Время других. Книга про поэтов

Бедные дети смотрели на сцену во все глаза и доверчиво кричали «Не скажем!» злой волшебнице Бастинде, еле передвигавшейся по сцене и лениво цедившей в притихший зал: «Ну, где там ваша Элли?»

После спектакля мы зашли с Виталиком в общую гримерку, где уныло разгримировывались соучастники коллективного издевательства над детьми.

– Каникулы… Три спектакля в день гоним, – начал было оправдываться только что изображавший великого и ужасного Гудвина, хотя я ничего такого не сказал, ни о чем таком не спрашивал. Не до того было. Из дома все-таки ушел.

И оказался в изумрудном закулисье. Почти как Элли.

Не прерывая оправданий, Гудвин разделся догола, обтерся полотенцем, оделся в уличное – джинсы, свитер, куртка – и уже в дверях, уходя, представился:

– Саша меня зовут.

Краем уха уловив что-то про мои бездомные мытарства, он добавил, обращаясь к Виталику:

– Солнышко наше встает теперь где-то далеко. И похоже, на сей раз он там надолго. А комната его пустует…

Так я попал в театральное общежитие у Рогожской заставы, где обитали молодые любимовские и эфросовские артисты с Малой Бронной и Таганки.

«Солнышко наше» оказалось племянником Олега Янковского, тщательно упакованный мебельный гарнитур которого занимал всю площадь брошенной комнаты. И весь ее объем.

Знаменитый дядя находился в очереди на без очереди в ожидании новой квартиры. Другая очередь на без очереди дефицитный гарнитур уже подошла, а квартиру еще не дали. Девать роскошный югославский гарнитур было некуда, вот и завезли его пока в комнату к племяннику, который в общежитии отсутствовал, ибо надолго завис в хоромах очередной поклонницы.

Разложив на единственном свободном клочке пола диванные подушки, из уважения к великому артисту я оставил их в целлофановой упаковке, которая нещадно хрустела подо мной ночи напролет. Так и спал.

Много лет спустя в минуту ненужной ресторанной откровенности я рассказал о том, как спал на этом диване. Все смеялись, кроме сидевшего рядом со мной Олега Янковского, нахмуренности которого не снял и пассаж про целлофан.

Как мне жилось в театральном общежитии (хорошо жилось), желающие могут узнать из одноименного стихотворного цикла, читанного тогда же друзьям-поэтам.

Парщиков, смешно тараща глаза и топорща губы, еще (помню) сказал, как роскошно я выдумал этот мир, какая тема бездонная: потроха театра, тени Гоголя, Шекспира…

Он принял меня за себя, а общежитие театра – за плод моего воображения.

– Я не выдумал, Леша. Я там жил. Живу. Я вообще ничего не выдумываю. Пишу то, что правда со мной было.

– Почему так? Зачем? – искренне удивился Парщиков.

Действительно, зачем?

2015

Общежитие театра

1

Нехорошее время размена квартир.
Общежитие театра – случайно, но кстати.

Монологов на кухне московский ампир.
Чебутыкин, спросонок бредущий в сортир.
Мрачный Гоголь в купальном халате.
Неизбежные кильки в томате.

Это быт с чертовщиной. Но все-таки быт.
Мизансцены судьбы при отсутствии рампы.
Диалоги любви при отсутствии лампы.

– Не хотите откушать?
– Спасибо, я сыт.

Что за странную роль мне сыграть предстоит!
Я – поклонник, а все остальные – таланты…

2

…бьют часы наугад, на дворе то светло, то темно,
выдыхаешься сразу, сто лет дожидаешься вдоха,
бьют часы наугад, как ни глянешь в окно —
то светло, то темно, то одна, то другая эпоха
отражается в луже, которая не без подвоха,
потому что в ней небо не отражено,

бьют часы наугад, и пространство вступает в игру,
как ни глянешь в окно – тополя, купола да канавы,
как ни глянешь в себя – маета да желание славы,
да похмелье в чужом, состоявшемся завтра пиру,
в общежитии театра, в районе Рогожской заставы
бьют часы наугад, приближается вечер к утру,

приближается солнце к окну, валит снег вперемежку с дождем,
проясняется если не время, то место,
узнаю широту, на которой рожден,
эту блажь, эту дурь, это вечное лезть на рожон,
узнаю долготу, помесь оста и веста,
эту царскую водку, и кончится чем – неизвестно…

3

виталик
друг
донских кровей рысак
из театра воротился весь в кудряшках
поскольку он играет роль шапиро
постольку режиссер его завил

а что тут удивительного
впрямь
сперва шапиро
а потом отелло
на всю москву не напасешься мавров