Все хорошо, мам

– Известно ли тебе, Алекс, что Элвис Пресли в какой-то момент своей яркой жизни страшно устал и решил уйти из нее. Но уйти из жизни – не значит умереть. Достаточно просто исчезнуть из информационного пространства. Элвис инсценировал собственную смерть и похороны. Поклонники, которые пришли проститься с королем рок-н-ролла, отмечали очевидные странности. Например, гроб с телом был очень тяжелым, его чуть не уронили. Знаешь, почему? Вместо «покойника» в нем лежала восковая кукла, и работала холодильная установка, чтобы «тело» не растаяло. Согласна, это всего лишь домыслы. Но есть и факты! Сотни человек в день смерти Элвиса видели его в аэропорту Мемфиса. Одному фанату он даже дал автограф! Экспертиза подтвердила: это был почерк Пресли! Свидетели утверждали: звезда рок-н-ролла отправлялась в Тибет. Там он и живет по сей день, наслаждается одиночеством и бесславием, попивая вечерами ром и покуривая сигары.

– Зая, человек, вкусивший славы, уже не сможет без нее. Он бы нашел способ воскреснуть.

– Гений должен быть мертвым, милый. Живым он никому не нужен. Живое мало кому интересно – в нем нет истории. Может быть, Элвис и хотел бы вернуться, но что бы он сказал миру? Я обманул вас, потому что мне просто надо было побыть одному? И как ты, скажи мне, как собираешься объяснять френдам, что никак не помрешь?

Алекс слушал Заю и понимал, что проиграл. Он вышел из фейкбука и забил в поисковике: 10 способов покончить с собой.

* * *

– Брют или полусладкое? – Алекс очнулся на небесах, в плотном бежевом кресле бизнес-класса рейса Москва – Пекин. Рядом, открыв рот, смешно спала Зая. В Зае спал ребенок. На переднем кресле расположился Прокоп с женами. Они заботливо укрывали старика пледом. Хорошие.

– Хочу сделать себе татуировку, – поделился планами дед. – Странно прожить жизнь и не сделать ни одной татуировки.

– У меня ни одной, – заметил Алекс.

– Это плохо. У человека всегда должно быть что-то, что можно набить на теле. Имя женщины, фраза, дающая силы, символ веры, борьбы, смирения.

– А что делать с татуировками, которые ты сделал на спор или по пьяни?

– Это просто глупость, но тоже нормально. Наступит момент, когда ты поймешь, что скоро тебе конец, а ты так и не совершил ни одной глупости.

Алекс расплылся в печальной улыбке. Вчера там, внизу, на Земле, он умер. Зая торжественно сообщила, что лечение в Израиле, на которое всем миром собирали деньги в течение последнего месяца, увы, не подействовало. Сердце раба Божьего Алексея остановилось. Новость взорвала Интернет, довела лояльную аудиторию до информационного оргазма и закрутилась в водовороте новых страстей.

RIP, RIP, RIP, PIP, RIP, RIP, RIP, RIP, PIP, RIP, – слезоточащие комментарии с визгом сыпались на его печальную страничку. Вспыхивали растровые свечи.

Новопреставленного поминали винчиком и мяском – стоял дачный субботний вечер. Выяснилось, что при жизни скромный бизнес-коуч Лёшка Дыкин был талантливым, сильным и удивительным. Настоящим борцом.

А теперь он на радуге.

По дороге в аэропорт Алекс читал комментарии и плакал от невыносимости человеческой любви. Водитель беспокойно оборачивался и спрашивал:

– Пачиму плачишь? Умер кто?

– Это он умер, – успокаивала Зая, – и отправляется в рай!

В «шарике», в броуновском движении улетающих и прилетающих пассажиров, их уже ждал Прокоп с Лилией и Лидией. Расположились в баре – по пиву на дорожку. Алекс ласкал взглядом последние стенания публики по собственному долгожданному уходу.

– Опять уткнулся в телефон, – заметил дедушка. – Что ты там ищешь?

– Любовь, – честно ответил Алекс.

– Все эти ваши лайки – это просто зависть, даже ненависть. Это не любовь. Любовь можно найти только внутри себя.

– Я больше не буду, – пообещал Алекс.

Зая строго посмотрела на него и забрала аппарат.

– Черт тебя знает, вдруг ты забудешься и начнешь отвечать на комментарии. – Она нажала «отключить» и отправила гаджет в карман плаща.

Теперь они вместе летели в Тибет к Элвису. Мертвый авантюрист Алекс, беременная Зая, не рожденный еще ребенок, блаженный Прокоп, решивший провести отпущенное ему время в кругу родных, и замыкающие этот странный круг Лилия и Лидия. Простые смертные, кукующие в эконом-классе, делали сложный выбор между курицей и рыбой, которые на вкус оказывались одинаковыми. Будучи смертными непростыми, наши антигерои ели мишленовское филе индейки в травах и макрель в кисло-сладком соусе – лечение в Израиле стоило дорого. От йогурта с кусочками манго Алекс отказался.

Но никто не узнал об этой славной трапезе.

Абоненты были отключены.

Нга

Холод, холод, рваный сон, синтетическая прохлада аэровокзала – и вот она, долгожданная влажная жара. Воздух будто состоял из воды. Казалось, легкие, этот атавизм горожанина, получающего кислород через wi-fi, расправились будто впервые, как у новорожденного младенца. Глубокий вдох – и тело наполнилось особенным духом Азии с ее кассиями и плюмериями, йодистыми ветрами и дурианами.

Мы прилетели во Вьетнам пережить неприветливую московскую зиму и найти равновесие. Пройти сход-развал. Как-то, знаете, в последнее время расбалансировались. Расшатались. Мы – это я, Андрей и наши дети, Герман и Майя. Будем бесноваться в волнах, рассекать на байках, наблюдать восходы в позе лотоса и лопать морепродукты. Впрочем, как можно называть все эти хитиновые загогулины креветок, пупырчатые осьминожьи лапы, гладкие клешни и тревожные усы омаров и прочих ракообразных морепродуктами? Продукты – это то, что лежит на полках в ближайшем сельпо. Морские гады – куда более удачное название, но не совсем понятно, почему гады? Можно ли назвать человека гадом земным?

Я – писатель и люблю слова. Любое слово, если его произнести много раз, становится странным и чужим, будто иностранным. Гад, гад, гад. Чувствуете? Оно теряет свой смысл, становясь набором звуков. Как вьетнамский язык. Колонизаторы усмирили витиеватые иероглифы, заковав их в латиницу. Практически все на вьетнамском звучит как NGA. Майе восемь месяцев, и мне кажется, что она вполне сносно лопочет на местном языке: уонь, ляо, нга, нга, нга.

Герману – шесть. Он находится в таком возрасте, когда дети еще подкупают пушистой ласковостью, но чуть что – уже грозят уйти из дома.

А нам с Андреем на двоих восемьдесят.

Во Вьетнаме я намереваюсь дописать книгу. Согласитесь, писать книги приятнее, когда находишься в равновесии. Азия – это острие вращающейся юлы. Точка, которая держит мир. Даже солнце тут встает и уходит освещать другие бока земного шара ровно в шесть. Непостижимые константа и симметрия.

Зарабатываю я, конечно, другим. Я, стыдно признаться, пиарщик. Беру жадных до славы клиентов, раздуваю их скромные таланты до космических масштабов, организовываю публикации в прессе и эфиры на радио и телевидении.

«Просираю писательский дар», – как утверждает Андрей.

Но жизнь большинства людей настолько ничтожна, что они готовы хорошо платить за то, чтобы упаковать ее в нарядную обертку. Например, у одного клиента, респектабельного и неглупого человека, есть пассия – миловидная, но бездарная шлюшка. Хозяину, конечно, обидно, что его зазноба такая бессмысленная. И я веду от ее имени скандальный блог. Пристраиваю на ток-шоу, где наша краля гарцует «экспертом» – выпучивает губы в микрофон и несет инфернальную ахинею, которая, впрочем, тонет в криках дерущихся алкоголиков. Клиент бомбит приятелей ссылками на холиварные опусы и эфиры. Приятели завидуют и раскланиваются на тусовках. Кроме владельца губастой блогерши, я поднимаю самооценку директору крупной ретейл-компании, учредившей «международный социокультурный проект «Пестушки мира[2 - Пестушки-один из древнейших жанров русского народного фольклора для детей младенческого возраста.]», психиатру, открывшему в себе экстрасенсорные способности, паре психологов без образования, но с армией подписчиков в социальных сетях и прочим перверзным нарциссам.

Но, пожалуй, пора завершать эти тягомотные рассуждения – современному читателю наплевать, что там творится в неординарной душе автора и что он думает о креветках. Современному читателю подавай захватывающую историю, в которой начало обязано цеплять, герой – пройти путь и измениться, а финал оказаться неожиданным, как дефолт. Поэтому приступаю к действию, пока вы не захлопнули, томясь от скуки, мою книжонку.

* * *

Такси с мяукающим вьетнамцем за рулем привезло нас в пригород Нячанга и остановилось у нескромной белой виллы. Над входом, оформленным с азиатской роскошью, царила вылепленная из гипса фигура беременной женщины с обнаженной грудью и огромным животом. Странный барельеф. То ли буддийское божество, то ли плод эротических фантазий архитектора. Мы вытащили чемоданы и ноющих детей из машины и поскакали к дому по горячим от солнца плиткам, рассыпанным по стриженому газону. Тени пальм трепетали на выжженной траве, как пальцы пианиста. Зеленые горы отдыхали в прозрачной дымке. Нагая беременная посматривала на нас осуждающе. Возможно, ей не нравилось, что нарядный дом отдали на растерзание всяким проходимцам. Подозреваю, что сдать в аренду такую громадину оказалось делом непростым. Поэтому виллу перекроили под апартаменты, пристроив боковую лестницу. На первом этаже располагалось кафе – владелец здания явно решил выжать из недвижимости все соки. Кафешку открыл армейский друг Андрея, которого все называли дядя Миша. Он переселился во Вьетнам со всей семьей года три назад. Это он предложил нам остановиться на вилле. Детям посулил гекконов и жаб – они жили в прохладном саду. Нам – пятнадцатипроцентную скидку в заведении. Звучало заманчиво, и мы согласились.

– Вы молодцы, что приехали, – дядя Миша одобрительно похлопывал нас по белым плечам. – Детям тут хорошо. Море, воздух, витамин D.

– Вы правда приехали из России? – восхищенно спросил сын дяди Миши Сёма. – В России круто, там снег!

– Скучает по снегу, – признался дядя Миша. – Дети неблагодарные. Совершенно не ценят то, что мы для них делаем.

Сёма с Германом убежали смотреть гекконов. Андрея атаковала хаускипер, вьетнамка, которой на вид было лет сорок, но в реальности могло оказаться как двадцать, так и семьдесят. Как почти всех вьетнамцев, ее звали Нга. На чудовищном английском Нга предупредила, что уборка апартаментов – по четвергам, а воду для кулера нужно заказывать во вторник. Мы с Майечкой решили совершить ознакомительный тур по дому. Внутреннее убранство дворца также отличалось помпезностью, переходящей в кич. Монументальные колонны венчали витиеватые пилястры, колониальная лестница скалилась золотыми перилами. Под ногами стелился прохладный каррарский мрамор. В самом центре холла блестел небольшой бассейн, который облепили странные непропорциональные человечьи фигуры. Анатомическая точность – определенно не конек вьетнамских скульпторов. Майечка протянула к уродцам пухлые ручки. Я задрала голову и увидела его.