Свет моих пустых ночей

Он покидает кухню, а возвращается в другой одежде. Собрался, значит.

– Пойдём, я покажу тебе, как работает телек, – бросает хмуро.

Ни малейшего признака добродушного человека с мягкой улыбкой не осталось.

Неловко поднимаюсь под его насупленным взглядом и иду, разглядывая широкую спину. В этой комнате, куда меня приводит мрачный хозяин этого дома, мне ещё не доводилось побывать. Я смущённо топчусь на месте, когда он поправляет расправленную постель – вот, значит, где он спит! – иду к разобранному дивану, стоит мужчине кивнуть в направлении него, беру в руки коробочку с кнопками.

– Красная – включение или выключение, стрелки вниз и вверх листают каналы, вправо и влево – регулируют уровень громкости. Остальными можно не пользоваться, – говорит мне. – Попробуй.

Я нерешительно жму на красную круглую кнопку. Под пальцем она плавно опускается вниз и утопает в жёстком пластике, а на плоском чёрном экране – совсем как зеркало! – вдруг загорается картинка, а следом появляется звук.

Я делаю сначала громче, потом тише, нажимаю на кнопку со стрелочкой вверх и возвращаюсь, нажимая на кнопку со стрелкой вниз. Всё это время Егор наблюдает за мной. А когда я останавливаю свой выбор на цветных картинках с котом и мышонком, которые часто мелькаю на экране под забавную музыку, мужчина подходит ко мне, протягивая очередную коробочку. В этот раз плоскую и с таким же ярким экраном, что и на его телевизоре.

– Мы находимся здесь, – показывает он мне, и я с удивлением обнаруживаю изображение карты. Хозяин проводит пальцем по экрану, сдвигая картинку. – Встретились мы тут. Ты можешь показать свой дом?

Аккуратно беру в руки прохладную вещицу, повторяю его движение – веду по экрану, отслеживая собственный путь в обратном направлении: от места, где мы встретились по степи до реки, вверх по течению, через небольшой лесок… И судорожно ловлю ртом воздух, когда вижу крыши домов родной деревушки. Отсчитываю четвёртый на самой дальней улице и протягиваю обратно мужчине.

– Вот мой дом.

Егор разглядывает экран, что-то нажимая пальцами. То сводит их вместе, то снова разводит в разные стороны. Он хмурится и шевелит губами, словно беззвучно говорит. Переводит озадаченный взгляд на меня:

– Ты уверена? Насколько мне известно, там давно никто не живёт.

В его голосе звучит искреннее удивление, и мне хочется смеяться. Я не никто. Я жила там всю свою жизнь!

– Там никто не живёт всего-то несколько дней, – говорю ему тихо. – С того дня, как мы встретились. Все мои вещи остались в доме, когда я сбежала.

– Ты жила там одна?

– Нет, я жила там с дедушкой. Около двух лет назад скончалась наша соседка, и мы остались с ним вдвоём. В тот день… – я поднимаю взгляд на Егора. – В деревню приехали чужие люди. Они рыскали по домам в поисках чего-нибудь ценного. Дедушка сказал, что это мародёры, что они всегда так делают. Я пряталась, когда они зашли в наш дом, не успела уйти.

– А дедушка?

– И дедушка не успел… – всхлипываю я. – Они… Егор, они убили его!

Мужчина садится рядом и сжимает мою руку.

– Мне жаль, что тебе пришлось такое пережить.

– Он так и остался лежать… там, в доме… Мне пришлось оставить его. Тот мужчина… Он повалил меня на пол… – бормочу тихо-тихо, словно, скажи я чуть громче, всё вернётся. – Он хотел сделать кое-что ужасное, понимаете? У меня просто не было выбора, – Егор так сильно сжимает мою руку, что мне больно. – Я ударила его прикладом дедушкиного ружья и выпрыгнула в окно. Я даже не уверена, что не убила его…

Громадные слезинки скатываются по моему лицу, но я не моргая смотрю на мужчину. Точнее, на его ожесточённое лицо. Я ничего не знаю ни о нём, ни об этом “большом” мире, но чувствую, как огромный груз из боли и вины спадает с моих хрупких плеч.

Егор мрачнеет, глядя на меня. Наверняка вообще жалеет, что помог! Что спас!

– Не реви, – снова говорит он, но разве можно так просто успокоиться? – Я разузнаю, что там к чему, а потом поеду и всё проверю.

От неожиданности я перестаю рыдать и, громко икнув, вытираю лицо ладонью.

– Я поеду с вами.

– Не прямо сейчас, – уточняет он. – Когда поправишься. По крайней мере, не ранее, чем я подготовлюсь к этой поездке.

– Хорошо. Другого выбора у меня всё равно нет.

– Не будь так пессимистически настроена. В твоей жизни приключилось настоящее дерьмо, но тебе просто необходимо жить дальше.

Я удивлённо смотрю на него, и он по-мальчишески усмехается. Задорно так. Почти весело. Интересно, почему?

– Я попробую, – серьёзно заявляю ему. – Не так-то это просто, когда у тебя нет ни дома, ни денег, ни документов, ни близких.

– Давай решать проблемы по мере поступления, ладно?

– Ладно.

– Вот и хорошо. Значит, ты отдыхаешь, а я пошёл. Постараюсь не задерживаться к обеду, но, если проголодаешься, поешь сама.

Я сдержанно киваю, и он уходит.

Смотрю телевизор, но спутанные мысли в моей голове никак не дают по-настоящему насладиться этим зрелищем.

Что имел в виду Егор, когда сказал, что узнает про мой дом? Узнает, что случилось в день нашей встречи? Или узнает, почему давно считалось, что в деревне никто не живёт?

Я знаю, что случилось. Но мне интересно знать, почему перестали доставлять продовольствия, почему дедушка никогда не стремился покинуть свой дом, даже когда стало ясно, что люди просто позабыли о нашем существовании.

Эти вопросы не дают покоя. Тревожат меня. Неожиданно мне начинает казаться, что за всем этим скрывается какая-то страшная тайна. И, пожалуй, впервые в жизни я задумываюсь над тем, кто я такая.

Дедушка никогда не рассказывал мне о родителях или других родственниках. Априори считалось, что нас только двое. Из года в год стареющий дед и его маленькая внучка Славка. Он обучал меня читать, писать и считать; нехитрым премудростям готовки, уборки и примитивного шитья – заштопать дырку на колготках или носках, поправить расползающийся шов на брюках или рубахе. Дедушка научил меня охотиться и рыбачить. Я разбираюсь в лесных ягодах и грибах, умею выращивать овощи, сушить их и мариновать. Но я абсолютно никакого понятия не имею о том, как выживать в мире людей. Как держаться в этом “большом” мире.

Что, если у меня не получится? Не так-то просто освоиться, зная, что никому нет до тебя дела. Дедушка говорил, что здесь нужно всегда помнить о том, что каждый человек может причинить мне вред, обмануть, воспользоваться наивностью. А теперь я осталась совершенно одна в условиях, когда мне приходится положиться на странного незнакомца, который волнует меня вовсе не из-за страха.

Когда мне надоедает гонять из пустого в порожнее свои мысли, я выключаю телевизор и иду на кухоньку. Знаю, что обещала Егору отдыхать, но ничего не могу поделать: мне кажется неправильным, что хозяин дома взвалил на себя заботу обо мне, так ещё и вернётся в дом, где толком ничего не приготовлено.

Инспектирую каждую полку шкафов и холодильника, стеллажи с банками и ящики с овощами. Запасы у мужчины весьма скудные, в основном, рыбные консервы, крупы, картофель, морковь, лук.

Варганю самый простенький рыбный суп с рисом и снова нажариваю сковороду картошки. Немного поразмыслив, ставлю простенькое тесто для лукового пирога. Дедушка очень любил его, и я думаю, что Егору тоже придётся по вкусу.

Ставлю пирог в духовку, перемываю посуду и вздыхаю, заслышав громкий лай огромного пса.

Мысленно готовлюсь к нагоняю от хозяина, но тут раздаётся громкий стук в дверь.

Странно, зачем Егору стучать?

Звук раздаётся снова, и я боязливо подхожу к двери.

Проворачиваю щеколду. Опускаю ручку.

В приоткрывшейся щели вижу красивую женщину, что изумлённо смотрит в ответ.