Девочка Палача

– Наверху, – Света (точно ли она Света?) одергивает халатик, расстегивает пуговку на декольте. Почти незаметно, да. – Не в духе сегодня.

– Что ж, придется лезть в пасть к тигру, – пожимаю плечами и начинаю подниматься по ступеням.

Дверь в ее комнату открыта настежь, и я еще с коридора вижу ее силуэт на фоне залитого солнцем окна. Останавливаюсь в дверях, подпираю плечом косяк и впервые за последние несколько дней абсолютно искренне улыбаюсь.

– Ты запер меня как чертову принцессу в башне, – ее голос все еще сильный в отличие от тела.

– А Света за дракона? – развиваю мысль я.

– Она Лена, склерозник. Кто из нас на пенсии? – она оборачивается, задорно смотрит через плечо. – Не стой столбом, принц, проходи.

– Ага, – смеюсь я. – Значит, я за принца?

– Ну уж не за девственницу уж точно, – хмыкает она. Несмотря на отсутствие кровного родства, сарказм я получил в наследство именно от нее.

– Ты на нее тоже не тянешь, – подхожу, сажусь рядом с ней на корточки, беру высохшую ладошку в свои руки, пытаюсь согреть дыханием. – Ну как ты тут?

– Скучно, – дует губы моя первая учительница.

– Хочешь, закажу стриптизеров?

– Только не таких, как в прошлый раз.

Мы смеемся, потому что никого и никогда ей не заказывал.

– Вера Васильевна, пойдем гулять по саду, а? – по-джентельменски подставляю ей локоток.

– Чего тебе с молодухами не гуляется? – хмыкает она, но все же с трудом поднимается.

– Скучно, – ее же интонацией возвращаю я.

– Ладно, так и быть, пошли еще раз расскажу, как со своим дедом познакомилась, царствие ему небесное.

Я целую ее в абсолютно седую голову и веду на променад.

– Вероника не звонила? – не удерживается и спрашивает она, когда мы уже выходим на дорожку, ведущую к огромной беседке.

– Если позвонит, – скажу.

– Не скажешь, – фыркает Вера Васильевна. – Но не отправляй ее сразу, ладно? Дай объясниться.

– Я сто раз тебе уже говорил, дам, – немного раздражаюсь я.

– А вот скажи и сто первый, от тебя не убудет!

– Я дам ей объясниться, – закатываю глаза. – Довольна?

– Если солжешь, – достану тебя и из могилы, запомни, – угрожает Вера.

– Я плачу твоему дракону столько, что ты и меня переживешь, – поднимаю камушек и бросаю в небольшой рукотворный прудик, разгоняя лягушек.

– Глупости-то не болтай, – толкает меня в плечо, вызывая мой смех. – Люди твоей профессии живут долго. Как это называется? Программист?

– Ага, Вер, программист, – кривлю губы я, но она увлечена лягушками, и не замечает моего скепсиса.

Глава 3. Ника

Врываюсь в свою утлую однушку в «хрущевке» с колотящимся о ребра сердцем и выкупанная в собственном поту. Мне нужно обнулиться, унять эту боль, которая тлеет внутри. Ничего уже не изменить – только осталось добить себя. И сделать это нужно в кайф, чтобы блевать от выпитого, чтобы между ног болело, чтобы хоть в оргазмичном пылу кто-то назвал меня особенной, совершенной.

Скидываю все, что на мне есть, все до единой тряпки, и встаю перед зеркалом в полный рост. Провожу рукой по идеальной груди, по плоскому загорелому животу, украшенному камушком пирсинга. Содрогаюсь – ни шрама, и выглядит как надо, а внутри я как сломанная кукла. Там пустота, забита грязной ветошью, и вместо женских органов только сломанный пищащий механизм. Кому такое упало? Неудивительно, что они все меняли меня на других.

Хватит. Распахиваю шкаф. Мне нужно шикарное платье. Такое, чтобы мужики шеи посворачивали. Чтобы слюной давились.

Перебираю платья, висящие в чехлах. Они стоят больше, чем эта квартира. Единственное, что у меня осталось от жизни содержанки Дениса.

С верхней полки что-то падает, больно ударяется об мою босую ногу. Резко наклоняюсь и подбираю предмет. Сжимаю в руках собачий ошейник из твердой кожи, на котором болтается жетон с его именем. Внутри растет ненависть. Господи, ну куда ее еще больше? Сейчас взорвусь.

Дайте мне забыть всех вас. Я и так ощущаю вас в своем теле каждую ночь, а хочу помнить только одного. Отстаньте уже от меня!

Я накидываю на себя халат, затягиваю пояс на два узла и вместе с чертовым ошейником выскакиваю на балкон. Размахиваюсь и запускаю эту хреновину в полет.

– Нет уж, мой Господин, никогда больше я не стану твоей игрушкой! Пошел ты! – ору я в небесную пустоту.

Уже хочу вернуться в квартиру, но что-то останавливает.

Обшарпанные перила кажутся внезапно привлекательными. Провожу пальчиком по поверхности, с которой слетают и липнут к коже частички почти слезшей краски. Смотрю вниз. Седьмой этаж. Точно хватит, чтобы сдохнуть? Представляю, как моя тупая голова разлетается осколками, словно на асфальт рухнула фарфоровая кукла. Так странно. Не хочу представлять переломанный, кровавый труп. Мне больше нравится идея о тонком фарфоровом теле, бездыханном и покрытом мелкими, сероватыми трещинами.

Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, вцепляюсь пальцами в ненадежную опору, которая поскрипывает, отталкиваюсь от пола и сажусь на перила. За спиной ничего нет, и это будоражит.

Я крепче сжимаю утлое ограждение – от тепла моих рук оно начинает вонять железом. Проворачиваюсь и перекидываю ноги, спускаю их в пустоту.

Не смотри вниз. Так всегда говорят в фильмах. Но я уже нарушила столько правил, просрала свою жизнь… Что бы не посмотреть?

Вау. Высоко. Несильно высоко. И даже не страшно. Я полностью распрямляю локти, упираюсь голыми пятками в узкую полосочку пыльного бетона. Отлипаю от ограждения. Теперь только четыре точки опоры. Сердце рвется из груди. Совсем не страшно. Просто волнительно. Просто кайфово от осознания того, что стоит только разжать пальцы и свобода.

Но есть одно «но». Хотела бы сказать, что весомое, но нет. Невнятное. Эта жизнь еще не задолбала меня в край до конца. Есть у меня одно желание. Мой маленький секрет. Моя маленькая тайна, благодаря которой во мне все еще горит желание жить. У него, наверное, было много таких, как я. Черт, да он даже не помнит, как меня зовут. Чужие имена таким, как Ванечка, не нужны. Но мне все равно хочется верить, что я стала для него хоть немного особенной. Меня так заводит мысль о том, что мы встретимся снова. Так же случайно, как и в прошлые разы. Он вновь побудет моим совсем чуть-чуть и вновь испарится, забыв о моем существовании. И пусть. Зато надежда увидеть Ванечку снова крепко держит меня здесь.

– Меня зовут Ника! – ору я, вспугнув стайку голубей на соседнем балконе, а потом тихо добавляю. – Не Конфетка. И вы, мудаки, этого не стоите.

Руки дрожат, и я осторожно перебираюсь через перила в тот мир, где нет свободы. Иду в единственную комнату, заваливаюсь на диван со смятым постельным бельем и отключаюсь, испытав адреналиновый отток.

Просыпаюсь, когда в квартире уже сумерки, бреду в ванную, испытывая болезненное сожаление, что он опять мне не приснился. В такие моменты я чувствую себя обиженной маленькой девочкой.

«Нежелательная беременность», – крутится в голове, пока я принимаю промораживающе холодный душ.

Для меня вдвойне больное сочетание слов. Это со мной когда-то произошло и разрушило мою жизнь – сделало меня неполноценной, ненастоящей женщиной. А теперь продолжает мучить тем, что мне эти слова не нужны больше ни вместе, ни порознь. Я не скажу, что хотела детей от каждого случайного секса, да и от Дениса не хотела. Но был момент, когда Ванечка искал на моей коже созвездия и я чувствовала в себе поток его спермы и молилась, чтобы это произошло. Мне так хотелось думать, что все каким-то чудом получится. Всего момент. Тогда я его даже не осознала – только недели спустя.

Никто бы никогда не узнал, кто отец этого ребенка. Он бы был только мой, и я бы его любила. Точно бы назвала Ванечкой в честь него. О боже, какие тупые фантазии! Я выпотрошена как курица, это невозможно.