Мисс Пим расставляет точки

Она сбежала по лестнице и исчезла.

– Ну прямо Зазеркалье, – прокомментировала мисс Пим, глядя вслед удаляющейся девочке. – Я всегда думала, что связки – это что-то, относящееся к шитью.

– Связки? Это то, чем крепятся мышцы к костям. Их гораздо легче выучить, когда перед тобой скелет, чем по книге. Поэтому-то Моррис и похитила Джорджа. – Мисс Нэш приглушенно хихикнула. – Очень изобретательно с ее стороны. Я, когда была Младшей, выкрадывала отдельные кости из ящиков в лекционном зале, но стащить Джорджа мне ни разу не пришло в голову. Знаете, над жизнью Младших висит страшная туча. Анатомия. Позднее к ней не возвращаются. Считается, что мы должны знать все о теле прежде, чем начнется практическая работа, поэтому анатомию сдают в Младшей группе, а не в Старшей, как другие предметы. Вот и ванные комнаты. Когда я была Младшей, мы все по воскресеньям прятались в высокой траве по краям крикетного поля, прижимая к себе Грея. Выносить книги из колледжа строго воспрещается, и по воскресеньям полагается вести светскую жизнь: ходить в гости, на чашку чаю, в церковь или выезжать на природу. Все Младшие в летний семестр[7 - Летний семестр в английском колледже обычно длится два месяца – июнь и июль.] по воскресеньям только и думают, как бы найти укромное местечко для себя и Грея. Это нелегкая задачка – вынести Грея из колледжа. Вы знаете Грея? Размером со старинную семейную Библию, вроде тех, что лежат на столиках в гостиных. Однажды даже прошел слух, что половина девушек в Лейсе беременны, а потом выяснилось, что такой странный силуэт у них был от того, что под воскресными платьями они прятали Грея.

Мисс Нэш подошла к кранам, открыла их, и вода с шумом хлынула в ванну.

– Когда все в колледже моются по два-три раза в день и на это отводятся считанные минуты, краны должны работать, как Ниагара, – объяснила она, перекрикивая шум. – Боюсь, вы сильно опоздаете к завтраку. – И поскольку от этой перспективы у мисс Пим появился встревоженный и какой-то растерянный, как у маленькой девочки, вид, добавила: – Давайте, я принесу вам завтрак в комнату. Нет, это совсем не трудно, я с удовольствием это сделаю. Вы – гостья, и вам совсем не обязательно появляться к завтраку в восемь утра. Вам лучше будет поесть у себя в комнате. – Она помолчала, держа руку на ручке двери. – И пожалуйста, передумайте и оставайтесь. Это и правда доставит нам радость. Бо?льшую, чем вы можете себе представить.

Она улыбнулась и ушла.

Люси лежала в теплой мягкой воде и с удовольствием думала о завтраке. Как приятно, что не нужно будет разговаривать, перекрикивая шум общей болтовни. Как мило со стороны этой очаровательной девушки предложить принести ей поднос с завтраком. Может, в конце концов было бы славно провести день-два среди юных… Менее чем в полудюжине ярдов от того места, где она лежала, вновь раздался оглушительный трезвон, заставивший Люси почти вылететь из ванны. Это привело ее к окончательному решению. Люси села и намылилась. Ни минутой позже, в два сорок один из Ларборо, ни одной минутой позже.

Когда колокол – вероятно, предупреждение за пять минут до восьмичасового гонга – смолк, раздался топот ног в коридоре, две двери слева от Люси хлопнули, вода каскадом обрушилась в ванны, и высокий знакомый голос громко провозгласил:

– Ой, девочки, я жутко опаздываю к завтраку, но я пропотела насквозь. Знаю, мне бы следовало тихонько сидеть и учить состав плазмы, о котором я не знаю аб-со-лют-но ни-че-го, а экзамен по физике во вторник. Но утро было такое чудесное… ой, куда я девала мыло?

У Люси медленно отвисла челюсть, когда до нее дошло, что в коллективе, начинавшем день в половине шестого утра и заканчивавшем в восемь вечера, еще находились личности, у которых хватало жизненных сил, чтобы работать до седьмого пота тогда, когда в этом не было необходимости.

– О Донни, дорогая, я забыла мыло. Брось мне свое!

– Подожди, сначала сама намылюсь, – ответил другой голос, спокойный, резко контрастирующий с необыкновенной эмоциональностью голоса Дэйкерс.

– Ну, мой ангел, побыстрее. Я уже на этой неделе дважды опаздывала, и мисс Ходж в последний раз определенно очень странно смотрела на меня. Слушай, Донни, ты, случайно, не можешь взять мою пациентку с ожирением на двенадцатичасовом приеме, а?

– Нет, не могу.

– Знаешь, она на самом деле совсем не такая тяжелая, как кажется. Тебе нужно будет только…

– У меня есть собственный пациент.

– Да, но у тебя просто маленький мальчик с лодыжкой. Льюкас могла бы посмотреть его после девочки с tortis colli[8 - Ревматическая боль в шейных мускулах (лат.).].

– Нет.

– Я так и думала, что ты откажешься. Ох, дорогая, я просто не знаю, когда буду учить эту плазму. А что касается тканей живота, они просто приводят меня в недоумение. Я не могу поверить, что их четыре вида, ну никак. Это просто заговор. Мисс Люкс говорит: «Посмотрите на внутренностях», – но я и на внутренностях ничего не вижу.

– Лови мыло.

– Ой, спасибо, дорогая. Ты спасла мне жизнь. И какой приятный запах! Очень дорогой. – Намыливаясь, а потому на минуту замолчав, Дэйкерс вдруг сообразила, что соседняя справа ванна занята. – Кто тут рядом, Донни?

– Не знаю. Может быть, Гэйдж?

– Это ты, Грингэйдж?

– Нет, это мисс Пим, – ответила перепуганная Люси и понадеялась, что это прозвучало не слишком чопорно.

– Нет, правда, кто?

– Мисс Пим.

– Здорово похоже!

– Это Литтлджон, – предположил спокойный голос. – Она хорошо пародирует.

Воцарилась тишина.

Потом раздался плеск, производимый телом, резко поднявшимся из воды, шлепающий звук от мокрой ноги, решительно вставшей на край ванны, и на верху перегородки показались восемь кончиков пальцев, а над ними лицо. Это было длинное бледное лицо, как у славного пони; прямые светлые волосы в спешке были закручены в узел и сколоты шпилькой. Некрасивое, но милое лицо. И в этот суматошный момент Люси вдруг сразу поняла, как Дэйкерс удалось добраться до последнего семестра в Лейсе и ни одна из выведенных из терпения коллег не стукнула ее по голове.

На лице, торчавшем над перегородкой, сначала отразился ужас, потом его залила яркая краска. Потом лицо пропало. Из-за перегородки раздался отчаянный вопль:

– О, мисс Пим! О, дорогая мисс Пим! Извините меня! Я презираю себя. Мне и в голову не могло прийти, что это вы…

Люси почувствовала, что вопреки всему наслаждается собственным величием.

– Я надеюсь, вы не обиделись? Не ужасно обиделись, я хочу сказать. Мы так привыкли к виду голого тела, что… что…

Люси поняла, что девушка пытается сказать, что допущенная ею оплошность здесь представлялась не столь существенной, как в каком-нибудь другом месте, и поскольку сама, Люси, в этот момент намыливала большой палец на ноге, то не обратила на случившееся никакого внимания. Она любезно ответила, что это целиком ее вина, что она заняла студенческую ванну и что мисс Дэйкерс не надо из-за этого волноваться.

– Вы знаете мою фамилию?

– Да. Вы разбудили меня сегодня утром, когда взывали о булавке.

– О, катастрофа! Теперь я никогда не смогу взглянуть вам в лицо!

– Наверно, мисс Пим уедет обратно в Лондон первым поездом, – произнес голос из дальней кабинки тоном «посмотри-что-ты-наделала».

– Это О’Доннелл рядом, – объяснила Дэйкерс. – Она из Ирландии.

– Из Ольстера[9 - Ольстер – шесть североирландских провинций, входящих в состав Великобритании.], – хладнокровно уточнила О’Доннелл.

– Здравствуйте, мисс О’Доннелл.

– Должно быть, вам кажется, что здесь сумасшедший дом, мисс Пим. Но пожалуйста, не судите обо всех нас по Дэйкерс. Кое-кто здесь вполне взрослый. А некоторых можно даже считать цивилизованными людьми. Когда вы придете завтра к чаю, вы увидите.

Прежде чем мисс Пим могла сказать, что она не придет к чаю, «кубики» начали заполняться тихим бормотанием гонга, быстро переросшим в глухой рокот. В его грохоте вопли Дэйкерс, похожие на визг духов, предвещающих смерть, звучали, как голос чайки во время шторма. Она так опаздывает! И она так благодарна за мыло, которое спасло ей жизнь. А где пояс от ее туники? И если дорогая мисс Пим обещает простить ее последнюю оплошность, она сможет доказать, что она разумный взрослый цивилизованный человек женского пола. И они все так ждут завтрашнего чая.

С шумом и громом студентки убежали, оставив мисс Пим наедине с умирающим эхом гонга и протестующим бульканьем воды, вытекающей из ванны.

Глава третья

В два сорок один, когда дневной скорый поезд в Лондон минута в минуту выходил из Ларборо, мисс Пим сидела под кедром на лужайке, задавая себе вопрос, не поступила ли она глупо, но не придавая этому особого значения. В залитом солнцем саду было очень приятно. Царила тишина, поскольку вторая половина дня по субботам отводилась для матчей, и колледж en masse[10 - Весь, целиком (фр.).] находился на крикетном поле, где шла игра с Кумбом, соперничающим с ними заведением, расположенным в другой части графства. Если у них, этих юных существ, не было ничего другого, по крайней мере у них было разнообразие. Дистанция от тканей живота до первого места на крикетном поле огромна, но, похоже, они ее с успехом преодолевали. Придя в комнату мисс Пим после завтрака, Генриетта сказала, что если Люси останется на уик-энд, она, во всяком случае, получит много новых впечатлений. «Это очень славная и разнообразная компания, и работать очень интересно». И Генриетта, конечно, была права. Каждое мгновение перед Люси открывался новый аспект этой необычной жизни. Во время ланча она сидела за столом преподавателей, ела блюда, про которые совершенно невозможно было сказать, из чего они приготовлены, но которые были «сбалансированы» до чудо-диеты, и ближе знакомилась с составом преподавателей. Генриетта сидела во главе стола и в абсолютном молчании быстро поглощала пищу. А мисс Люкс оказалась разговорчивой. Угловатая, некрасивая, умная, она была преподавателем теории и, как приличествовало теоретику, высказывала не только идеи, но и мнения. Мисс Рагг, преподавательница гимнастики у Младших, рослая, здоровая, молодая, розовощекая, напротив, не имела никаких идей вообще, а высказываемые ею мнения были просто отражением мнений мадам Лефевр. Мадам Лефевр, преподавательница балета, говорила редко, но уж если говорила, то голосом, похожим на темно-коричневый бархат, и никто не прерывал ее. На другом торце стола рядом со своей матерью сидела преподавательница гимнастики у Старших, фрекен Густавсен, которая вообще не разговаривала.

Люси обнаружила, что во время ланча ее глаза то и дело останавливаются на фрекен Густавсен. В ясных светлых глазах хорошенькой шведки таилась какая-то лукавая улыбка, которую Люси сочла неотразимой. Тяжелая мисс Ходж, умница мисс Люкс, туповатая мисс Рагг, элегантная мадам Лефевр – как выглядели они все в глазах высокой бледной шведки, которая сама была загадкой?

Проведя ланч в раздумьях о шведке, мисс Пим теперь ожидала появления девушки из Южной Америки.

– Детерро не принимает участия в играх, – сказала Генриетта, – так что я пошлю ее составить тебе компанию.