Блондинка

– Уйди. Отставь меня в покое.

В ответ Дебра Мэй сказала:

– Да ты посмотри сама. Это по-настоящему. И спазмы настоящие. И кровь настоящая. У тебя месячные, вот что у тебя.

Норма Джин, пошатываясь, вышла из комнаты для учебы. Перед глазами все плыло. По внутренней поверхности бедра сбежала струйка горячей жидкости. Она молилась и, закусив нижнюю губу, приказывала себе не сдаваться. И еще не хотела, чтобы ее трогали и жалели. За спиной слышались чьи-то голоса. Спрятаться под лестницей, забиться в чулан. Укрыться, запереться в кабинке туалета. Вылезти из окна, пока никто не видит. А потом ползком, на четвереньках добраться до конька крыши.

И перед ней распахнется ночное небо с грядами темных облаков, а за ними – бледная четвертинка луны, и свежий холодный ветер ударит в лицо, и в милях от нее замигают знакомые буквы RKO. Разум есть единственная Истина. Бог есть Разум. Бог есть Любовь. Любви Божественной всегда хватало и будет хватать для любой человеческой потребности.

Что? Кто-то окликает ее по имени? Она не расслышала.

Ее охватила радость, уверенность в своих силах. Она сильна и станет еще сильнее! У нее есть силы и воля перетерпеть всю эту боль и страх. Она это знает. Знает, что получила на это благословение и Божественная Любовь переполняет ей сердце.

И вот уже боль, пульсирующая в теле, отступает, словно это боль другой, более слабой девочки. Она вышла, выкарабкалась из этой боли благодаря волевому усилию! Поднялась на покатую крышу приюта к небу, где громоздятся облака, похожие на ступени, ведущие все выше и выше, и края их освещены ушедшим за горизонт солнцем. Один неверный шаг, одно неловкое движение, секунда замешательства или сомнения – и она полетит вниз и будет лежать на земле, точно сломанная кукла. Но этого не случится, повелеваю, чтобы этого не случилось. И этого не случилось. Она поняла, что отныне сама будет управлять своей жизнью, до тех пор пока сердце ее переполняет Божественная Любовь.

К Рождеству, так ей обещали. Но где же он, новый дом Нормы Джин?

Девушка

1942–1947

Акула

Сперва были лишь очертания акулы, потом появилась сама акула. Глубокая зеленая вода тиха и неподвижна. Акула скользит в зеленой глубине. Должно быть, я сама была под водой, за линией прибоя, но не плыла, нет – глаза мои были открыты, их щипало от соли. В те дни я неплохо плавала, дружки возили меня на пляжи Топанга, Уилл-Роджерс, Лас-Тунас, Редондо, но любимыми моими местами были Санта-Моника и Венис-Бич. Последний еще называли «пляжем мускулов», там тусовались симпатичные культуристы и серферы. И я все смотрела и смотрела на нее, на акулу, на очертания акулы, скользившей в глубине темных вод, хоть и не могла оценить ее размеров, даже понять, что это была за акула.

Акула нападает в самый неожиданный момент. Создатель дал ей огромные цепкие челюсти и ряды острых как бритва зубов.

Как-то мы видели пойманную акулу. Еще живая, она висела на пирсе в Эрмозе, и из нее хлестали потоки крови. Мы с женихом. Мы только что отпраздновали помолвку. Мне было всего пятнадцать, совсем еще девчонка. Господи, как же я была счастлива!

Да, но ты же знаешь, что ее мать в Норуолке.

Я не на матери женюсь. Я женюсь на Норме Джин.

Она хорошая девочка. По крайней мере, похоже на то. Но по молодым это не всегда видно.

Что не всегда видно?

То, что будет дальше. С ней.

Я этого не слышала! Просто не слушала. Позволь напомнить, что я была на седьмом небе от счастья. Надо же, всего пятнадцать – и уже помолвлена, и все девочки страшно завидуют, а замуж выйду сразу, как только исполнится шестнадцать. И это вместо того, чтобы еще целых два года ходить в школу. Тем более какая тут может быть уверенность в будущем, когда США вступили в войну, прямо как в «Войне миров»?

«Пора замуж»

1

– Знаешь, что я думаю, Норма Джин? Тебе пора замуж!

Эти бойкие слова вылетели неожиданно – так бывает, когда включишь радио, а там кто-то поет. Она не планировала их произносить. Она была не из тех женщин, что сначала думают, а потом говорят. Она понимала, что? именно хочет сказать, только когда слышала звук собственного голоса. Она редко сожалела о своих словах, просто говорила, когда хотела что-нибудь сказать. Так и надо, верно? А уж если сказано – значит сказано. Она распахнула затянутую москитной сеткой дверь, ведущую на заднее крыльцо, где стояла гладильная доска, а у доски стояла девушка. Корзина с бельем почти уже опустела, и над головой, на проволочных вешалках, болтались рубашки Уоррена с короткими рукавами, и Норма Джин смотрела на Элси и улыбалась.

Она то ли не расслышала ее, то ли расслышала, но не поняла, то ли приняла слова Элси за шутку. Норма Джин была в коротеньких шортах, топе в черно-белую горошину – таком, что виден был верх белой округлой груди. Лоб блестел от испарины, на ногах и под мышками – светлый пушок, а непослушные каштановые кудри убраны под старую косынку Элси, чтобы не падали на лицо. Ну просто солнечная девушка! Прелесть, а не девушка. Всегда радостная, веселая. Совсем не похожа на других девушек, которые, если даже подойти к ним с улыбкой, таращатся и кривятся, словно ты собралась их отколошматить. В доме было несколько детей помоложе, мальчиков и девочек, и они могли даже описаться, если подходишь к ним неожиданно. Но Норма Джин не такая. Норма Джин вообще не была похожа на детей, которых они брали раньше.

В том-то и беда. Норма Джин – особый случай.

Она живет с ними уже восемнадцать месяцев. На втором этаже, в одной комнате с двоюродной сестрой Уоррена, та работает на «Радиоплейн Эйркрафт». Она понравилась им с первого взгляда. Можно даже сказать, хотя это было бы, наверное, преувеличением, они почти полюбили ее. Потому что она разительно отличалась от всех остальных детей, которых присылал сюда округ. Тихая, но внимательная, всегда готовая улыбнуться, всегда хохочущая над шутками (а в доме Пиригов уж чего-чего, а пошутить любили, будьте уверены!). Не гнушалась никакой работы по дому, а иногда брала на себя обязанности других ребятишек. И в мансарде на ее половине всегда было чисто прибрано, а постель застлана аккуратно, как учили в приюте. И еще, садясь за стол, она всегда опускала глаза и произносила про себя молитву, даже если, кроме нее, никто не молился. И Лиз, двоюродная сестра Уоррена, всегда смеялась над ней и говорила, что она столько молится на коленях у кровати, что даже странно, как это она до сих пор ни до чего не домолилась.

Но Элси никогда не смеялась над Нормой Джин. Девочка была такая робкая, что, если на кухне в мышеловку попадала мышь и принималась волочь ее за собой по полу, или Уоррен давил каблуком таракана, или сама Элси прихлопывала муху мухобойкой, у Нормы Джин делалось такое лицо, словно наступил конец света. Не говоря уже о том, как она выбегала из комнаты, стоило лишь заговорить о каких-нибудь ужасах (к примеру, о некоторых новостях с войны или о марше смерти после битвы Коррегидора, когда людей хоронили живьем). И ее, конечно, мутило, когда они с Элси потрошили и ощипывали цыплят, но Элси никогда над ней не смеялась. Элси всегда хотелось дочку, а Уоррен вряд ли согласился бы брать приемных детишек, если бы не деньги, а деньги лишними не бывают. Уоррен был из тех мужчин, что хотят только собственных детей или вообще никаких. Но даже он всегда отзывался о Норме Джин добрым словом. В общем, как бы ей это сказать?

Все равно что свернуть котенку шею. Но, видит Бог, никуда не денешься.

– Угу. Я тут подумала, что пора бы тебе замуж.

– Тетя Элси, вы чего?

Чье-то громогласное пение доносилось из пластмассового радиоприемничка на перилах крыльца, похоже на как его там? Карузо? Элси сделала то, чего прежде никогда не сделала бы. Подошла и выключила радио.

– Ты когда-нибудь об этом думала? Ну, замуж выйти? В июне тебе будет шестнадцать.

Норма Джин с непонимающей улыбкой смотрела на Элси, не выпуская из руки тяжелого утюга. Даже растерявшись, девочка не забыла снять раскаленный утюг с гладильной доски.

– Сама я вышла замуж почти в таком же возрасте. Правда, были кое-какие обстоятельства…

– З-замуж?.. – пробормотала Норма Джин. – Я?

– Ну, – расхохоталась Элси, – не я же! Мы же не обо мне говорим!

– Но у меня… даже нет постоянного парня.

– Полно у тебя парней.

– Да, но постоянного нет. Я не в-влюблена.

– Влюблена? – снова рассмеялась Элси. – Ну, влюбиться ты всегда успеешь. В твоем возрасте влюбляются быстро.

– Вы меня дразните, да, тетя Элси? Нет, скажите, вы меня дразните, да?

Элси нахмурилась. Нашарила в кармане пачку сигарет. Она была без чулок, но в домашних тапочках. Бледные ноги с венозной сеткой все еще сохранили стройность, если не считать опухших коленей. На ней был дешевый ситцевый халатик на пуговицах, не слишком чистый. Она потела сильнее, чем хотелось бы, от подмышек пахло. Она не привыкла, что в доме кто-то способен поставить ее слова под вопрос, за исключением Уоррена Пирига, и пальцы ее задергались – скверный признак. А что, если сейчас я влеплю тебе пощечину, ты, хитрая сучка с невинной физиономией?

Ярость захлестнула ее так внезапно! Хотя она знала, конечно, знала, что Норма Джин тут не виновата. Виноват муж, да и он, несчастный придурок, виноват лишь отчасти.

Так она считала. Исходя из того, что она видела собственными глазами. Но, возможно, она видела далеко не все?

Она видела это уже несколько месяцев и уже не могла такого видеть без того, чтобы не утратить к себе уважения. Видела, как Уоррен смотрит на эту девчонку. А Уоррен Пириг был не из тех, кто любит смотреть на людей. При разговоре он странно скашивал глаза, отводил их в сторону, словно на вас и смотреть не стоит, словно он уже видел вас и все про вас понял. Даже общаясь с собутыльниками, которых он любил и уважал, он почти все время смотрел куда-то в сторону, словно друзья его не заслуживали взгляда. Левый глаз ему повредили, когда он служил в армии США на Филиппинах и занимался там любительским боксом. Правый глаз видел на единицу, вот Уоррен и отказывался носить очки, говорил, что «они ему мешают».

Если уж быть честным до конца, следовало признать, что Уоррен и на самого себя толком не смотрел, не следил за собой. Вечно куда-то торопился, брился через раз, надевал чистые рубашки, только когда их подсовывала ему Элси. Грязные она прятала в бельевой корзине, откуда муж не стал бы их выуживать. Для продавца, пусть даже продавал он металлолом, подержанные покрышки, автомобили и грузовики не первой свежести, Уоррен не слишком-то старался произвести на людей хорошее впечатление. А ведь какой симпатичный был парень, молодой, стройный, в форме, когда семнадцатилетняя Элси впервые увидела его в Сан-Фернандо! Теперь он уже не был молод и строен и давным-давно не носил военной формы.

Может, если бы перед ним вдруг предстал Джо Луис[21 - Джо Луис (1914–1981) – профессиональный боксер, негр, многократный чемпион мира в тяжелом весе.] или президент Рузвельт, Уоррен Пириг удостоил бы их своим вниманием. Но чтоб обычного человека или тем более пятнадцатилетнюю девчонку – да никогда в жизни!

Элси видела, как муж провожает взглядом Норму Джин и глазные яблоки в глазницах у него перекатываются, словно шарики в корпусе подшипника.