Там, где нас. Непутёвые-путевые очерки

Вообще-то я люблю ближних. Но в любви они как минимум должны бодрствовать.

* * *

«Одиннадцать часов, полёт нормальный».

Да нет, какой там! Без дозаправки, без покурить, без протянуть ноги. Хотя последнее как раз запросто…

От нервов и густого аромата слежавшихся тел в два счёта можно запустить себе какой-нибудь тромб или лопнуть аневризму.

Оглядываю пассажиров. Лица словно расплавленные сыры: жёлтые, скользкие, растекаются. Все необычайно раздуты: набрякшие пальцы, распухшие ноги…

Индивидуальность стирается к пятому часу, далее наступает время коллективизма. Все как дома: в носках, в майках, почёсываются, вызывающе зевают, где-то ковыряются, что-то выколупывают. Одним словом, семья.

Променады – два шага туда, три обратно. Чуть качнуло – сел на храпящего. И никаких тебе «извините», «простите», «не соблаговолите» – одни лишь толчки, тычки и красноречивое мычание.

В иллюминаторе иней и острова Королевы Елизаветы.

Гренландия позади, впереди Канада и разрыв пузыря, если не встать.

Соседка снова. Жена опять. Обе спят.

– Ты не голодна? – толкаю жену.

– Где? – хлопает она ресницами.

По её мнению, еда – единственное, ради чего стоит просыпаться.

Разбуженная соседка тоже морщится:

– Что? Уже завтрак?

– Эта ненормальная утверждает, что уже завтрак, – шепчу я жене.

Соседка подслеповато пялится на циферблат, шевелит губами, что-то высчитывая, и наконец разрешается вопросом:

– Или вы опять хотите выйти?

– Слышишь? Эта склочная баба снова нас гонит… Ох и везёт же нам на сумасшедших!

* * *

И кстати, слив в лайнере – просто адский!

Жутко всасывающие звуки порождают мысли о крушении.

Лишь через минуту, когда мой пульс с двухсот сходит до ста шестидесяти, прямо над бачком я различаю надпись: «Не волнуйтесь. Слив шумный!»

– Ты сливала? – спрашиваю жену на выходе.

Та кивает. Руки её заметно дрожат.

– Интересно, куда это всё с таким размахом низвергается?

– Как куда? За борт! – уверенно отвечает она.

И я заглядываю в иллюминатор.

Под нами Канада. Бескрайние поля, бесконечные пастбища… Не хотелось бы мне быть канадским фермером…

* * *

За обедом подают декларацию на ввоз и иммиграционные бланки. Американцы редкие зануды – не только разговаривают, но к тому же ещё и пишут на английском.

Тормошу соседку:

– Простите, что тут написано?

– Это декларация на ввоз и иммиграционные бланки, – объясняет она то, что и без неё известно.

Поворачиваюсь к жене:

– Слушай, она совершенно невменяема.

– Отстань!

– Послушайте, – снова обращаюсь я к невменяемой, – у меня тут жена уже нервничает. Объясните, наконец, что к чему, или я за неё не ручаюсь.

Последующий час мы аккуратно заполняем бланки.

Соседка спрашивает, ввожу ли я фрукты, овощи и большие деньги. Я же, мотая головой, ставлю галочки под её указательный палец.

Приземление, в общем-то, проходит успешно, не считая безуспешной попытки влезть опухшими ногами в тесную обувь. Отчего Америка вынуждена встречать своих гостей со стоптанными задниками.

Аэропорт LAX

Шесть утра. Час до пересменки.

Густым потоком мы сливаемся по обозначенному турникетами руслу. Ступеньки вверх, ступеньки вниз…

Жадно осматриваюсь, набираюсь впечатлений.

Вот что-то ремонтируют. Ржавые леса, грубая штукатурка, дешёвая побелка… Халтура!..

Тут кто-то оцарапал стену. Там перегоревшая лампочка…

И это Америка?!

А вот и таможня. Синие штаны, голубые рубахи.