Мне бы хотелось рассматривать звезды в Ванечкиных глазах, но так, как он и приказал, я смотрю на свое искаженное судорогой лицо.
Его язык выскальзывает из меня, и кончик тянет горячую дорожку между раскрытых его ладонями ягодиц, доходит до дырочки ануса и начинает выписывать вокруг нее влажные узоры.
Я уже не стону, тихо поскуливаю, чувствуя, как все сильнее пульсируют мышцы. Он сильнее раздвигает мои половинки и вылизывает тугую, вздрагивающую дырочку, всю пронизанную нервными окончаниями.
Надавливает на отверстие, медленно и мучительно вталкивает в меня кончик языка, обводит колечко изнутри, почти срывая меня в какое-то безумие, в котором я могу только выпячивать попку и нечленораздельно мычать.
Он доводит меня почти до исступления, резко выходит из моей попки и проводит нежно и не спеша между моих складочек, срывает еще один отчаянный стон.
Впивается пальцами мне в бедра, притягивает еще ближе к себе и всасывает в рот горошинку клитора. Ласкает ее, посасывает с глухим стоном.
Меня словно вздергивает над землей. Сминает бумажной салфеткой, пальчики на ногах больно поджимаются, все мышцы каменеют. Я вою в его руках вместе со своим искаженным отражением. Я еще никогда не чувствовала себя такой счастливой. Не чувствовала настолько собой.
Ваня поднимается, завороженно смотрит на меня с каким-то неясным ожиданием, оглаживает ладонями мои спину, живот, сжимает мою грудь.
– Увидела? – шепот почти набатом. – Понимаешь, какая ты?
Глава 1. Ника
Зашиваюсь. Не глядя на клиентку, протираю стол и шмякаю перед ней меню, буркаю:
– Посмотрите меню, а я подойду попозже.
На кухне уже на дыбы встали – куча заказов на выдаче. Типичный ад, который неизменно случается в часы бизнес-ланча, когда кафе забивают толпы оголодавшего офисного планктона.
– Ника, ты меня не узнаешь? – ее голос тихий, но мне кажется оглушающим, перекрывающим какофонию звуков, которая царит вокруг.
Где моя защита? Где сальные взгляды? Где присвисты и мерзкие недокмплименты?
Вскидываю глаза, надеясь, что ошиблась или просто сошла с ума. Эмма. Внешне она вроде бы такая же: шикарная, дорогая, холеная. Но что-то изменилось.
Мы обе молчим и разглядываем друг друга. Я всматриваюсь в ее яркие голубые глаза, ищу там то, на что однажды клюнула. Его нет. Нет того огонька. Он погас, а она померкла как золотая цепочка, которую забыли на года в коробке с украшениями.
– Я узнала, – наконец выдавливаю я и достаю из кармашка фартука блокнот и ручку.
Пальцы дрожат так сильно, что ручка летит на пол. Я быстро приседаю и поднимаю ее. Улыбаюсь, пытаясь убедить ее в том, что я в порядке, что внутри меня не бьется стекло, прошивая отчаянно колотящееся сердце острой шрапнелью.
– Ника, я так долго тебя искала, – проговаривает она и тоже улыбается. Виновато. Совсем как в ту ночь.
– Нашла, – бросаю я, пытаясь казаться холодной стервой, которой, увы, не являюсь. – Что ты хочешь?
– Я хочу извиниться. Хотя тому, что Денис сделал с тобой, нет прощения. Но я… – замолкает. – Ника, я…
– Я не про то, – обрываю я ее тираду. Ей не удастся опять подсадить меня на себя. – Что тебе принести. Еда? Напитки? У нас вкусные салаты.
– Господи, Ника, прекрати, – почти умоляет Эмма, протягивает ко мне руку и касается белесого шрама над верхней губой. Утром я торопилась и не успела как следует его замазать. – Я спать перестала, даже снотворное не помогает. Алкоголь не вырубает. Все думаю о тебе. О том, что он с тобой сотворил.
Этот запах. Пудра от «Шанель». Я еле преодолеваю соблазн прильнуть к ее теплой руке, которая подрагивает, которая спускает по телу толпы электрических мурашек.
– Все нормально, – дергаю шеей, скидываю с себя ее пальцы. – Забей. Видишь, я в порядке. Можешь спать спокойно. Тебе здесь не место. – Я смотрю сквозь панорамное окно на улицу. Снаружи припаркована белоснежная «Ламба». Точно Эммы. – Поезжай домой. У тебя там муж, ребенок. Он тебя не тронет, – и тут меня прорывает: – Найдет себе девочку для порки на стороне. У вас похожий вкус. Тебе она тоже понравится.
– Ника, – хватает меня за руку, тянет на себя, – мы с Денисом развелись. Почти сразу после того случая. Он не хотел, но я не могла больше быть с ним. Такое не прощают. Я очень боялась, что он отсудит опеку над сыном…Но я не могла по-другому. Каждый раз, когда я закрываю глаза, Ника, я тебя вижу. Твою рассеченную губу, окровавленную спину…
– Зря, – я крепче сжимаю блокнот, мну его в пальцах, превращая страницы в мокрую труху. – Уверена, что вы помиритесь, снова сойдетесь… А я… – делаю глубокий вдох. – мне не привыкать. Наверное…
Слова заканчиваются. Мне не хватает дыхания – воздух кажется слишком густым, раскаленным. Меня накрывает воспоминаниями о нас вместе. О ее руках на моей воспаленной, разгоряченной коже. О моих собственных губах, которые исследовали ее тело во всех аспектах. Меня забирает. Еще чуть-чуть и вновь паду, потеряю контроль. Захочу всего лишь забыться, а потом, после пары жарких ночей вместе, станет еще больнее. Меня поглотит пустота. Не хочу.
– Ника, ты можешь пойти сейчас со мной? – умоляет она, сплетая наши пальцы. Смотрит так, что сердце колет иголкой. – Нам очень нужно поговорить.
Поговорить. Нет, не это ей нужно. Мы сейчас выйдем отсюда и сядем в ее машину, найдем отель поприличнее, и меня опять снесет до корней зубов.
– Да, конечно, – киваю я, засунув выбившуюся прядь растрепанных волос за ухо. – Я сейчас.
Я вырываю свою руку из ее пальцев, несусь на кухню, чуть не выбив поднос из рук коллеги.
– Эй, – взвизгивает девчонка. – Совсем глаза чем-то обшиты?
– Прости, – бросаю на ходу и тараню ладонями распашные двери.
– Можно тебя? – останавливаю Марику, которая уже подхватила поднос и собралась нести его в зал.
– Давай только резче, – басит она прокуренным голосом и впяливает в меня свои крошечные глазки, густо обведенные черной подводкой.
– Слушай, подмени меня, – выпаливаю я тут же. – Мне нужно уйти. Срочно. Это очень важно.
– Терлецкая, ты совсем стыд потеряла? – она смотрит на меня так, будто сейчас прибьет. Взглядом испепелит. – Опять хочешь на меня весь зал в обед свалить?
– Прости, я выйду на смену, когда тебе будет нужно, – умоляю я, а потом обещаю последнее, чем могу ее прельстить. – Я дам тебе денег за смену.
– У тебя их нет, – усмехается Марика. – Думаешь, я ничего не вижу и не знаю? Ты, Терлецкая, нищебродка, которая выживает на зарплату.
Она права только в одном: стыд я потеряла давно. А вот бабки заработать могу. Хорошие, большие, не здешние гроши. Один вечер моего времени может стоить очень дорого, но… Я больше не хочу так. Не хочу быть чужой секс-куклой. Мне нужно, чтобы было по моим правилам.
– Я найду. Прошу тебя, – касаюсь ее плеча, надеясь, что Марику все же прельстит мое предложение.
– Ладно, в воскресенье выйдешь и все чаевые мне отдашь, – сжаливается она. – Вкурила? И это последний раз, Терлецкая. Я тебе не херова нянька.
– Спасибо, – благодарю я, развязывая фартук и срывая его с себя.
Я резко разворачиваюсь на пятках и, лавируя между персоналом, несусь к черному выходу. Какое счастье, что он здесь есть. Вылетаю в подворотню и бегу мимо смердящих мусорок, вылетаю на улицу. Несусь, распихивая прохожих. Мышцы горят, слезы застилают поле зрения. Я не хочу обратно. Не хочу окунаться в прошлое. Мне просто нужно забыть. Хотя бы забытья.
Глава 2. Ваня
Паф. Паф. Паф. Паф. Паф.
Мои шаги разносятся по пустынному коридору, отлетают от стен, бьются о барабанные перепонки. Похоже на музыку.
Паф. Паф. Паф.