Навуходоносор

ЕВА. Он попал в Освенцим в конце войны. Помогал евреям бежать из страны, и за это нацисты отправили его в лагерь. Он был героем.

ЛАЙЛА. Это он вам говорил?

ГОТТ. Я не сделал ничего героического.

ЛАЙЛА. И каким образом этому герою удалось живым выбраться из Освенцима?

ЕВА. Его чуть не убили перед самым освобождением лагеря. И почему он не мог просто выйти оттуда? Вы не имеете никакого права приходить сюда и расстраивать его такими вопросами.

ГОТТ. Я не расстроен.

ЛАЙЛА. Моя мать знала вашего деда в Освенциме. Ее звали Ханна Блюм. Вы ее помните?

ГОТТ. Человек пытается забыть как можно больше.

ЛАЙЛА. Тогда она была девушкой. Вся ее семья погибла в газовых камерах.

ГОТТ. Вашей матери очень повезло.

ЛАЙЛА. Тогда она не чувствовала, что ей повезло. Ее отобрал некий доктор для своего проекта. Этот доктор проводил эксперименты на человеческих существах.

ГОТТ. Чего там только не творилось. И человек должен попытаться если не простить, то забыть все то, что делали с его жизнью.

ЛАЙЛА. Что-то прощать нельзя. У человека нет права прощать вред, нанесенный другому человеку. Нет права забывать, что с ним делали.

ГОТТ. У человека также нет права пытаться отомстить за другого.

ЛАЙЛА. Но когда человек не может сам воздать другому по справедливости, кто-то еще должен взять на себя ответственность это сделать. Или вы не согласны?

ЕВА. Я думаю, нам лучше вызвать полицию.

ГОТТ. Зачем нам это нужно?

ЕВА. Эта женщина, несомненно, психически больна.

ГОТТ. Нет, она нормальная. Просто в голове у нее что-то перепуталось.

ЕВА. У нее пистолет.

ГОТТ. Может, ей разрешено носить с собой пистолет. У нас тоже есть пистолет.

ЕВА. Не понимаю, почему ты защищаешь ее, когда она пришла сюда и рассказывает про тебя такие ужасы.

ЛАЙЛА. Он не защищает меня. Он просто не хочет впутывать полицию.

ГОТТ. Но как вы пришли к такому странному выводу, что я был врачом в Освенциме?

ЛАЙЛА. Моя мать рассказала мне об этом.

ГОТТ. Она могла описывать человека, который делал с ней что-то ужасное, но не могла ничего сказать обо мне, потому что я был заключенным, а не врачом.

ЛАЙЛА. Побывала в Германии. Говорила с сотнями людей. Проверяла иммиграционные списки. На это ушло пять лет моей жизни, но теперь я вас нашла.

ГОТТ. Вы нашли не того.

ЛАЙЛА. Мы оба знаем, что это ложь.

ГОТТ. Если ваша мать – мой обвинитель, почему ее здесь нет?

ЛАЙЛА. Моя мать умерла пять лет тому назад. Я обещала ей, что найду вас, и нашла.

ГОТТ. Если вашей матери так этого хотелось, почему она не сделала это сама?

ЛАЙЛА. Она хотела просто об этом забыть.

ГОТТ. То есть не хотела, чтобы вы пошли по следу?

ЛАЙЛА. Да. Она считала, что я должна строить свою счастливую жизнь. Но она ошибалась.

ГОТТ. Она была права.

ЕВА. Почему ты вообще говоришь с этой женщиной?

ГОТТ. Она тревожно-мнительная личность. Мы должны отнестись к ней по-доброму. Возможно, она захочет показать мне фотографию своей матери, чтобы освежить мою память.

ЛАЙЛА (сует руку в сумку). Одна у меня в сумке.

ЕВА. У нее там пистолет.

ГОТТ. Не волнуйся.

ЛАЙЛА (достает фотографию и протягивает ГОТТУ). Вот моя мама.

ГОТТ (смотрит на фотографию). Какая красавица. И еще совсем девочка.

ЛАЙЛА. Фотографию сделали до Освенцима. На ней моей маме шестнадцать.

ГОТТ. Она очень похожа на вас.

ЛАЙЛА. Она говорила, что для своих экспериментов вы отбирали самых красивых. Получали удовольствие, наблюдая за страданиями красоты.

ГОТТ. Никогда в жизни я не получал удовольствие, наблюдая за страданием. Получать удовольствие от страданий любого живого существа – самый тяжкий из грехов.

ЛАЙЛА. Вы – религиозный человек, так?

ГОТТ. Я стараюсь быть добропорядочным христианином.

ЛАЙЛА. Что ж, это логично. Христиане убивали мой народ две тысячи лет.