину. Глубоко внизу мерцали размытые тени, и оттуда тянуло смрадом мёртвых вод или стоячих луж. Им пришлось спуститься по крутому склону, рискуя сорваться вниз. Мальчишка с трудом удерживался, хватаясь за острые камни и куски арматуры, торчащие из осыпающихся стен каньона. Пару раз земля уходила из-под ног, и тогда кто-то из мужчин хватал его за воротник, спасая от падения. В глубине каньона казалось чуть меньше ветра, зато тьма сгущалась туда быстрее.

Вскоре они выбрались на более пологий выступ – здесь проходил узкий коридор из камней, над головами нависали огромные валуны, будто застигнутые во время обвала. Сверху потоком сыпалась пыль. Мальчишке казалось, что стоит любой из них громко выдохнуть – и вся эта громада рухнет. Наконец Проводник вывел их к относительно просторной площадке, плоской и чуть влажной. В нос ударил тяжкий запах плесени.

В центре площадки торчали сломанные колонны из бетона, опоясанные старыми трубами, – быть может, это были опоры какого-то моста, давно рухнувшего в каньон. В полумраке угадывались груды камня, бугристые, с чёрными разводами. Когда они приблизились, мальчишка понял, что это вовсе не камни, а что-то более жуткое: спрессованные вместе останки живых существ, людей и животных, лежавшие здесь, высыхая годами. Деформированные черепа, вывернутые кости, остатки одежды – всё смешалось в одно месиво, словно кто-то складывал жертвы в кучу, ожидая, что их заберёт некто или нечто.

– Проклятие… – прошептал Старик Грант, осенённый тёмной догадкой.

В этом захолустье, казалось, не могло существовать ни единого уголка, не осквернённого смертью. Однако то, что они увидели дальше, было ещё более неожиданным: на сломанных колоннах выцарапаны слова, стилизованные под длинные символы какого-то древнего письма, смешанного с современными буквами. В прихотливых узорах скользили образы из первобытных кошмаров – то ли люди, то ли звери с пустыми глазницами. Кое-где торчали вбитые в бетон иглы из металла, на них висели обрывки чьих-то волос.

Проводник замер, и, когда остальные подошли ближе, он провёл пальцем по одной из надписей. Резкие линии образовывали нечто вроде рисунка, что-то отдалённо похожее на силуэт гигантской фигуры, возглавляющей толпу с опущенными головами. Фигура была лысой, громадной, с непропорционально длинными руками, и нижняя часть её тела словно переходила в клубок змей или проводов. Рядом врезался в камень символ: оскаленный рот и улыбка безумия.