Артефакторы. Осторожно, двери открываются

Антон направился к полупрозрачной конфете, а я взялась за ручку двери. В прошлый раз все произошло так быстро, что я ничего не успела понять, но сейчас было ясно: эта дверь – не проекция, а что-то необъяснимое, как сами сны. На ощупь ручка была как прохладное желе, через которое тихонько пропускают электрические разряды. Странное ощущение… Я потянула дверь на себя, открывая ее шире. За ней по-прежнему было видно только голубое сияние, а сквозь него – сложенную из мозаики стену. Ладно, у снов свои законы. Дверь волшебная, вчера я отлично сквозь нее прошла. Так и быть, закрою ее за собой, когда буду уходить, пусть герой моего сна порадуется. Я сделала шаг, но в этот раз все было по-другому.

Нога мгновенно онемела. Я сжала зубы, заставила себя качнуться вперед и чуть не вскрикнула от неприятного, противоестественно острого холода, охватившего тело. Словно тонешь в ледяной проруби, а вода еще и бьет тебя током.

Меня резко дернуло назад, и я упала на асфальт. Сияние потянулось следом, налипнув на одежду. Я со стоном попыталась осмотреть ногу, которой шагнула за дверь. На ней таяли остатки сияния, я попыталась сбросить их, как слизняка. Боль во всем теле была совершенно настоящей, и я впервые подумала: невозможно испытывать такое во сне. Но если мне это не снится, то… Что тут вообще происходит?!

Рядом, тяжело дыша, лежал Антон. Видимо, он меня и затащил обратно, и я не знала, то ли благодарить его, то ли злиться, что помешал. У него аж лоб взмок, будто он тоже испугался, хотя ему-то что?

– Я на секунду поверил, что ты ее правда закроешь, – прошипел он. – А ты, чокнутая, просто решила с собой покончить?

Под землей по-прежнему гудело, звук отзывался во всем теле, как вибрация стоматологической машины. Руки у меня дрожали, и голос, конечно, задрожал тоже:

– Это радиация? Я умру?

– Странный вопрос от человека, который сам пытался шагнуть за чертову дверь!

Я перепуганно сжала колено, которым вчера ударилась о лед среди гаражей, – оно ныло. Ощупала свое лицо, подергала за волосы, даже куснула себя за палец. Это не сон. Не сон. Я сжала виски, и тут земля под нами с хрустом лопнула. Трещина ползла по брусчатке от полупрозрачной двери, как будто мостовая не выдержала ее веса.

Но Антона – он что, тоже настоящий? – беспокоили другие вопросы.

– Что за фокус, как ты его провернула? Выглядело так, будто ты правда потянула ручку двери на себя. А ну-ка…

Он схватил меня за загривок и подтащил к двери. У меня сердце в пятки ушло. Мы так и не встали на ноги, копошились на земле. Я попыталась упереться в нее ладонями и вздрогнула от боли, когда под руку попался обломок брусчатки.

Да с какой силой должна треснуть земля, чтобы разбить такой толстый кусок камня? Я глянула вниз: трещина была глубокой, внутри проглядывала почва с камешками и спутанными иссохшими корнями.

– Говоришь, можешь закрыть? – сдавленно произнес Антон у меня над ухом. – Как ты притворилась, что коснулась ручки? Повтори!

Мне сейчас хватало проблем и без этого нестабильного психа, так что я потянулась вверх, взялась грязной, скользкой от пота ладонью за ручку двери, – ощущение все то же, прохладное, покалывающее, – и резко ее захлопнула. Дверь исчезла мгновенно, будто где-то нажали на кнопку.

Сразу стало очень тихо. Трещина посреди двора никуда не делась, но дрожь прекратилась в ту же секунду, как погасло сияние двери. Антон меня выпустил, и от неожиданности я шатнулась вперед, чуть не упав лицом на разбитую брусчатку. Ноги слишком дрожали, чтобы встать, и в глазах все расплывалось от слез, которые я пыталась сдержать.

– Тебе лечиться надо, – прошипела я, с ненавистью глядя на Антона, потому что лучший способ победить слабость – это гнев.

Я ждала такого же резкого ответа, но он таращился на меня потрясенно и даже как-то беспомощно.

– Ты ее закрыла…

– И что, козел? Берешь и закрываешь! – заорала я. – Вопрос в том, как мне открыть такую же, чтобы попасть домой! Почему не сработало?

Откуда-то уже набежали зеваки, но близко не подходили, смотрели издали, как на уличную драку. Антон рассеянно вытер рукавом потный лоб, – видимо, все еще размышлял про свою драгоценную дверь, – а потом настороженно вскинул голову. У меня нервы были взбудоражены до предела, и я сразу поняла, на что он среагировал: звук машины, на огромной скорости приближающейся к нам из-за угла дома. Прохожие тоже уловили звук и начали расходиться.

Антон вскочил и за локоть потащил меня к своей машине. Я вяло попыталась освободить руку, не всерьез, просто чтобы показать, что нечего таскать меня с места на место, как предмет. Уехать отсюда вообще-то будет отличной идеей: видимо, к нам сейчас присоединятся давешние парни. Опять будут ругаться с Антоном, опять вцепятся в меня, зачем мне это?

Я упала на переднее сиденье, и Антон стартанул с места, прежде чем я успела закрыть дверцу. Краем глаза я заметила подъехавшую машину, а он уже рванул в другую сторону, проехал несколько дворов и через арку вылетел на набережную замерзшей реки. Какое грубое вождение! Ему возмущенно сигналили, но он ловко вписался в поток машин и полетел дальше, обгоняя всех подряд. Пару минут я его не трогала, завороженная тем, что у дальнего берега реки, прямо у помпезной гранитной набережной, был вмерзший в лед парусник. А когда Антон убедился, что его не преследуют, и сбросил скорость, я сказала:

– Плевать, что у вас тут творится. Объясни, как мне попасть домой. Ты мне должен.

Раз он меня называет на «ты», отплачу ему тем же.

– Ничего я тебе не должен, – огрызнулся Антон.

Я подняла руку, демонстрируя ему кровоточащую царапину, которой обзавелась по его вине.

– А где дом? – нехотя спросил он.

– В Пыреево.

– Село какое-то?

– Город.

– Ну, это же в Ленинградской области?

– В Кировской.

Антон перевел на меня удивленный взгляд и тут же вернул его на дорогу. А я подумала: все это слишком странно. Что, если маньяк пырнул меня ножом, и прекрасный, но бредовый мир вокруг – мое предсмертное видение? Или я лежу в коме, врачи пытаются спасти мою жизнь, а я тем временем вижу галлюцинации.

Над приборной панелью болталась картонная елочка. Я потянулась и понюхала ее, игнорируя очередной непонимающий взгляд Антона. Слабый запах химической хвои настаивал, что елочка настоящая.

Часы показывали девять утра, и время вдруг стало для меня важнее места. Если это не сон и не галлюцинация угасающего рассудка, то, где бы я ни была, наступил следующий день. Ева проснулась, но не заходила ко мне в комнату, она же знает, как я люблю поспать в выходные. Она собиралась куда-то ехать с друзьями и наверняка выдвинулась рано, они же все там веганы и любители йоги, такие с рассвета на ногах. Но Ева точно напишет, я не отвечу, и к вечеру она сойдет с ума от тревоги. Папа ушел от нас давным-давно, два года назад умерла мама, и если Ева потеряет последнего, кто у нее остался… Я сжала зубы. Неважно, как я здесь оказалась, главное – выбраться. Переживать бесполезно, это только почву из-под ног выбивает.

Я покосилась на Антона, который решительно меня куда-то вез. Внешне он был вполне симпатичный, но практика общения с ним показала: он неотесанный, грубый тип. Не стоит даже тратить слова на разговор, этот гоблин мне не поможет. Затаюсь, подожду, где мы окажемся, и буду действовать по ситуации.

Утро за окнами выглядело, как обычное городское утро: пешеходы, машины. Вот только сам город был необычный, хоть я нигде, кроме Пыреево, и не бывала. Мама говорила, мы жили в другом городе, когда я была маленькой, но я все равно его не помнила, и он точно не был таким впечатляющим, как этот.

Мы затормозили около большого здания, при виде которого у меня отвисла челюсть. Да оно потрясающее!

– Приехали, – недружелюбно сказал Антон.

– Куда? Где я вообще? – пролепетала я, пытаясь окончательно осознать, что все это – не плод моего воспаленного воображения.

Антон глянул на меня, как будто я не узнала известного актера, постер с которым висит в каждом доме.

– Добро пожаловать в Санкт-Петербург, – буркнул он и вылез из машины.

Глава 3

Жди чудес

Здесь жди чудес: из тьмы, из соловьев,
из зелени, из вымысла Петрова.

    Белла Ахмадулина

Архитектор, который спроектировал такое здание, мог бы с гордостью вручить самому себе медаль. Даже моих скромных знаний недоучки из колледжа хватало, чтобы сказать: жил он в начале двадцатого века и любил стиль модерн. Здание было огромным, но легким: громада из стекла, железа и гранита казалась невесомой, как воздушный шарик.

Санкт-Петербург… Это что, правда он? Я слышала, что город красивый, видела его на фотографиях, – но сейчас поняла, что, если собрать мои знания в одну кучу, получится немного. Где-то тут есть Зимний дворец, Медный всадник, много каналов и Невский проспект. Пушкин ездил тут на карете, а Петр Первый грозил шведу. В общем-то, все.

– Раньше здесь был Витебский вокзал, теперь управление Стражи, – сказал Антон. – Долгая история.