Лайк. Шер. Репост».
Лёшик тюкнул пальцем фотки опухоли и своей кредитки, чтобы они подгрузились в пост. Нажал «опубликовать» и заснул, уткнувшись лицом в начищенную Заей инсталляцию.
Новые вина и апероли не дошли до застывших смазанных ртов. Пьяные слезы потекли из томных смоки. Под скорбными, рыдающими эмодзи затрепыхались тревожные комментарии. Телефон издавал приятный тренькающий звук – на карточку капали первые рубли.
* * *
Скромное весеннее утро осветило похмельный город.
– Лёша, проснись! – Зая трясла неудобно спящего и еще нетрезвого мужа за плечо. – Объясни мне, что происходит!
– Ты? – не открывая глаз, разбуженный Лёшик отмахивался от жены, как от прыгнувшей на рассвете в кровать собаки. – Откуда ты?
– Я открыла дверь плоскогубцами, мне тоже нужен туалет! А еще мне звонят наши друзья и говорят, что у тебя рак мозга! И что мы собираем в фейкбуке деньги на лечение! Скажи мне, Алексей, почему я узнаю об этом последней?
Лёшик пытался сфокусировать залитые текилой глаза на взволнованной Зае, на квадратиках итальянской плитки. Он мотал головой, мычал что-то про деда Прокопа и про дефицит любви. С каждым стоном Зая убеждалась, что с мужниным мозгом и впрямь что-то не так.
– Просто тебя нет в фейкбуке, – наконец произнес он.
Зая действительно предпочитала НАсвязи.
Лёшик пришел в себя только к вечеру притихшей субботы. Супруга впервые не стала корить его за пьянство. Она смирно сидела на помятой Undredal в его несвежих ногах, сложив свои по-турецки. Опасливо посматривала на разрывающийся от звонков и сообщений телефон. В Заиных глазах застыл немой ужас.
За ночь на Лёшика подписались сотни людей – всем интересно следить за тем, как умирает живой человек. На карточке лежала сумма, в несколько раз превышающая его месячный заработок. Жена принесла куриный бульон с половинкой яйца и смотрела преданно и тревожно. Этакий олененок, которому дали полизать соли.
Неожиданно выяснилось страшное – у Лёшика есть друзья. Они даже готовы вывалиться из ноутбука прямо в квартиру. Дать денег, найти врачей, утешить Заю. От новых впечатлений голова шла кругом.
– Милая, у меня действительно опухоль в голове, – подтвердил Лёшик, принимая из холодных Заиных рук куриный бульон. – Не говорил тебе: боялся, что будешь ругаться.
– А как же наше ЭКО? – не унималась Зая.
– С ЭКО придется подождать, – едва скрывая ликование, серьезно произнес Алексей. – Не до ЭКО сейчас. Надо уничтожить эту тварь.
– Хорошо. – Кажется, жена впервые в жизни разжала челюсти на еще живой добыче. – Надо почитать про эту бластому в Интернете. Может быть, за нее дают инвалидность. А это, между прочим, пособие, бесплатный проезд… Из всего в жизни надо извлекать пользу.
Лёшик пил суп из икеевской кружки и царственно отвечал на комментарии. Он наслаждался сочувствием и сладостными трелями телефона – счет пух на глазах. Даже Зая смотрела на мужа с непривычным уважением. Он вдруг стал человеком с подписчиками и деньгами. Он стал человеком с Раком.
* * *
На пожертвованные сердобольным народом средства бросились гусарить. Первым делом купили Зае шубу. Она долго выбирала такую, в которой чувствовала бы себя статусно. Крутилась перед зеркалом, надувала губы, делала лицо, будто ее фотографируют. Лёшику меховое изделие не нравилось. В нем жена была похожа на мохнатую гусеницу, да и дорого как-то, но он промолчал – человеку со смертельным диагнозом пристало быть щедрым и великодушным.
Вышли на бульвар. Весна счастливо плакала длинными сосульками. Желтый снег превращался в нечто напоминающее подсохшие ломти черного хлеба. Меньше всего хотелось думать о смерти. Да и какая смерть, когда вокруг столько жизни, событий столько?! Шубу вот купили.
Лёшик подставил лицо солнцу, закрыл глаза и наблюдал, как мельтешат и расплываются на веках разноцветные пятна. Рассказал, что в детстве у него был калейдоскоп, но его украли в школе. Зая фотографировала трамваи. Обирала волоски с черного пальто. Шуба свернулась калачом в специальном шубном мешке. Лёшик мысленно гладил новенький ноутбук. Зая сетовала, что на улице уже тепло – не успеет пофорсить в норковой красавице.
Отметить покупку решили в ресторане.
– Я прочитала все про твою опухоль. – Сделав заказ, Зая спустилась с небес на землю. – В Интернете написано, что она не поддается лечению. Ты уверен, что врачи не ошиблись? Может быть, они перепутали твою голову с чьей-нибудь другой? Зачем ты вообще решил ее проверить? Жили бы спокойно, а теперь непонятно, что делать дальше.
– У меня бартер с Институтом мозга, – соврал Лёшик. – Я им – лекцию о профессиональном выгорании. Они мне – МРТ. Дорогая штука, кстати. Опухоль – моя. Возможно, случится чудо, и я поправлюсь. И тогда мы сделаем ЭКО, обещаю, Зай.
Принесли вино и баночку с крупными оливками и маринованным чесноком. Чокнулись по привычке за здравие.
Лёшик не сразу осознал, какие последствия могут быть у его пьяного поста. Пару дней он пребывал в состоянии эйфории от свалившихся на него бабла и почета. В иллюзии, что фейкбук стерпит все: тут нет ни ответственности, ни наказания. Любой, даже самый беспардонный хайп выветривается через сутки – побочный эффект эпохи информационного обжорства. Возможно, про Лёшика тоже скоро забудут. Забывают же про сгоревшие торговые центры и взорванные аэропорты. Плеть Немезиды явно не спешит охладить пыл провокаторов, скандалистов и хейтеров. Мнемозина, вероятно, вообще не в курсе, что есть социальные сети, зря только заявляет, что знает все.
Однако больному по-прежнему писали и звонили друзья: эй, бро, ты как, чем помочь? Утром, перед поездкой за шубой, с ним связался бывший одноклассник Сашка Попов. Раздобыл как-то телефон. Надо же, превратился из рыхлого «попы» в крутого онколога. А ведь ровесник. Вот сволочь. Стал вытягивать медицинские подробности.
Весь разговор, в течение которого Лёшик мычал что-то несуразное, Зая робко заглядывала ему в глаза, будто намеревалась увидеть сквозь них пораженный опухолью мозг, и тихо спрашивала:
– Ну, ты как? Голова болит? Надо бы оформить на меня квартиру и «логан»…
И Лёшик понял – он влип.
Сотни людей отныне следят за его судьбой. Зая топчется под ногами, как голодная дворняга, – тревожится за наследство. Назад пути нет. Ну не может же он признаться, что просто напился и решил таким нелепым образом привлечь внимание к своей жалкой персоне.
«Ладно, – думал Лёшик, пережевывая осьминожьи присоски из салата, – куплю новый ноут, а там видно будет. Может, фейкбук отрубят к херам…»
Дома жена снова облачилась в шубу и крутилась в ней перед зеркалом, сочетая то с кроссовками, то с сапогами, то с какими-то глупыми шапками. В скромном свете бра мех потускнел. Шуба напоминала убитое животное. Лёшику стало жаль потраченных денег. И Заю, которая никогда не будет счастлива. Даже если купит сто шуб. Даже если сделает сиськи.
Жаль Прокопа, невольного соучастника этой тупейшей аферы. Но больше всего он жалел себя.
Если фейкбук не запретят, ему придется умереть.
* * *
Новенький, перламутровый и тонкий, как кусочек слюды, ноутбук был заряжен на поиск всей доступной информации про чертову бластому. Новости были неутешительные. Безнадежные даже новости.
«Глиобластома – самая коварная опухоль мозга. Выживаемость – ноль процентов. Продолжительность жизни при обнаружении на начальной стадии заболевания – 1–2 года», – сухо сообщали медицинские порталы.
Лёшику обещали мучительное и бессмысленное лечение, которое лишь продлит агонию. Он постепенно потеряет зрение, слух и обоняние – опухоль начнет давить на мозг. Перестанет узнавать Заю, самостоятельно принимать пищу и вставать с кровати. Зато начнет ходить под себя. Понадобится сиделка. Большие деньги, между прочим – переворачивать тело в памперсах за копейки никто не станет. Еще полгода – и все, капут. Его изменившийся до неузнаваемости, изуродованный болезнью организм скромно похоронят на дешевеньком подмосковном кладбище. Зая будет приезжать туда на Пасху на унаследованном «логане» и плакать над его неизвестной могилой.
«Идиот, ну какой же я идиот! – хватался за голову Лёшик. – Может быть, признаться во всем Зае? Она из Тюмени, что-нибудь придумает», – отчаивался он.
Иконка фейкбука на экране смартфона приветливо рассыпалась красным: Алексей, к тебе уведомления, открой меня, проказник!
Лёшик послушно нажал на дружескую буквицу. Что у нас тут? Ага, френды сделали еще несколько репостов о сборе средств. Молодцы, ответственные. Но маловато репостят. В ленте замелькала реклама каких-то модных курсов личного брендинга:
ПРОДАЙ СЕБЯ ЧЕРЕЗ КЛАССНУЮ ИСТОРИЮ!
«История, продающая история, – оживился Лёшик. – Вот оно, решение! Я буду рассказывать о том, как сражаюсь с опухолью, используя все, что впариваю народу на тренингах. Позитивное мышление, визуализацию, выход из зоны комфорта – всю эту фигню! И, опа, действительно смогу одолеть мерзавку. Я стану единственным человеком в мире, который победил глиобластому.
Я – Лёша Дыкин».
Он уже видел себя героем документального кино о чудесном исцелении на федеральном канале. Автором книги, опубликованной миллионным тиражом. Почетным членом пантеона проповедников успеха. Новым Мессией.
Окрыленный больной выскочил на балкон в одной футболке, распахнул окно и блаженно закурил. В город вернулась зима. Внизу спешили превратиться в грязные пробки чистые автомобильчики. Стадион припорошило серым снежком. Кто-то вытоптал на нем огромное слово из трех букв.
– Хуй вам, – бормотал Лёшик, сжимая зубами вкусную сигарету. – Не дождетесь. Не сдохну.