Итак, Элси решила ничего не говорить Уоррену. И держаться от него подальше, как женщина, которая уже в чем-то провинилась. Как в песне Фрэнка Синатры, которую все время передают по радио: «Никогда не улыбнусь я снова». Но Уоррен работал по двенадцать часов в сутки, возил истертые шины на завод на восточной окраине Лос-Анджелеса, где их скупали на переработку. И до 6 декабря 1941 года, то есть ровно за день до Пёрл-Харбора, платили ему меньше пяти центов за фунт. («Интересно, сколько же они теперь платят?» – взволнованно спрашивала Элси, и Уоррен, глядя куда-то поверх ее головы, отвечал: «Едва хватает, чтобы окупить все эти хлопоты». Они были женаты вот уже двадцать шесть лет, но Элси так и не знала, сколько же в год зарабатывает Уоррен наличными.)
Это означало, что Уоррена не бывало дома целыми днями, а когда он поздним вечером возвращался к ужину, ему было не до болтовни. Он мыл лицо и руки до локтей, доставал из холодильника бутылку пива и садился за стол. Ел, а потом, покончив с едой, отваливался от стола, и уже через несколько минут из спальни доносился его храп. Он валился на кровать в одежде и, едва успев снять ботинки, засыпал мертвым сном. Если она, Элси, будет держаться от него на почтительном расстоянии, пусть даже с поджатыми губами и исполненная негодования, он того не заметит.
Завтра у них была большая стирка, и Элси даже позволила Норме Джин пропустить утренние занятия в школе, чтобы та помогла ей с подтекающей стиральной машиной марки «Кельвинатор», и отжималкой, в которой вечно что-то заедало, и корзинами с выстиранной одеждой, которые надо было выносить на задний двор, чтобы развесить белье на веревках (вообще-то, это было против правил округа – не пускать ребенка в школу по столь неуважительной причине, но Элси знала: Норма Джин никогда не проболтается, в отличие от пары других неблагодарных негодяек, которые в прошлом не раз закладывали ее властям).
Пожалуй, сейчас было не самое подходящее время заводить столь серьезный разговор, пока Норма Джин, веселая, вспотевшая, безропотно делала всю эту нелегкую работу. Она даже напевала себе под нос приятным хрипловатым голосом популярные песенки из еженедельной передачи «Ваш хит-парад». Норма Джин поднимала влажные простыни тонкими, но на удивление сильными руками и закрепляла их прищепками на веревке, а Элси – в соломенной шляпе, чтобы защитить глаза от солнца, с сигаретой «Кэмел» во рту – пыхтела, как старая кляча. Несколько раз Элси, оставив Норму Джин одну во дворе, заходила в дом – то в туалет, то выпить чашечку кофе, то позвонить по телефону. Стояла, прислонившись к кухонной столешнице, и видела в окне пятнадцатилетнюю девочку: та, стоя на цыпочках, как балерина, развешивала белье; видела ее симпатичную круглую попку и любовалась ею, хоть Элси и не была лизой.
Говорили, Марлен Дитрих была лизой. И Грета Гарбо. И, кажется, еще Мэй Уэст?
Она глаз не сводила с Нормы Джин, сражавшейся с бельем на заднем дворе. Пальмы как крысиные хвосты, под ногами хрустит высохшая крошка листвы. Девочка аккуратно вешает спортивную рубашку Уоррена, и та парусит на ветру. И огромные шорты Уоррена, которые от порывов ветра заворачиваются вокруг ее головы. Будь он трижды проклят, этот Уоррен Пириг! Что у него с Нормой Джин? Или все это лишь в голове Уоррена, в том его тупом тоскливом взгляде, какого Элси не видела в его глазах – да и в глазах других мужчин – вот уже лет двадцать? Чистой воды физиология, мужчина в таких случаях за себя не отвечает, и винить его никак нельзя, верно? И себя винить нельзя.
Но она, его жена, должна себя защитить. Женщина должна защищать себя от таких девушек, как Норма Джин. Она уже видела, как сзади к девушке подбирается Уоррен, причем с грацией, которую не ожидаешь от мужчины такого телосложения. Ну, разве что вспомнишь, что он был боксером, а боксеры, как известно, двигаются быстро и ловко. Вот Уоррен хватает девушку за задницу, сжимает в ладонях обе ягодицы-дыньки. Норма Джин резко оборачивается, она удивлена, она такого не ожидала. А он тычется лицом ей в шею, и ее длинные каштановые кудри закрывают его лицо, словно штора.
Элси почувствовала, как в животе у нее что-то сжалось.
– Как можно ее отослать? – произнесла она вслух. – Ведь у нас больше никогда такой не будет.
Когда к половине одиннадцатого утра все белье висело на веревках, Элси отправила Норму Джин в ван-найсскую школу с объяснительной запиской для директора:
Прошу простить мою дочь Норму Джин за опоздание. Мне, ее матери, потребовалось съездить к врачу, я плохо себя чувствовала и не рискнула ехать одна в оба конца.
То была новая отмазка, раньше Элси такой не пользовалась. Ей не хотелось слишком часто прикрываться здоровьем Нормы Джин. Ведь рано или поздно в школе могут полюбопытствовать, почему девочка слишком часто пропускает занятия по причине, как писала Элси в записках, мигрени или сильных спазмов.
Головная боль и спазмы по большей части были правдой. Бедняжка Норма Джин действительно мучилась ими во время месячных, в ее возрасте Элси не испытывала ничего подобного – да не только в этом возрасте, вообще никогда. Наверное, девочку следовало показать врачу. Если она согласится, конечно. Норма Джин лежала или наверху, на кровати, или внизу, на плетеной кушетке, чтобы быть поближе к Элси, вздыхала, постанывала, а иногда даже тихонько плакала, бедняжка. Лежала с грелкой на животе, что вроде бы дозволялось Христианской наукой; Элси подсыпала мелко размолотый аспирин ей в апельсиновый сок, немного, чтобы было незаметно. Бедная дурочка, ее убедили, что лекарства «противоестественны», она считала, что излечить может лишь Иисус, если твоя вера в Него достаточно крепка. Ну конечно, можно подумать, только Иисус способен вылечить тебя от рака, или прирастить новую ногу взамен оторванной, или восстановить зрение в глазу с поврежденной сетчаткой, как у Уоррена! Только Иисус способен вылечить искалеченных детей, жертв гитлеровского люфтваффе, чьи снимки напечатаны в журнале «Лайф»!
Итак, пока белье сушилось на веревках, Норма Джин отправилась в школу. Ветра почти не было, солнце жарило вовсю. Элси не переставала дивиться одному факту: всякий раз, как только Норма Джин заканчивала работу по дому, к обочине у ворот тут же подкатывал какой-нибудь ее дружок, нетерпеливо гудел в клаксон, и навстречу ему, вся в улыбках и кудряшках, выбегала Норма Джин. Как вообще этот парень в драндулете (кстати, он выглядит старше школьного возраста, размышляла Элси, подглядывая в щелку между планками жалюзи) мог знать, что Норма Джин не была сегодня утром в школе? Может, она посылала ему какие-то телепатические сигналы? Может, причиной тому некий сексуальный радар? Или же (но Элси не хотелось даже думать об этом!) девочка источает какой-то специфический запах, как собака, течная сука, и к ней сбегаются все окрестные кобели?
Так же и мужчины теряют голову. Нельзя их винить, верно?
Иногда приезжал не один парень, а сразу несколько. Хихикая, словно маленькая девочка, Норма Джин подбрасывала монетку. Решала, чью машину выбрать, с каким парнем ехать в школу.
Все же странно, что в дневнике Нормы Джин нет ни одного мужского имени. Да и вообще почти никаких имен, кроме ее, Элси, и Уоррена. Что бы это значило?
Стихи, молитвы, какая-то бессмыслица. Разве это нормально для пятнадцатилетней девчонки?
Им надо поговорить. Разговора не избежать.
Элси Пириг навсегда запомнит этот разговор. Черт побери, как же она обиделась тогда на Уоррена! Но что тут поделаешь – этот мир принадлежит мужчинам, и женщине-реалистке ни черта с этим не поделать.
Норма Джин говорила тихо и застенчиво, так что Элси поняла: девочка думала о ее словах с самого утра.
– Вы, наверное, пошутили, тетя Элси. Ну, насчет того, что мне пора замуж. Пошутили, правда?
Элси, сняв с кончика языка табачную крошку, ответила:
– Я на такие темы не шучу.
Тогда Норма Джин взволнованно сказала:
– Я боюсь выходить замуж, тетя Элси. Для этого надо действительно очень любить парня.
Элси пренебрежительно заметила:
– Ну, должен же быть среди них хотя бы один, кого ты сможешь полюбить, так ведь? Про тебя ходят разные слухи, милая.
Норма Джин быстро спросила:
– Вы, наверное, имеете в виду мистера Хэринга? – А когда Элси воззрилась на нее с недоумением, Норма Джин поправилась: – Или, может, мистера Уиддоса? – Но Элси продолжала непонимающе смотреть на нее, и тогда Норма Джин залилась краской и добавила: – Но я больше с ними не встречаюсь! Я же не знала, что оба они женаты! Нет, тетя Элси, клянусь, не знала!
Элси курила свою сигарету и улыбалась этому откровению. Если она и дальше будет хранить молчание, Норма Джин наверняка посвятит ее во все подробности. А та смотрела на нее по-детски наивным взглядом, смотрела своими темно-синими глазищами, в которых стояли слезы, и голос у нее дрожал, как бывало, когда она старалась не заикаться.
– Тетя Элси… – В устах Нормы Джин эти слова звучали особенно мило.
Элси просила всех приемных детей называть ее тетей Элси, почти все так и делали, но Норме Джин, чтобы привыкнуть, понадобился, наверное, целый год, она постоянно запиналась на слове «тетя». Неудивительно, что ее не взяли в школьный драмкружок, думала Элси. Она сама искренность – ну какая из нее актриса! Но после Рождества, на которое Элси подарила ей несколько симпатичных подарков, в том числе и пластмассовое ручное зеркальце с женским профилем на оборотной стороне, Норма Джин начала называть ее тетей Элси. Как будто они стали родные.
Отчего ей было еще больнее.
Отчего она еще сильнее разозлилась на Уоррена.
Элси, тщательно подбирая слова, сказала:
– Рано или поздно это все равно случится, Норма Джин. Лучше уж рано. Ведь началась ужасная война, и молодые парни уходят на фронт и вернутся калеками, и не мешало бы подцепить мужа, пока еще есть выбор.
И Норма Джин возразила ей:
– Вы что, серьезно, тетя Элси? Это не шутка?
И Элси раздраженно ответила:
– Разве похоже, что я шучу, мисс? А Гитлер что, шутит? А Тодзё?
И Норма Джин замотала головой, словно старалась привести в порядок мысли, а потом сказала:
– И все же я не понимаю, зачем мне выходить замуж, тетя Элси. Ведь мне всего пятнадцать. Мне еще два года учиться. Я хочу стать…
Тут Элси гневно перебила ее:
– Подумаешь, важность какая – учиться! Да я сама вышла замуж после восьмого класса, а мать моя даже восьми классов не окончила! Чтоб выйти замуж, дипломы не нужны!
И тогда Норма Джин взмолилась:
– Но я еще совсем м-молодая, тетя Элси!
На что Элси ответила:
– Вот именно, что молодая. В том-то и проблема. Совсем девчонка, а у тебя уже полно парней и взрослых мужчин, и это дело плохо кончится, и сам Уоррен говорил мне буквально вчера утром, что семья Пириг имеет в Ван-Найсе хорошую репутацию и должна ей соответствовать. Мы берем в дом приемных детей вот уже двадцать лет, и иногда под нашей крышей жили девочки, попадавшие в неприятные истории. Причем это не обязательно были плохие девочки, встречались среди них и очень хорошие и тоже бегали с парнями, и это всегда неприятно на нас отражалось. Уоррен как раз и спросил, слышала ли я, что наша Норма Джин шляется с женатыми мужчинами, на что я ответила, что впервые о таком слышу. А тогда он и говорит: «Знаешь, Элси, нам надо предпринять самые срочные меры».
Тут Норма Джин спросила неуверенно: