Царевна гибельных болот

– Разберусь, – твёрдо сказал Иван-царевич. – Только её найти сперва надо. Я лягушек по болотам с детства не ловил.

– Приходи сюда в предрассветный час. Помогу тебе снова.

Колдун снял с пояса баклагу, вынул пробку и отхлебнул, игнорируя презрительное фырканье царевича.

– В предрассветный час… – повторил жрец Мары, напившись. Шагнул во тьму и пропал.

Глава 2

Я ненавидела моменты, когда сознание возвращалось раньше, чем собственное тело. Хотя я ненавидела любые моменты, когда приходила в себя после оборота. Я просто ненавидела всё!

Что может быть хуже, чем очнуться грязной, неизвестно где, чувствуя привкус гнили во рту? Цепенея от раздирающего нутро страха, что ты не помнишь, как прошла ночь? Только быть лягушкой, которой управляют инстинкты, и на которую никак не повлиять!

Шлёп. Тело приземлилась на краю кочки, перепончатые лапы соскользнули, пузо перетянуло вниз. Плюх. Я попыталась задержать дыхание, хотя этого не требовалось. Это я – Василиса – боялась утонуть, но не моя вторая сущность. Она прекрасно держалась в воде.

Бултых. Лягушка поднырнула под торчащую корягу. Шлёп, шлёп. Полезла на вывороченный пень и уселась там в ожидании насекомых. Стрельнула языком, поймала пролетающего мимо комара. Фу-у-у! Меня замутило, но на лягушачьем поведении это никак не сказалось. Ненавижу! И ничего не могу с этим поделать!

Когда же утро? Хочу снова быть Василисой! С руками, ногами, головой. С тяжёлой косой, перевитой лентами, с зелёными глазами, способными пленить любого, на кого упадёт их взор. С телом, которым я могу управлять!

Будь проклят Кощей, сотворивший со мной такое! Ненавижу, убью, убью! Бульк, шлёп, шлёп. Лягушка перепрыгивала с кочки на кочку, легко преодолевая места, где я уже давно бы сгинула. Но лучше сгинуть, чем жить так! Обернусь человеком и утоплюсь в бочаге, из которого еле выбралась ночью. Всё равно не знаю, куда занесла меня чёрная магия. И как отсюда уйти тоже. И узнать не у кого…

– Где-то здесь она, – раздался сбоку незнакомый голос. – Я переход на неё целил, смотри не упусти, Иван-царевич.

Ива-а-ан-царе-е-евич?! Внутри всё вскипело, ярость затмила сознание, оставив только инстинкты и единственное желание – убивать! На несколько секунд я полностью слилась с лягушкой, перестав быть безвольным наблюдателем.

Прыг, прыг. Пры-ы-ыг… Достану! Размажусь по лицу, перекрою воздух! Убью!

Я должна была приземлиться прямо на нос предателю… Но какая-то сила перехватила в полёте, дёрнула за лапу, и я беспомощно повисла головой вниз, разевая рот, из которого вырвался тонкий мерзкий писк вместо человеческого протеста. Дайте только нормальный голос! Я вам выскажу!

– Какая воинственная жабка.

Седоволосый и темноглазый поднёс меня к лицу, а я качнулась к нему, пытаясь выцарапать глаза и вопя во всё горло, чтобы меня отпустили. Никто, конечно, не понял.

– Мелочь драчливая.

Мужик подбросил лягушачье тело вверх. Я нелепо растопырила лапы, а затем выгнулась от боли, с первым лучом солнца превращаясь в человека.

– А-а! – с коротким вскриком полетела вниз, взмахивая руками и пытаясь замедлить падение, пока что-то не подхватило меня, удерживая.

Пальцы вцепились в это что-то мёртвой хваткой. Через пару мгновений, когда сердце перестало заполошно биться и удалось открыть глаза, я поняла, что впилась в плечи седовласого незнакомца. Половину его лица закрывала маска с рисунком черепа, словно ниже глаз вовсе ничего не было – только тьма и металлические пластины. Жрец Мары!

Ужас обдал холодом, скрутился внутри болью и предчувствием беды. В панике я оттолкнула колдуна, забыв, что только его руки удерживают меня от падения в болотную грязь. Мужчина даже не шелохнулся, но злой взгляд пронзил меня до самых глубин души.

– Допрыгалась, лягушечка? Вот и попалась змею на обед.

Вопреки ожиданиям, голос жреца Мары оказался не жутким и скрипучим, а негромким и насмешливым. И эта колкость мгновенно пробудила уснувшую гордость.

– Я не лягушечка, – с княжеским достоинством ответила я, пытаясь устроиться на чужих руках с самым независимым видом и самой прямой спиной. – Я княжна Василиса, и требую вернуть меня обратно в Златоград.

– Требуешь? – поднял бровь колдун, а в чёрных глазах зажёгся нехороший огонёк.

– Батюшка тебя золотом осыплет, внакладе не останешься, – уже не так уверенно ответила я.

– Боюсь, моя помощь будет стоить гораздо дороже. – Колдун сощурил глаза, то ли злясь, то ли усмехаясь. А я вдруг подумала, что он совсем не стар, просто поседел до времени: и держал меня крепко, и морщин не было. Только волосы сбивали с толку, да маска-череп пугала.

– Батюшка торговаться не будет, заплатит, сколько назовёшь.

– А сколько заплатит, если я с тебя проклятье кощеево сниму? Если снова людской жизнью заживёшь?

– Ты можешь это, колдун? – Я сама не заметила, как вцепилась в ворот его рубахи и потянула на себя, впилась взглядом в чёрную бездну глаз, ища ответ на самый важный вопрос. И поняла – может. Но что за это попросит?

– Могу, – подтвердил он.

Чужое дыхание мазнуло по виску, и оттуда по телу пополз холодок, сковывая и лишая сил. Ослабли пальцы на вороте невышитой рубахи, упали безвольно руки, а я сама уронила голову на плечо страшного незнакомца, не в состоянии вымолвить ни слова. Но сознание осталось со мной, позволяя всё понимать.

– Будешь послушной молчаливой лягушечкой, и я тебе помогу. Но сначала уйдём отсюда, поговорим в другом месте.

Глава 3

Колдун повернул голову и понизил голос так, чтобы стоящий поодаль Иван не услышал.

– А плата твоя такая – пойти с Иваном-царевичем, не вредить ему и не чинить преград, простить предательство и примириться…

Я дёрнулась и замычала едва слышно, но меня снова разбила немощь. А чуть успокоившись, я смогла кивнуть, показывая, что согласна, но держала при себе мысль, что отомщу неверному жениху позже. После того как сниму проклятие.

– Идём, царевич, поговорить надо. Неси свою невесту.

Жрец Мары передал меня на руки охнувшему и пошатнувшемуся царевичу, – Иван-слабак! – снял с пояса баклагу, вынул пробку и отхлебнул. Затем зашептал что-то, взмахнул рукавом широкого балахона и открыл посередь сгустившегося мрака проход в царёву библиотеку, которую я сразу узнала.

– Девы вперёд, – широким жестом пригласил колдун, и Иван со мной на руках шагнул сквозь заклинание.

Я улыбнулась, чувствуя, что жрец Мары не случайно именно так построил фразу, а поиздевался над изменщиком. Может, этот колдун не такой уж и страшный.

Царевич посадил меня на скамью с расшитыми подушками, а сам отошёл подальше. Боялся, что брошусь, когда вернутся силы? Трус! Я ж не девка дворовая и не кошка дикая. Хотя каждый луч восходящего и заходящего солнца сжигал всё человеческое на костре боли и ненависти. Но я обещала колдуну, что не причиню наречённому вреда в обмен на нормальную жизнь.

Душу снова взяла в плен стылая тоска, а на языке появился гадостный привкус. Я бросила взгляд на золотые кудри царевича, рассыпавшиеся по плечам, вспомнила, как он стоял на коленях и целовал мои руки, а предательское сердце снова замерло.

Что, Василиса, ещё любишь его? Захотелось расхохотаться, и чтобы смех вороньим карканьем рассыпался под сводчатым потолком, чтобы его подхватило эхо, чтобы обрушило на Ивана, оглушило, закружило, сделало больно. Также больно, как было мне, когда с губ царевича сорвались слова:

– Проклятьем тронутую девку в жены не возьму.

Тогда-то я и прозрела. Не любил! Врал! Как горько пошутила судьба. Всем была мила княжна Василиса, кроме наречённого, который счастливую жизнь обещал, перед ликами богов клялся любить вечно, трудностей не бояться, всё вместе преодолевать. А перед проклятием кощеевым отступил.

Как он тогда сказал?

– Долг перед страной крепче долга перед одной девицей. Ты помрёшь скоро, род не продлишь, а то и вовсе пагубу на царскую семью наведёшь. Я единственный жив остался из наследников, мне ответ перед батюшкой и страной держать. Прощай, Василиса.

Княжеское воспитание во мне твердило, что он прав, да только девичья обида сильнее оказалась. Любовь, мечты, боль в ненависть переплавила. С тех пор я и себя ненавидела, и Ивана-царевича, а больше всего Кощея, который чары погибельные навёл.