– А с этим уже может быть поздновато бороться, Джаспер. Я заказал ей игрушечный аэроплан и, знаешь ли, нашел один из тех деревянных мечей, которыми мы играли в детстве и которые спрятали в конюшне, – его я ей тоже почистил.
– Бога ради, Уиллоуби, это был мой меч, – говорит Джаспер.
– Невозможно посадить аэроплан на лужайке, так ведь? – спрашивает Розалинда.
Уиллоуби улыбается.
– Это вызов?
– Я не позволю тебе фазаном носиться по моей лужайке, – говорит Джаспер.
– Скорее уж орлом.
– Я не позволю провоцировать меня за собственным столом, ты слышишь? – рявкает Джаспер, вырывая салфетку из-за воротника.
– Все слышал, братец.
Джаспер с топотом вылетает из комнаты, хлопая дверью. Столовое убранство вздрагивает: тонкий серебристый звон приборов по посуде. Уиллоуби тянется через стол и подтаскивает тарелку брата к себе.
Из зала доносится крик: «Ребенок весь дом завалил своими дурацкими ветками!», ответный возглас Кристабель: «Отходим к баррикадам!», а затем топот маленьких ножек, взбегающих по лестнице.
Розалинда ждет, пока стол не успокоится.
– Уиллоуби, нам же не придется продавать Чилкомб? Джаспер говорит, что он был в семье Сигрейвов многие поколения.
– Вы теперь тоже Сигрейв. Что думаете?
– Я никогда не знаю, что думать.
– Вам надо завести сына, тогда начнете звучать увереннее. Двоих, в идеале. Наследника и еще одного про запас. Нет нужды краснеть, дорогая сестра.
– Разве вам все равно, что случится?
– Миссис Сигрейв, я запасной. Ничто здесь не принадлежит мне, на что ни взгляни. – Уиллоуби обводит комнату широким жестом и возвращается к объедкам Джаспера.
Дворецкий Блайз заходит в столовую, поправляя белые перчатки.
– Вам требуется что-нибудь еще, сэр?
– Определенно нет, – говорит Уиллоуби. – Пусть кто-нибудь подгонит мою машину ко входу.
– Уже уезжаете? – говорит Розалинда, но Уиллоуби исчезает, прихватив с собой тост Джаспера.
Завтрак, на котором присутствуют оба брата Сигрейв, часто заканчивался именно так – воровством еды, брошенными на пол салфетками, драматическими исходами и нынешней миссис Сигрейв, оставленной в одиночестве за столом и разглядывающей сахарницу за неимением лучшего занятия. Когда Уиллоуби уходит, она чувствует, что упустила свой шанс. Ей ужасно хочется показать ему, что и она знакома с большим миром, в курсе последних новостей общества. Она жалеет, что не знает, как завладеть его интересом, как замедлить его яркую карусель так, чтобы и самой вспрыгнуть на нее.
Чем больше Розалинда за ним наблюдает, тем больше замечает, что правила поведения будто бы не касаются Уиллоуби. К приемам пищи он спускается как попало; его носовые платки из египетского шелка и окрашены в яркие цвета. Он никогда не присоединяется к домашним, когда все они совершают послушные броски в церковь Чилкомб-Мелл воскресными утрами, но Розалинда замечала, что он дружески общается с деревенскими мужчинами. Джаспер однажды сделал ему за это выговор, и Уиллоуби ответил, что сражался бок о бок с такими мужчинами и не собирается теперь смотреть на них сверху вниз.
Отдохнув после обеда, Розалинда часто открывает шторы спальни, чтобы увидеть, как высокая фигура Уиллоуби исчезает за деревьями на границе лужайки. Кристабель вприпрыжку бежит рядом, сжимая в руке деревянный меч. Бетти говорит, что они спускаются на пляж и Уиллоуби учит племянницу ловить крабов. Она гадает, кто это разрешил. Она гадает, чем занимается нанятая ею французская гувернантка.
Она чувствует, что у жизни Уиллоуби нет границ. Она так заманчиво свободна в противовес ее собственной, так искусно беззаботна. Жизнь Розалинды, сперва с матерью-вдовой и теперь с Джаспером, кажется бесконечной чередой воскресений: все строго по часам и строго регламентировано, бесконечные дни скучных обедов и хороших манер. Как волнующе узнать, что эта отчетность вещей – ножей для рыбы, скатертей, тем для разговоров – настолько же произвольна, как и решение назвать один из дней недели воскресеньем и относиться к нему по-особенному. Если воскресенье – воскресенье только оттого, что мы зовем его воскресеньем, почему бы не звать его пятницей?
Однажды утром она сталкивается в Дубовом зале с Уиллоуби. Он идет на улицу, она блуждает по дому. Он кивает на список у нее в руке.
– Что-то важное, миссис Сигрейв?
Розалинда опускает на список глаза.
– О. Ерунда.
Уиллоуби хмурит брови.
– Это список покупок? Я сегодня еду в Лондон.
– Нет, это список магазинов, которые я хотела бы посетить. Когда поеду в Лондон.
Он берет список из ее руки.
– Вам нужно что-то из этих магазинов?
– Не узнаю, пока не окажусь там. Я не знаю, что у них есть, потому что лишь читала о них. В журналах. Это новые магазины, и я хочу посмотреть, что они продают. Тогда выберу. Возможно, шляпу. Или браслет. Что-то уникальное. У меня очень специфический вкус.
Эти девять предложений – самая длинная реплика из тех, что она говорила ему.
– Это точно. – Он кидает взгляд на список, возвращает его и покидает дом с прощальным взмахом руки.
Два дня спустя Бетти приносит Розалинде посылку.
– Пришла вам со второй почтой, мэм.
Внутри Розалинда находит обвязанную лентой подарочную коробку из шляпного магазина, что был наверху ее списка. В ней иллюстрированный цветной каталог с описанием всех продаваемых ими видов шляп вместе с запиской размашистым почерком: «Миссис Сигрейв и ее Очень Специфическому Вкусу. У.». Она мурлычет в ее руках.
Розалинда бродит по галерее, бездумно касаясь горла, следя за пыльными колоннами света, что падают сквозь высокие окна в зал, где тикают напольные часы. В будуаре она вырезает картинки из журналов, пускает их в полет к полу. Она листает свой каталог, по кругу и снова. Каталог. Записка. Каталог. Записка. Ее круг подходит к концу.
Это превращается в привычку. Перед отъездом в Лондон Уиллоуби навещает Розалинду и спрашивает, не нужно ли ему зайти в один из ее магазинов.
Уиллоуби – умелец в искусстве оказывать женщинам внимание, но это развлечение ему нравится в основном из-за точности заявок Розалинды – «Цветочный аромат от солидного французского дома, но не туалетную воду; либо парфюмированную, либо ничего», – очень неожиданных для застенчивой молодой жены брата.
Нравятся ему и церемониальные возвращения в Чилкомб: он вносит гору коробок и смотрит, как Розалинда изучает их содержимое, внимательно и собранно, будто ювелир. Ее принятие или отказ окончательны и бесповоротны. Только тогда она принимает решения, не обращаясь к Джасперу, и он находит это завораживающим.
Иногда он сам выбирает что-нибудь, примеряя свой вкус к ее. Он говорит, что сделал это по совету менеджера магазина, и ждет ее реакции. Его веселит, что его выбор всегда отвергают – Уиллоуби подозревает, что предложи он эти вещи в подарок, она бы уверяла его в своей приязни.
Единственное его тайное приобретение – новый женский аромат «Мицуко» от «Герлен» – проходит досмотр. Она роняет каплю на запястье, принюхивается, затем морщит нос.
– Ужасно тяжелый. – Но, когда он готовится закупорить элегантную квадратную бутылку пробкой в форме стеклянного сердца, она забирает ее. – Нет, оставлю. Нельзя сказать, что он вульгарный.
Когда он уходит, то видит, что она полностью поглощена ароматом, нанесенным на ее запястье.
Эти мгновения время от времени всплывают в его голове. Ее радость от прибытия покупок, ее восторг от распаковки. Сиреневые вены на ее запястьях. Тени под ее глазами. Как она смотрела, не отрываясь. Будто на что-то большее, чем содержимое подарочных коробок: она словно видела в миниатюре весь мир; глаз ботаника, приложенный к микроскопу.