Тому, кто дар приносит Богу,
Он избрал верную дорогу
И к небу долг его парить.
Летая мыслью свободной
За беспредельностью миров,
Толпы земной, толпы холодной,
Чуждаться должен он оков.
Беседуя с самим собою,
В уединении старик,
Так проповедовал, порою,
Правдивой истины язык.
Он прав, глагол красноречивый
Не должен унижаем быть:
Напрасно лестью прихотливой
Мы медь желаем золотить;
К чему излишняя забота?
Природный ей изменить звук,
Слетит обмана позолота
И весь откроется недуг,
Товара скрытая доброта.
Ещежь, возможно ли терпеть
Чтобы, как змеи, пресмыкались
В лазурь могущие лететь,
Чтобы поэты унижались?
Для змей и гадов создан дол
Не пресмыкается орел
II
И так, старик, очки надвинув,
Сидит безмолвно под окном,
Меж тем как, с тучами нахлынув,
Разгрохотался ярый гром.
Чрез сени есть еще светлица,
В ней, цвет поблекнувший весны,
Хлопочет старая девица,
Передвигая чугуны;
Кривой батрак на лавке дремлет,
То в полусонье буре внемлет,
То, от удара, пробудясь,
Вдруг озирается крестясь;
Стоит у печи Маргарита
(Так знали деву старых лет),
И кот, любви ее предмет,
Мурлычет грустно у корыта.
Кругом расставлены горшки,
В углу ухваты с кочерьгою,
Ведро, с колодезной водою,
И в нем капустные вилки.
Все это гений Маргариты
В порядок стройный приводил,
Два раза кушанье творил,