Мисс Пим расставляет точки

– Я так поняла, что есть еще и личная причина для ссор. Что-то о злоупотреблении гостеприимством.

– Вы хотите сказать, кто-то поехал на каникулы в гости к другой и плохо вел себя?

Видения соблазненного любовника, украденных ложек, следов сигарет на мебели промелькнули в слишком живом воображении Люси.

– О нет. Это случилось более двухсот лет назад[13 - Кланы Кэмпбеллов и Стюартов в Шотландии враждуют со времен Средневековья. Здесь, по-видимому, намек на попытки реставрации Стюартов на троне в XVIII веке.]. В глубоком снегу была устроена резня.

Детерро изо всех сил подчеркнула слово «резня».

Люси рассмеялась. Думать, что Кэмпбеллы до сих пор вынуждены жить под Гленко! Ограниченные люди, эти кельты.

Люси так долго сидела, раздумывая над образом мыслей кельтов, что Нат Тарт повернулась и посмотрела на нее:

– Вы приехали, чтобы использовать нас как образцы, мисс Пим?

Люси объяснила, что они с мисс Ходж старые друзья и что ее визит – это просто приезд в гости.

– Да и вообще, – добавила она, – сомневаюсь, что в качестве образцов с точки зрения психологии студентки колледжа физического воспитания могут быть интересны.

– Да что вы? Почему?

– О, они слишком нормальные и слишком милые. Слишком однотипны.

Легкая тень веселости мелькнула на лице Детерро – вообще первое выражение, появившееся на нем. Неожиданно это укололо Люси, как будто ее тоже уличили в наивности.

– Вы не согласны?

– Я пытаюсь сообразить, кто – из Старших – нормален. Это нелегко.

– Ну что вы!

– Вы знаете, как они здесь живут? Как они работают? Трудно после нескольких лет такого обучения подойти к последнему семестру совершенно нормальной.

– Вы полагаете, что мисс Нэш ненормальна?

– О, Бо! У нее сильный характер, и потому, быть может, она меньше пострадала. Но разве можно назвать ее дружбу с Иннес совершенно нормальной? Милой — конечно, – добавила Детерро поспешно, – абсолютно безупречной. Но нормальной – нет. Этакие отношения Давида и Ионафана. Очень приятные, без сомнения, но… – Детерро поводила рукой, подбирая подходящее слово, – но они исключают очень многое. И с Апостолами то же самое, только их четверо.

– Апостолы?

– Мэттьюз, Вэймарк, Льюкас, Литтлджон. Их так прозвали в колледже из-за фамилий[14 - Евангелисты: Матфей, Марк, Лука, Иоанн.]. А теперь, поверьте, дорогая мисс Пим, они и думают вместе. У них четыре комнаты на чердаке, – она кивком указала на четыре окна под крышей одного из крыльев дома, – и если вы попросите одну из них одолжить вам булавку, она ответит: «У нас их нет».

– Ну, есть еще мисс Дэйкерс. Что, по вашему мнению, не в порядке с мисс Дэйкерс?

– Задержалась в развитии, – сухо ответила Детерро.

– Чепуха! – воскликнула Люси, решив отстаивать свою точку зрения. – Счастливое, простое, без комплексов создание, наслаждающееся самой собой и всем миром вокруг. Совершенно нормальная.

Нат Тарт неожиданно улыбнулась, и улыбка ее была открытой и искренней.

– Хорошо, мисс Пим, я отдаю вам Дэйкерс. Но я напоминаю, что это последний семестр. Так что все оказывается необыкновенно преувеличенным. Все хоть чуть-чуть, самую капельку, но сумасшедшие. Нет-нет, правда, уверяю вас. Если студентка боязлива по природе, в этом семестре она трусит в тысячу раз больше. Если она амбициозна, ее амбиции превращаются в страсть. И так далее. – Мисс Детерро приподнялась, резюмируя сказанное. – Они ведут ненормальную жизнь. Нельзя ожидать, чтобы они были нормальными.

Глава четвертая

«Нельзя ожидать, чтобы они были нормальными», – повторяла про себя Люси, сидя на том же месте в воскресенье в полдень и глядя на счастливых и абсолютно нормальных девушек, группами разместившихся на траве у ее ног. Ее взгляд с удовольствием пробегал по их юным лицам. Если ни одно из них не было особо выдающимся, то по крайней мере ни на одном из них не было печати посредственности. На них не видно было никаких следов болезненности или хотя бы изнеможения, это были живые загорелые лица. Эти девушки выдержали изнурительный – что признала даже Генриетта – курс обучения, и мисс Пим думала, что строгие меры, наверно, были оправданны, если конечный результат оказался столь великолепным.

Она улыбнулась, заметив, что Апостолы, прожив долгое время вместе, стали даже чем-то похожи друг на друга, как часто бывают похожи, несмотря на разные черты лица, муж и жена. Казалось, что у Апостолов одинаковые круглые лица с одним и тем же выражением предвкушения чего-то радостного, и только потом можно было заметить различия в их чертах, цвете волос и глаз.

Мисс Пим улыбнулась про себя и тому, что Томас, которая любила поспать, действительно оказалась валлийкой, маленькой темноволосой коренной жительницей Уэльса. И тому, что в О’Доннелл, которая теперь материализовалась из голоса в ванной комнате, так же безошибочно можно было признать ирландку: длинные ресницы, бледная кожа, большие, широко расставленные серые глаза. Обе шотландки, усевшиеся друг от друга как можно дальше, но так, чтобы все-таки остаться в одной группе, имели менее ярко выраженный тип. Рыжеволосая Стюарт разрезала торт на одной из стоявших на траве тарелок. «Это от Кроуфорда, – говорила она приятным голосом с эдинбургским акцентом, – чтобы вы, бедняжки, знакомые только с Баззардом, понаслаждались для разнообразия!» У Кэмпбелл, прислонившейся спиной к стволу кедра и откусывающей маленькие кусочки от бутерброда, были розовые щеки и каштановые волосы; в ней была какая-то неясная прелесть.

Кроме Хэсселт, девушки с плоским, спокойным, как на ранних примитивах, лицом, которая приехала из Южной Африки, все остальные в группе Старших были, как говорила королева Елизавета, «просто англичанки».

Единственным лицом, которое выделялось своей оригинальностью, а не просто миловидностью, было лицо Мэри Иннес – Ионафана Бо Нэш. Почему-то это очень понравилось мисс Пим. Она чувствовала, что Бо, как и следовало, выбрала себе в подруги девушку, обладающую и человеческими достоинствами, и красотой. Не то чтобы Мэри Иннес была необыкновенно красива. Нависающие над глазами брови придавали лицу выражение силы и постоянного раздумья, которое лишало его тонкие черты природной красоты. В отличие от оживленной, легко улыбавшейся Бо Мэри Иннес была спокойной. Мисс Пим пока еще не пришлось увидеть, как она улыбается, хотя между ними и состоялась беседа, которую со светской точки зрения можно было счесть достаточно длинной. Это произошло накануне. Проведя вечер в компании преподавателей, мисс Пим раздевалась у себя в комнате. Раздался стук в дверь, и Бо проговорила:

– Я пришла только узнать, не нужно ли вам чего-нибудь. И представить вам вашу соседку, Мэри Иннес. Как только потребуется, Иннес придет вам на помощь.

И Бо удалилась, пожелав спокойной ночи и оставив Иннес завершать интервью. Люси нашла, что Мэри привлекательна и очень умна, но что-то в ее поведении чуть-чуть смущало. Она не утруждалась улыбаться, если ей не было весело, и, хотя настроена она была дружелюбно и спокойно, не делала никаких усилий, чтобы развлекать гостью. В академических и литературных кружках, которые в последнее время часто посещала Люси, это осталось бы незамеченным, но в веселом, оживленном мире колледжа это выглядело почти как отпор. Почти. Конечно же, не было и намека на отпор в интересе, который проявила Иннес к ее, мисс Пим, книге – Книге – и к ней самой.

Теперь, сидя в тени кедра и глядя на Иннес, Люси думала о том, были ли у Мэри Иннес основания сомневаться в том, что жизнь – очень веселая штука. Люси давно гордилась своей способностью определять характер человека по чертам его лица и теперь готова была держать любое пари, что не ошибется. Ей, например, никогда не приходилось встречать человека, брови которого начинались бы у самой переносицы и взлетали вверх к вискам, и не обнаружить, что он отличается несговорчивым характером и склонен к интригам. А кто-то – кажется, Иан Гордон? – заметил, что в толпе, собравшейся вокруг оратора в парке, слушать его оставались люди с длинными носами, а с короткими – уходили. Поэтому теперь, глядя на низкие брови и решительно сжатые губы Мэри Иннес, Люси размышляла, не пришлось ли их хозяйке отказаться от всякого намека на улыбку, чтобы сконцентрироваться на достижении поставленной цели. У нее было какое-то несовременное лицо. Это было… что это было?

Иллюстрация в книге по истории? Портрет в картинной галерее? Во всяком случае, не лицо преподавательницы физкультуры в женской школе. Определенно – нет. Именно вокруг таких лиц, как у Мэри Иннес, создавалась история.

Из всех девушек, которые постоянно обращались к Люси и тут же отворачивались, продолжая болтать и подшучивать друг над другом, только две не вызывали симпатии с первого же взгляда. Первым было лицо Кэмпбелл, слишком податливое, со слишком мягким ртом, выражавшее готовность сделать все для всех. Второе принадлежало девушке по фамилии Роуз: веснушчатое, со сжатыми губами и наблюдательными глазами.

Роуз опоздала к чаепитию, и в момент ее прихода все почему-то замолчали. Люси это напомнило внезапную тишину, которая наступает среди стаи щебечущих птиц, когда над ними начинает кружить ястреб. Однако в молчании девушек не было никакой нарочитости, никакой злобы. Как будто паузой в разговоре они отметили ее прибытие, только никто из них не стал приглашать ее присоединиться к той или иной группе.

– Боюсь, я опоздала, – проговорила Роуз. И в наступившей на миг тишине Люси уловила чей-то краткий комментарий: «Зубрила!» – из чего сделала вывод, что мисс Роуз была не в состоянии оторваться от учебников. Нэш представила ее, Роуз опустилась на траву рядом с остальными, и беседа потекла дальше. Люси, всегда сочувствовавшая тому, кто оказывался лишним, поймала себя на том, что ей жаль новоприбывшую. Однако, внимательнее присмотревшись к чертам лица мисс Роуз – уроженки Севера, Люси пришла к убеждению, что тем самым тратит впустую добрые чувства. Если Кэмпбелл, розовая и хорошенькая, выглядела слишком уступчивой, чтобы казаться привлекательной, то Роуз была ее противоположностью. Только бульдозер, почувствовала мисс Пим, мог бы сдвинуть с места мисс Роуз.

– Мисс Пим, вы не попробовали моего торта, – заявила Дэйкерс, которая без всякого смущения присвоила себе право обращаться с Люси как со старой знакомой и теперь сидела, прислонившись спиной к ее стулу и вытянув перед собой прямые, как у куклы, ноги.

– А который ваш? – спросила Люси, рассматривая коробки с разнообразными сладостями, выделявшиеся на фоне приготовленных в колледже бутербродов и воскресных булочек с изюмом, как костюмы от Крида на деревенской ярмарке.

Вкладом Дэйкерс, как оказалось, был многослойный шоколадный торт с сахарной глазурью. Люси решила, что во имя дружбы (а также чуть-чуть из чревоугодия) на сей раз она забудет про свой вес.

– Вы всегда сами покупаете сласти к воскресному чаю?

– О нет, это в вашу честь.

Нэш, сидевшая по другую сторону от Люси, засмеялась:

– Теперь вы знаете все наши секреты, мисс Пим. Нет ни одной студентки-физкультурницы, которая не была бы тайным едоком.

– За все время пребывания в колледже, дорогие мои, не было ни одной минуты, чтобы я не умирала от голода. Только стыд заставляет меня перестать есть за завтраком, а через полчаса я уже так голодна, что готова съесть коня в гимнастическом зале.

– Поэтому наше единственное преступление и состоит в… – начала Роуз, но Стюарт ткнула ее в спину так сильно, что та почти упала лицом в траву.

– Мы выложили вам под ноги свои мечты, – со смехом сказала Нэш, как бы сглаживая незаконченную фразу Роуз. – И уверяю вас, это славный толстый ковер из углеводов.

– Наш конклав собирался еще по одному очень серьезному поводу – надо ли нам одеться ради вас, – проговорила Дэйкерс, нарезая шоколадный торт и не подозревая, что опять допустила оплошность. – Но мы решили, что для вас это вряд ли имеет большое значение. – И поскольку раздался смех, поспешно добавила: – В самом лучшем смысле, я хочу сказать. Мы решили, что вы примете нас такими, какие мы есть.