Театр китового уса

* * *

Однажды Уиллоуби сталкивается на галерее с Кристабель, когда несет стопку коробок ее мачехе.

Кристабель взмахивает своим деревянным мечом и говорит:

– Остановись, незнакомец. Я жду брата. Он там?

– Боюсь, нет, – отвечает Уиллоуби. – Палаш, кстати, держат двумя руками.

– Скоро он прибудет. Моди рассказала мне, что делают жены.

– Милая девочка, не слушай глупой болтовни горничной.

– Моди не глупая. Почему ты не заведешь жену?

– Не смог пока найти незанятой. Кроме того, непростая это работа. И дорогая. Предпочитаю тратить свои деньги на авто.

– Когда у меня будет авто?

– Когда перестанешь хмуриться на своего любимого дядю. Отправимся кататься завтра, как насчет этого? Можешь взять с собой эту французскую гувернантку. Мне нравится ее компания.

– Ее я взять не могу.

– Отчего же?

– Новая мать уволила гувернантку.

– Quel dommage[5 - Какая жалость (фр.).].

– Моди говорит, новой матери не нравятся те, кто милее ее.

– Моди совсем не глупая, вот как? И что это за яростная гримаса?

– Я не милая. Но новой матери я все равно не нравлюсь. Но мне на это плевать.

– Вот и правильно. Милые девушки зачастую поразительно скучны. Запомни, обе ладони на рукояти. Вес на задней ноге. Так-то лучше.

Призывы

Март 1920

Веймут полон песка. Зябкий восточный ветер дует по широко раскинувшейся бухте, разносит белые барашки по волнам и раздувает мелкий песок с пляжа, налетающий на отели береговой линии, позаброшенные после нескольких лет уменьшившегося в военное время спроса. Ряд пустых лиц, щурящихся на крейсерно-серое море. Джасперу город кажется заброшенным, как последний форпост.

Он прогуливается по набережной, широкой дорожке, изгибающейся вдоль пляжа. В прошлом веке по ней совершали променады члены королевской семьи, но сейчас здесь только раненые анзаки – солдаты из Австралии и Новой Зеландии, расквартированные в Дорсете на лечение, – которых катят в укрытых пледами инвалидных колясках с аккуратно подколотыми пустыми рукавами и подогнутыми штанинами. Джасперу кажется жестокой насмешкой судьбы, что эти храбрецы, привыкшие к лазурным морям Южного океана, оказались на невзрачном Южном побережье Англии, подле самого вялого океанского рукопожатия.

Немногие туристы раннего сезона, затесавшиеся среди оставшихся анзаков, цепляются в этот ветреный день за шляпы, а внизу, на пляже, бродят дети с порозовевшими от холода руками и ногами. Пара старомодных купальных машин стоят пустые у кромки воды. Знак «Скоро вернусь» прислонен к полосатой палатке с кукольным шоу о Панче и Джуди.

На дальней оконечности набережной терраса с гостевыми домами из красного кирпича примыкает к городской гавани. Над крышами видны корабельные мачты, будто ряд распятий. У двери предпоследнего здания стоит деревянная доска, сообщающая, что это обиталище «МАДАМ КАМИЛЛЫ, ТАИНСТВЕННОЙ ЯСНОВИДЯЩЕЙ советницы КОРОЛЕЙ И КОРОЛЕВ, ГАДАЛКИ – ОНА ВИДИТ ВСЕ! ОНА ЗНАЕТ ВСЕ!» Ниже мелом изображен один глаз.

Отряхивая бороду от песка, Джаспер стучит в дверь. Юный мальчик впускает его и указывает на темную лестницу. У мадам Камиллы узкая комната на первом этаже. Что-то красное и газовое накрывает обычную лампу, укутывая помещение красноватым, потусторонним сиянием. Мадам Камилла, возложив ладони на стеклянный шар, сидит за обитым сукном карточным столом у окна, выходящего на гавань. Джаспер предполагает, что это, должно быть, хрустальный шар, но с таким же успехом это может быть и выловленный из гавани корабельный буй.

Он садится напротив нее и кладет три монеты на стол. Взгляд мадам Камиллы прыгает к нему – быстро, как язык у ящерицы. У нее узкое лицо, неопрятные волосы укрыты шарфом с бахромой.

– Ты пришел за кем-то, кого потерял, – говорит она с незнакомым акцентом. Возможно, ирландский. Или притворно-ирландский.

Джаспер вздрагивает от бесцеремонности ее обращения.

– Да. Моя жена. Моя первая жена, Аннабель. Я услышал от одной из своих служанок, что вы связывались с ее покойным супругом, и…

– Аннабель. Сильная женщина. Сильные не всегда хотят, чтобы с ними связывались. С трудом сами готовы принять это, понимаешь ли. – Мадам Камилла гладит стеклянный шар.

– Понимаю. – Он не уверен в этом.

– У тебя есть вещь, что еще помнит ее прикосновение? Что-то, что она всегда держала при себе?

Я, думает он. Я все еще помню ее прикосновение. Он хмурится, затем лезет в карман, за бухгалтерской книжечкой Аннабель, где каждая страница заполнена мелким санскритом карандашных цифр. Мадам Камилла берет записную книжку, закрывает глаза, глубоко вдыхает через нос. Снаружи колесный пароход медно гудит, отправляясь в море.

– Я слышу голоса, – говорит мадам Камилла.

Джаспер шепчет:

– Она здесь? Могу я поговорить с ней? Я хотел объяснить про Розалинду. Чувство долга вынудило…

– Боевая леди.

– Она сердится на меня?

Мадам Камилла хмурится.

– Она сбита с толку. Все ищет что-то. Она не теряла ничего дорогого ей? Драгоценности? Ключи?

– Ничего не приходит в голову.

– Может быть что-то совершенно неожиданное – незакрытое окно, – это их ужасно беспокоит.

– Я всегда слежу, чтобы окна были закрыты. Теперь я могу с ней поговорить?

– Она зовет, бедняжка.

– Бога ради, почему вы просто не можете сказать ей, что я пришел? Или хотя бы доказать мне, что эта женщина действительно моя Аннабель.

Мадам Камилла приоткрывает глаза.

– Я не занимаюсь доказательствами, мистер. Выдаю то, что они дают мне.

– Просто смешно! – Джаспер выдыхает, брызгая сквозь усы слюной.

Ее глаза теперь нацелены на него, крошечные, умные как у лисы.