Джон Картер – марсианин

– Я рада, что вы пришли, – сказала она, – Дея Торис спит, и я одна. Мое племя мало беспокоится обо мне – я слишком не похожа на них всех. У меня невеселая судьба: прожить с ними всю жизнь – это мука. Мне часто хотелось быть типичной зеленой марсианкой, не знающей любви. Но я познала любовь и должна погибнуть.

Я обещала вам рассказать мою историю, вернее, историю моих родителей. Я знаю вас и жизнь вашего народа и убеждена, что мой рассказ не покажется вам слишком диким. Но такого не случалось среди зеленых марсиан, даже в наших легендах не встретишь ничего похожего.

Моя мать была невысокой, и ей не поручали деторождение, поскольку совет выбирает матерей в основном по принципу роста. Кроме того, она была не так холодна и жестока, как большинство марсианок. Избегая их общества, мать часто бродила одна по пустынным улицам Тарка или сидела среди цветов, покрывающих расположенные близ города холмы. В одиночестве она мечтала. Только я одна из всех таркианских женщин могу представить, о чем она тогда думала, потому что я – дочь своей матери!

Среди холмов она и повстречала молодого воина, пасшего зитидаров и тотов. Сначала они просто болтали, но мало-помалу стали сближаться, и их встречи уже не были случайностью. Наконец они обрели смелость и заговорили о сокровенном: желаниях, надеждах, мечтах. Мама доверилась ему и рассказала о своем ужасном отвращении к жестокости марсиан, о желании любви. Открыв душу, она со страхом ожидала, что с его холодных жестоких губ сорвутся слова презрения; но вместо этого он обнял и поцеловал ее.

Целых шесть лет они скрывали ото всех свою любовь. Моя мать принадлежала к свите великого Тала Хаджуса, а отец был простым воином-пастухом. Если бы стало известно, что они преступили законы и обычаи тарков, их ждала бы смерть на большой арене перед лицом Тала Хаджуса и несметной толпы.

Яйцо, из которого я появилась на свет, было спрятано под большим стеклянным сосудом в самом высоком и недоступном из полуразрушенных замков древнего Тарка. Моя мать навещала его раз в год в течение всех пяти лет – срока инкубации. Она не решалась приходить чаще: боялась, что за каждым ее шагом следят. За это время мой отец успел выдвинуться, победив в бою многих вождей. Он по-прежнему любил мою мать, и единственной целью его жизни было добыть оружие самого Тала Хаджуса. Убив его, отец стал бы владыкой всех тарков и получил право назвать любимую женой. Он мог тогда покровительствовать своему ребенку, который иначе был бы убит.

Добыть оружие Тала Хаджуса за пять коротких лет было безумной мечтой, но успехи отца были очень велики, и скоро он занял видное место в совете тарков. Случайность разбила его надежды: отца отправили в далекую экспедицию на покрытый льдами юг, он должен был захватить у южных племен меха. Таков обычай зеленых барсумцев: они никогда не трудятся над тем, что могут отнять у других в бою. Через пять лет отец вернулся, но все уже было кончено.

Спустя некоторое время после его отъезда мое яйцо вскрылось. Вскоре должны были и привести детей из общественного инкубатора. Мама оставила меня в старом замке, еженощно навещала и ласкала. Она надеялась, что во время возвращения экспедиции из инкубатора ей удастся замешать меня в толпу детей, предназначенных двору Тала Хаджуса. Тогда она избегла бы жестокого наказания, которое ожидало ее за преступление против древних обычаев зеленых марсиан.

Мама обучала меня языку и обычаям барсумцев, а однажды ночью рассказала мне историю моего рождения. Она внушала необходимость полной тайны и величайшей осторожности. Когда я окажусь вместе с другими юными тарками, никто не должен догадаться, что я другая, что я знаю, кто мои родители. И мама прошептала мне имя моего отца.

Вдруг в темноте комнаты вспыхнул свет и перед нами предстала Саркойя. Ненависть, исходившая от нее, заставила сжаться мое сердце. Очевидно, она давно подозревала мою мать из-за ее отлучек, а теперь слышала весь наш разговор.

Она не расслышала только одного – имени моего отца – и теперь настойчиво требовала у мамы назвать имя того, с кем согрешила. Но никакие угрозы не могли вырвать его из сердца любящей женщины. Чтобы спасти меня от неизбежных пыток, мать сказала, что не открыла этого имени ребенку. Саркойя поспешила к Талу Хаджусу с доносом. Едва она вышла, моя мать укутала меня в меха и побежала с безумной скоростью к южной окраине города, где находился мужчина, на чью помощь она не могла надеяться, но чье лицо ей хотелось увидеть еще раз перед смертью.

Когда мы приблизились к окраине, то услышали шум со стороны ворот, которыми пользуются все отряды. Это были крики тотов и рев зитидаров, к ним примешивалось бряцание оружия. Первой мыслью моей матери было, что отец возвращается из своей экспедиции, но она знала тарков, и это удержало ее от того, чтобы побежать очертя голову ему навстречу.

Спрятавшись в тени арки, мать ждала, чтобы кавалькада поравнялась с ней. Когда передняя часть процессии проходила мимо нас, меньшая луна осветила ее и показала, что это была экспедиция из инкубатора. Появился шанс спасти меня. Когда большая повозка поравнялась с нами, мать спряталась в ее тени и побежала рядом, страстно прижимая меня к груди. Она знала, что никогда ей не суждено больше ни обнять, ни увидеть меня.

На большой площади началась сутолока, мама втолкнула меня в толпу других детей. Стражи были рады наконец-то снять с себя ответственность, лежавшую на них все время пути, и ничего не заметили. Детей ввели в большую комнату, где нас приняли незнакомые женщины, а на следующий день всех распределили по свитам вождей.

Я никогда больше не видела матери. Тал Хаджус заключил ее в темницу, пытал, желая узнать имя моего отца, но она осталась тверда и умерла под смех Тала Хаджуса и других вождей во время одной из пыток. Мама убедила их, что убила меня, чтобы спасти от пыток, а тело оставила белым обезьянам. Только Саркойя не поверила ей, и я чувствую, что она подозревает о моем истинном происхождении.

Когда отец вернулся, Тал Хаджус рассказывал при нем историю моей матери. Я присутствовала при этом и видела, что ни один мускул не дрогнул на его лице. Он ничем не выдал своего волнения, только не смеялся, когда Тал Хаджус весело описывал ее смертные муки. С этого мгновения отец ожесточился, и я жду того дня, когда он исполнит свое сокровенное желание и пнет ногой мертвое тело Тала Хаджуса. Любовь по-прежнему сильна в его сердце, как и сорок лет назад, когда это чувство переродило его, и он жаждет отомстить. Я знаю это так же твердо, как то, что мы сидим здесь, у края древнего как мир моря.

– А ваш отец, Сола, он здесь? – спросил я.

– Да, – отвечала она, – но он не знает, что я его дочь, и не знает, кто предал мою мать Талу Хаджусу.

Мы долго молчали. Она погрузилась в мысли о своем ужасном прошлом, а я с глубоким сочувствием думал о несчастных влюбленных.

Наконец Сола заговорила:

– Джон Картер, вы настоящий мужчина, я могу довериться вам. Это может когда-либо пригодиться, и я назову вам имя моего отца. Когда придет час, скажите правду, если вам покажется, что так будет лучше. Имя моего отца – Тарс Таркас!

16. Мы надеемся бежать

Остальная часть нашего путешествия до Тарка протекала спокойно. Мы были в пути три недели, миновали два морских дна и развалины нескольких городов. Дважды мы пересекали знаменитые водные пути (марсианские каналы). Это было опасно – мы высылали разведчиков и продвигались только в случае, если поблизости не было видно сильных отрядов красных марсиан. По полосе обработанных земель идти тоже было достаточно сложно, так как рядом находились населенные пункты и надо было пересекать многочисленные широкие дороги. Один из этих переходов продолжался пять часов без остановок, а другой отнял целую ночь, и, едва мы переступили границу обработанных полей, взошло солнце.

Такие переходы делались в темноте, и я почти ничего не видел, только меньшая луна в своем бешеном беге время от времени вырывала фрагменты ландшафта, озаряя огороженные поля и неясные дома, очень похожие на наши земные фермы. Здесь росло много деревьев, и некоторые достигали невероятной высоты. Были и животные за загородками, они давали знать о себе испуганными криками и фырканьем, учуяв наше приближение.

Только однажды я увидел человека. Было это на пересечении нашего пути с широкой белой дорогой, которая прорезает вдоль полосу обработанных земель. Парень, должно быть, спал подле дороги. Проснувшись и едва успев бросить взгляд на приближающийся караван, он как безумный вскочил и перелетел ближайшую ограду с быстротой испуганной кошки. Тарки продолжали спокойно продвигаться вперед, но несколько ускорили шаг, чтобы поскорее добраться до следующей пустыни, граничащей с владениями Тала Хаджуса.

За все это время Дея Торис ни разу не позвала меня к себе в повозку, а моя безумная гордыня не позволяла мне прийти самому. Может, существует такая зависимость: чем доблестнее воин, тем более робок он с женщинами. Как часто слабые и трусливые на поле боя пленяют слабый пол тогда, когда отважные воины, готовые встретить лицом к лицу тысячу настоящих опасностей, бездействуют подобно испуганному ребенку.

И вот ровно через месяц после прибытия на Барсум я вступил в древний город Тарк. Зеленые марсиане насчитывают около тридцати тысяч душ и делятся на двадцать пять общин. Во главе каждой общины стоит джед, ему подчиняются вожди, но все они беспрекословно выполняют приказы Тала Хаджуса, джеддака Тарка. Пять общин живут в самом Тарке, остальные занимают другие опустевшие города древнего Марса.

Мы вступили на большую городскую площадь около полудня. Никто не встречал вернувшуюся экспедицию восторженными приветствиями, интерес возник, только когда стало известно о пленных. Дея Торис и я сделались предметом всеобщего любопытства.

Вскоре нам отвели квартиры, и остаток дня мы посвятили устройству на новом месте. Здание стояло на главной улице города, выходившей на большую площадь с южной стороны, меня поместили в дальнем крыле. Архитектура здесь была столь же величественна, как и в Кодаре. Этот дом подошел бы императору, но для этих странных существ значение имели только размеры. Поэтому Тал Хаджус жил в самом большом доме города, хотя и самом невзрачном. Следующее по величине здание занимал Лоркас Птомель, за ним – джед рангом ниже и так далее. Воины помещались в том же здании, что и вождь. Впрочем, они могли занять любое из тысяч свободных зданий в той части города, которая была отведена их общине. Выбор зданий был связан с этим распределением общин по городу, только для джедов делалось исключение: они занимали здания, выходившие на большую городскую площадь.

Когда я наконец привел в порядок свое помещение, вернее сказать, когда его привели в порядок под моим наблюдением, было уже недалеко до заката. Я поспешил разыскать Солу, чтобы помочь устроиться ей и ее подопечной. К тому же я хотел объясниться с Деей Торис и убедить ее в необходимости перемирия для побега. Я безрезультатно искал их повсюду, пока верхний край солнца не скрылся за горизонтом. Наконец я заметил уродливую морду Вулы, выглядывающую из окна второго этажа дома на другой стороне моей улицы.

Я не стал ждать приглашения и взбежал по винтовой лестнице на второй этаж. Здесь меня приветствовал радостный рев Вулы, который бросился ко мне и чуть не раздавил своим громадным телом. Он был так рад моему приходу, что казалось, будто он не прочь меня съесть: вся его морда осклабилась широчайшей улыбкой.

Я ласково успокоил его и стал вглядываться в темноту комнаты, ища Дею. Она сидела в старинном резном кресле среди мехов и шелков. Я молчал; тогда она поднялась во весь рост и спросила:

– Что нужно Дотару Сояту, тарку, от Деи Торис, его пленницы?

– Дея Торис, я не знаю, чем оскорбил вас. Меньше всего я хотел обидеть или огорчить ту, кого надеялся охранять и защищать. Вы можете забыть обо мне потом, но сейчас должны помочь устроить побег. Я не прошу, я приказываю. Когда вы снова будете у вашего отца – можете поступать, как вам будет угодно, но до этого я ваш господин, и вы должны подчиняться.

Дея внимательно и долго смотрела на меня, и мне показалось, что мои слова задели ее.

– Я понимаю ваши слова, Дотар Соят, – ответила она, – но не понимаю вас. Вы странно сочетаете в себе ребенка и мужа, зверя и благородное существо. Я очень хотела бы увидеть, что таится в вашем сердце.

– Опустите глаза вниз, Дея Торис. – Мое сердце лежит у ваших ног. Оно там с той самой ночи в Кодаре и вечно хотело бы биться только для вас, пока смерть не остановит его.

Она слегка приблизилась и протянула руки каким-то странным движением, как будто на ощупь.

– Что вы хотите сказать этим, Джон Картер? – прошептала она.

– Я сказал то, что поклялся не открывать вам до тех пор, пока вы не перестанете быть пленницей. Я сказал то, что не собирался говорить вам вовсе, судя по вашему обращению со мной в течение последних трех недель. Я сказал вам, Дея Торис, что принадлежу вам душой и телом, что я готов служить вам, сражаться за вас и умереть за вас. Я не прошу ни о чем. Я не жду согласия или отказа, по крайней мере до тех пор, пока вы не станете свободной. Мне не нужно благодарности, потому что я искренне хочу помочь. Только одно: давайте будем друзьями и союзниками, как прежде.

– Хорошо, Джон Картер. Я столь же охотно принимаю вашу дружбу, как и признаю ваш авторитет: отныне ваше слово будет для меня законом. Дважды я была несправедлива к вам и прошу у вас прощения.

Дальнейшая беседа была прервана приходом взволнованной Солы. Она была не похожа на себя, обычно спокойную и владеющую собой.

– Эта отвратительная Саркойя была у Тала Хаджуса, – воскликнула она, – и судя по тому, что я слышала на площади, у вас мало шансов остаться в живых.

– Что они говорят? – спросила Дея.

– Что вас отдадут на растерзание диким калотам (псам) на большой арене, как только все общины соберутся для ежегодных игр.

– Сола, – сказал я, – вы принадлежите к племени тарков, но вы так же сильно ненавидите их нравы и обычаи, как и мы. Не хотите ли вы бежать вместе с нами? Я уверен, что Дея Торис сможет обеспечить вам гостеприимство своего народа, и ваша судьба сложится там куда счастливее.

– Да! – воскликнула Дея. – Бежим с нами, Сола! Вам будет много лучше у красных людей Гелиума, чем здесь. Я могу обещать вам не только кров и пищу, но любовь и уважение, по которым вы так тоскуете и которых лишают вас законы и обычаи вашей расы. Идемте с нами, Сола! Ваша участь будет ужасна, если они заподозрят, что вы помогали нам. Я знаю: страх не заставит вас бежать с нами, но, возможно, вас воодушевит мысль о том, что вы попадете в страну, где можно быть счастливым и где люди умеют любить. Бегите с нами, Сола, скажите, что вы согласны!

– Великий водный путь, который ведет в Гелиум, лежит всего в пятидесяти милях к югу, – прошептала Сола почти про себя. – Как только они узнают о бегстве, они пустятся в погоню. Мы могли бы спрятаться в лесу, но все же шансов очень мало. Они будут преследовать нас до самых границ Гелиума.

– А разве нет другого пути? – спросил я. – Быть может, Дея, вы набросаете нам приблизительный план тех мест, по которым ведет дорога в Гелиум?

– Хорошо, – ответила она, вынула из своих волос громадный бриллиант и начертила на мраморном полу первую карту Барсума, которую мне довелось видеть. Ее пересекали длинные прямые линии, иногда параллельные, иногда собирающиеся в какой-либо точке, отмеченной кружком. Дея объяснила, что эти линии – водные пути, круги – города, а один из них, далеко отстоящий от нас на северо-запад, – Гелиум. По пути встречались и другие города, но она сказала, что боится входить во многие из них, поскольку не все они находятся в дружбе с Гелиумом.