2 – 2. Мы против нас

Как она это делает? У нее там что, фабрика бесперебойной выработки феромонов?

Волосы, цвет которых я вспоминал вчера ночью, перед тем как вырубиться после бутылки полусухого красного. Тело, в котором мой отравленный вязким сиропом мозг отказывается искать изъяны.

Она вся – какое-то гребаное. Мать его. Совершенство.

Декан Бартон сам звонит мне перед парами, пока я тащусь в хвосте утренней пробки на Тремонт. Предупреждает, что вытянул меня из лап Робинсона на первые тридцать минут лекции и назначает консультацию в одной из свободных аудиторий.

Я поднимаюсь к Бартону, когда слышу голос Спенсера:

– Эй, Хорнер, заблудился? У нас пара на другой кафедре.

– Я к декану.

Я говорил другу, что пишу курсовую у Бартона, но слово «декан» моментально включает в его голове тревожную кнопку.

– К декану? С чего это?

– Обсудить перевод, – бросаю я, решив проверить, на что еще хватит фантазии моего друга. – Из универа.

Удивительно, но у него правда нет других вариантов.

– Так и знал, что все закончится этим! – шипит Спенсер со злостью, часть которой, конечно же, по мою душу. – Из-за Сэм?

– Угу, – мычу, пряча сарказм за сжатыми в линию губами. – Так достала, что сил нет видеть ее каждое утро.

– Ты бежишь, потому что у вас что-то было или потому что хотелось, но не было?

– Тащи свою задницу на лекцию. Буду позже. Робинсону сказали, что я опоздаю.

Спенсер хочет спросить еще что-то – по лицу вижу, – но разговор рискует затянуться или закончиться быстрым разоблачением моего безобидного розыгрыша. Коротко махнув Спенсу, я шагаю дальше по коридору.

На кафедре не оказывается свободных аудиторий, и Бартон принимает меня в своем кабинете.

Мы обсуждаем несколько самых сложных вопросов по курсовой и список литературы, который следует изучить особенно тщательно. Декан как всегда лаконичен, и мы управляемся за двадцать минут, десять из которых занимает время перед началом пар.

– Можешь попить кофе, пока Робинсон думает, что ты занят консультацией, – с серьезным лицом добавляет профессор, после того как мы обмениваемся пожеланиями хорошего дня.

Я присматриваюсь, стараясь угадать, проверка это или он говорит искренне.

– Как раз пропустил завтрак, – киваю, повернув к Бартону такую же серьезную мину.

На лице декана мелькает короткая, как вспышка, улыбка.

Поесть в столовой кампуса в такую рань обычно нечего, но автомат с кофе работает бесперебойно. Я направляюсь за порцией, минуя пустые кафедры на втором этаже.

Саманта идет быстрым шагом – почти бежит. Останавливается, секунды о чем-то думает и продолжает путь.

Я замечаю ее еще издали и удивляюсь тому, как легко определил по одной только походке, что это Сэм. Черты лица пока видны плохо, волосы спрятаны под капюшон светлой толстовки. Я странным образом запомнил почти всю одежду, в которой она появлялась с начала года, но эту бесформенную кофту вижу впервые. Крошечное тело растет, пока расстояние между нами уменьшается. Ярдах в двадцати она поднимает голову и врезается взглядом в мое лицо. Глазами, в которых все еще полыхает ярость.

Еще вчера, перед тем как надраться, я пообещал себе поговорить с ней о нашем прошлом. Стоит ли делать это сейчас, когда ее желание убить меня кажется почти осязаемым?

Дверь одной из аудиторий отворяется точно между нами.

Я слышу, как по полу выстукивают каблуки, но не замечаю мелькнувшую сбоку фигуру, пока в коридоре не звучит женский голос:

– О, привет, давно не виделись!

Зеленые глаза нехотя отрываются от моего лица и смотрят в направлении голоса.

– Привет, Чарли. – Сэм сдержанно улыбается, ни на дюйм не меняя положение, в котором стоит. Даже голову не поворачивает.

Язык ее тела кричит о том, что причина пропущенной пары стоит перед ней и какая-то хер откуда взявшаяся знакомая путает ей карты.

Однако знакомая оказывается догадливой. Я скольжу по лицу девушки мимолетным взглядом, но успеваю заметить, как она кривит рот в понимающей усмешке.

– Мистер Аткинс разрешил заниматься проектом, пока не начались занятия кружка. Мне нужно отлучиться минут на десять, а ключ он забрал с собой…

– Иди, я побуду здесь, – бросает Сэм, сделав правильный вывод из ее затянувшейся тирады. – Десять минут.

– Спасибо!

Девушка убегает к лестнице, а мы все так же молча стоим, вперившись друг в друга взглядами.

Сэм первой выходит из ступора: хватает меня за рукав кофты и, распахнув дверь, толкает внутрь.

Громкий стук действует на меня отрезвляюще: проходит головная боль, от которой с утра пришлось спасаться аспирином; сон снимает как рукой; тело накрывает окрыляющая бодрость, что живо подхватывает поникший дух. И никакого «Ред Булла» не понадобилось.

Судя по ее лицу, мы снова должны спорить. Как бы меня ни достали эти традиционные стычки, я должен хоть как-то на них реагировать, чтобы не быть слишком бесстрастным. Чтобы не видеть, как равнодушна она.

Наверное, нет ничего хреновее безразличия человека, из-за которого твою грудь будто растормошили и вырвали из нее половину.

Спустившись на стул перед одним из мольбертов, я смотрю на Сэм и собираюсь задать ей вопрос о том лагере в лоб.

«Ты помнишь, кто я? Ты просто играешь, Кэрри, или действительно что-то чувствуешь?»

Пальцы девушки хватаются за край капюшона, высвобождая волосы цвета вина, которым я заливал желудок и оползень в грудной клетке прошлой ночью.

– Надень обратно, – ворчу, переводя взгляд на бесформенную толстовку. – Или собери их. Похожа на чучело.

Я знаю, что она отреагирует. Начнет возмущаться, спорить, отбросит подачу привычным способом. Но в ответ Сэм только поджимает губы, шумно вдыхает воздух и одним махом расстегивает молнию. Огромный мешок спускается с плеч прямо к ногам, оставляя похудевшее за ночь тело в одной футболке.

Что за талант такой – сбрасывать килограммы за считанные часы? Она что, тайком в UFC подрабатывает?

– Когда ты ела в последний раз?

– Это все, что тебя интересует?

– Одно из. Первое.