– Я, – насмешливо улыбаюсь, плюхаюсь на диван.
Вижу, что она готова зарядить мне по морде, но секунда и она успокаивается. Продумала удар.
– Когда навестишь дочь? – садится напротив, скрещивает руки на груди.
– Нужен ли ей такой папа? – поднимаю бровь. Знает, куда быть, сучка.
– Нужна ли Вере такая дочь? – зеркалит мою мимику, откидывается на спинку кресла, уже знает, что победила.
– Туше, – поднимаю руки примирительно, но тут же закидываю новую удочку. – Отсоси мне.
– Пф, – закатывает глаза она, но вижу, как алеют ее щеки. – Я должна это делать, потому что ты даешь мне деньги?
– Ты должна это делать, потому что хочешь это делать, – усмехаюсь я, потому что я знаю на тысячу процентов, что прав.
– Так, все, я ухожу, – Вероника поднимается, хватает клатч. – Ты хоть когда-нибудь можешь быть нормальным, Волков, а? Хоть раз можно с тобой поговорить без этих тупых шуточек?
– Я не шучу.
– Да пошел ты! – взрывается она. Даже быстрее, чем обычно. – Понял? Пошел ты вместе со своим баблом и смазливой рожей! И ты прав, такой папаша, как ты, Алисе не нужен! Ты никогда! Никогда! Слышишь? Не станешь ей отцом! Никогда!
Подрываюсь быстрее, чем она пугается. За горло хватаю сильно. Она хрипит, хватается за руку, скребет носками туфель по полу.
– Заткнись, – нужно поставить на место зарвавшуюся стерву. – Если бы ты не трепала своим языком о том, где я, у нас с Алисой все было бы нормально. Если бы ты дождалась, все нормально было бы и с тобой. А теперь соси. Ты мой спермоотстойник и не больше. Тебе ясно? Я спрашиваю, тебе ясно?!
Она издает какие-то утвердительные звуки, и я разжимаю ладонь. Вероника кулем падает к моим ногам. Кашляет, красивое лицо приобрело бордовый оттенок, из глаз льются слезы. Сука. Какая же ты сука.
– Соси, – напоминаю я.
Она тянется к моей ширинке дрожащими руками, а я у меня невольно перед глазами мелькают картинки двенадцатилетней давности. Когда на коленях передо мной Вероника – самая любимая женщина, за которую я готов и умереть, и убить; а я еще не прошедшая через ад сволочь.
Глава 5. Ника
Я ловко отщелкиваю пряжку ремня и тяну вниз язычок молнии. Мои движения чисто механические – я не чувствую трепета или хотя бы минимального возбуждения, которое должно быть, когда рядом привлекательный мужик.
Он обхватывает мою талию большими, горячими ладонями, и я легко взмываю в воздух – приземляюсь на твердую поверхность, юбка задирается и бедра холодит влажная, гладкая поверхность.
Он заглядывает мне в глаза, при этом распихав мои колени по сторонам и вклинившись корпусом между бедер.
– Какая же ты красивая, Конфетка, – хрипло выдыхает мне в губы и впивается в них жадным поцелуем.
Сегодня у меня замедленные реакции. Я почти не отвечаю на поцелуй, и его это злит. Парень укладывает мне на затылок ладонь и надавливает на зубы языком. Я закрываю глаза и представляю, что меня целует Ванечка. Я почти чувствую его запах: что-то горьковато-терпкое. А еще в его аромате есть что-то пороховое, так пахнут пистолеты. У меня рот наполняется слюной, встают соски под топиком, больно трутся о ткань.
Он рывком задирает мой топ почти до шеи и втягивает в рот сосок, посасывает его и покусывает. Я отклоняюсь назад, выгибаю спинку, скребу ногтями гладкий фаянс раковины, край которой впивается в копчик.
– Странная у тебя татушка, – его голос вырывает меня из приятной иллюзии. – Что значит?
«Кассиопея», – звучит Ванин голос внутри моей головы. – Неважно, – убираю его руку от себя и накрываю небольшой участок кожи под грудью, там, где сердце, ладонью, пытаясь защитить то, что не принадлежит никому, только мне.
Отталкиваю его от себя, со всей дури пихнув ладонями в грудь. Откуда только во мне взялось столько силы, чтобы стокилограммовый мужик влетел спиной в стену? Просто он задел меня за живое. Я ни с кем не собираюсь делить то, что только его и мое.
Соскальзываю на пол, оправляю одежду и иду мимо него прочь.
– Эй, – ловит мое запястье, легонько сжимает его, – туалет для тебя место не особо подходящее, да? Так поехали ко мне? У меня дом загородный большой.
Смотрю на него, улыбаюсь, пытаюсь унять подступающую к горлу тошноту.
– С камином и вином, да? – спрашиваю, усмехнувшись.
– Камин затопим, – протягивает удивленно. – В плане алкоголя у меня бар, выбирай, что хочешь.
– И мы будем одни? – прищуриваюсь я и выкручиваю запястье из его пальцев.
– Конечно, – кивает, застегивая брюки. – А ты как думала?
– У тебя, что друзей нет? – провожу кончиками пальцев по гладко выбритой щеке.
– Есть, а что? – хмурит пушистые брови и смотрит на меня как на больную. А хотя… такая я и есть.
– Да ничего, – пожимаю плечами. – Вот к ним и езжай.
Дергаю дверь и выхожу из туалета.
– Ты куда, Конфетка? – летит в спину недоуменное.
– Конфетка сегодня вышла из чата, – проговариваю тихо, а может, и вовсе про себя.
Громко стуча каблуками, почти перебивая этой барабанной дробью фоновую музыку, иду к бару.
– Дайте бутылку мартини, – бросаю я бармену. – И дозатор открутите. Я возьму с собой.
Бармен улыбается мне, пока я подчищаю размазанную помаду, глядя над его плечом. Мое отражение мутное, искаженное, наплывающие на бутылки. Такое же, как мое исковерканное нутро.
– Что-то еще? – спрашивает он, поставив передо мной голубоватую бутылку.
– Нет, – кладу на стойку купюру. – Сдачи не надо, спасибо.
Я беру мартини и на ходу вызываю в приложении такси.
Я хочу залезть в теплую ванну и провести время с ним. И пусть Ваня только в моей голове, и я ласкаю себя сама. Я часто провожу так вечера в своей халупе. Мне с ним воображаемым лучше, чем со всеми ними реальными.
Я устраиваюсь на заднем сиденье такси и откупориваю бутылку. Делаю большой глоток и чувствую, как щеки жжет влагой. Иногда мне кажется, что я бы всю свою никчемную жизнь отдала за один день с ним. Тот день, в котором бы я была для Вани той самой единственной, его бриллиантом.
Машина плавно везет меня сквозь ночной город, бутылка медленно пустеет, а я потихоньку отупеваю. Боль в груди становится терпимой, а мои выдумки – более живыми. Глупая маленькая Ника. Не придумала ничего лучше, кроме как влюбиться в самого свободного человека на этой планете. Он ничей, я его. Какой пассаж.
– Остановите здесь, – прошу я и водитель бросает на меня странный взгляд.
Конечно, я слишком чуждо смотрюсь в этом маргинальном районе. Выхожу в промозглый, накрапывающий дождевой моросью вечер. Обнимаю свои голые плечи – забыла пальто в баре – иду к подъезду. Швыряю бутылку с остатками алкоголя в переполненную урну.