Я открываю контакты, бесцельно кручу ленту вверх-вниз. Мне некому позвонить, просто потому, что я никому не могу рассказать про то, что было между мной и Глебом.
Наконец, выбираю контакт, который записан просто «ОН», открываю его в мессенджере, зажимаю дергающимся пальцем кнопку записи голосового.
– Привет, – блею я. – Я не хотела тебе жаловаться, отвлекать. Ты, наверное, с ней, но мне так страшно. И больше никого нет, кроме тебя. Если я с кем-то не поговорю, то просто сойду с ума. Прости, что дергаю… Я думала, что мне удалось от этого убежать. – Влажный палец соскальзывает с экрана и сообщение уходит диалог с пометкой «не доставлено». – Прости, палец сорвался. Со мной такое постоянно. А еще я несу чушь, когда нервничаю. Знаешь, мне бы так хотелось, чтобы ты был рядом. Это невозможно, я знаю. Если бы так получилось, я бы научилась готовить. Смешно, но я только чай заваривать умею. Но для тебя научилась бы. Не знаю, что ты любишь, кроме созвездий… Ладно, прости. Я замолкаю, не буду больше тебя беспокоить.
Глупая, слабая Ника. Отсылаю голосовые на неправильный номер, который сама же и придумала…
Глава 8. Ваня
– Вас как зовут? – спрашивает мент, а я смотрю, как отрицательно качает головой молодой, но уже помятый жизнью фельдшер.
– Волков Иван Алексеевич, – на автомате говорю я.
– Тут уже всё, – второй мент вырастает, как из-под земли. – Наряд уже едет.
– Вы владелец этого дома?
Мне хочется его ударить. И всех их. Хочется размозжить ему череп об эти самые ступеньки.
– Кем вам приходится погибшая?
Я смотрю на него секунд пять, почти вижу, как раскалывается ментовская башка об отполированный камень. Потом в последний раз смотрю, как синеватое тело загружают в скорую, разворачиваюсь и направляюсь в дом.
– На вопросы следователю отвечу, – бросаю не оборачиваясь, запираю за собой дверь.
В доме холодно. Может, промерзли мокрые шмотки и теперь холодят кожу. А может… Может, я промерз. Нутро мое ледяными крошками покрылось.
Наверное, она хотела бы, чтобы я страдал. Чтобы я почувствовал всю горечь потери. Скорбел, переживал утрату… Что еще принято в таких случаях. Что чувствую я? Только холод.
– Мой маленький, глупенький Бриллиант, – иду по пустому дому, в котором не жил. Приезжал только к ней. – Глупо так. Решила бы меня грохнуть, я бы понял. Я бы понял…
Интересно, было ей холодно? Холоднее, чем мне сейчас? Однажды я умирал. Не до конца, но холода не помню. Хотя, может быть, дело в том, что я умирал не так, как она. Я был не один тогда. А она одна. Без меня. По факту, она всегда была без меня. Даже, когда я был рядом.
Поднимаюсь на второй этаж, сворачиваю в ее комнату. Наверное, я всегда знал, что так будет. Или это сейчас мне кажется так. А она здесь так ничего и не поменяла. Стены так и остались светлыми, то же зеркало, те же занавески дорогущие (дизайнер какой-то присоветовал), покрывало в тон. Ни картинок каких бабских, ни косметики, ни безделушек. Вещи в шкафу только те, которые я привозил. Держал ли я ее? Нет, сама не уходила. Может, прогнать надо было? Жива бы была. Или нет.
Крови много. Она жидкая, разбавленная водой. Вся вытекла из моего Бриллианта. Я смотрю на полную ванну. Ей стоило утопить в ней меня. И жизнь бы ее наладилась. И Вероникина жизнь тоже наладилась бы, наверное. Хотя, пришлось бы ей устроиться на работу. Ну или нашла бы кого-нибудь другого для содержания их с Алисой.
В обуви залезаю в ванну. Холодно, но внутри меня холоднее. Алая вода выплескивается через край, но хуже уже не будет. Когда я в ней запах железа ощущается еще сильнее. Когда я почти умирал, мне тоже в нос забивался этот запах. Запах собственной крови. Откидываю голову на бортик, закрываю глаза.
Сон приходит неожиданно, и такой яркий. Ярче, чем явь.
Она… мать… кричит прямо как тогда. Громко, пронзительно.
– Чтоб ты сдох, тварь! Чтоб ты сдох!!!
Мои руки в крови, а совсем рядом истошно вопит Вероника.
– Ты проклятый ублюдок! Больной проклятый ублюдок!!! Все из-за тебя!
Вероника цепляется за мой локоть.
– Ваня, – глаза напуганы, полны слез. – Тебя посадят!
– Я не хотел… – разжимаю пальцы, роняю нож на паркет. – Я не…
– Чтоб ты сдох… – воет мама. – Чтоб ты сдох, сволочь…
– Мужик, эй! – кто-то трясет меня за плечо. – Мужик!
– М-м? – разлепляю веки, смотрю на людей вокруг меня.
– Ты чё, уснул чё ли? – судя по всему, следак.
– Сознание, наверное, потерял, – вру я.
– А зачем в ванную полез?
– Хотел… – зубы начинают стучать. Промерз до костей.
– Суициднуться следом он хотел, чего не ясного? – подает голос другой. – Вылезай давай, Ромео.
Смех разбирает меня так, что я сгибаюсь пополам. Хохочу, наверное, так, как не смеялся давно. Все это такой, сука, бред! Я как в ебаном тупом фильме, который не кончается и не кончается.
– О-о, – тянет кто-то. – Да у него крыша потекла. В дурку бы его.
– Не надо в дурку, – вылезаю, посмеиваясь, прохожу мимо них. – У меня есть свой психолог. Сейчас переоденусь, поговорим.
Нахожу сухую одежду, иду в душ. Одежду снимаю прямо под струями, и с меня в слив стекают мутно-бордовые стрелы. Если бы я был рядом, это бы случилось? Если бы я приехал, когда она позвонила? Если бы…
– Ты там скоро? – кричит следак. Боится, что я сбегу, или что я утону. В душе.
– Иду, – отзываюсь, а сам разглядываю в зеркале свое отражение. Шепчу себе, усмехаясь: – Чтоб ты сдох, тварь. Больной проклятый ублюдок.
Вопросов у них примерно тысяча. Кто? Что? Где? С кем? Почему?.. По кругу и много раз. Когда меня перестают морально сношать, на улице уже светло.
Воду спустили, кровь осталась только на полу. Я смотрю в одну точку часа пол. Пустота внутри подпирает кадык, давит изнутри на ребра. Я не любил ее. Но она была единственным человеком, кроме Веры, кто действительно (пусть по-своему, пусть не так, как мне было нужно) меня ждал.
Этот дом пахнет Аделиной, девочкой, которая просто была рядом. А теперь ее нет, и дом этот мне тоже не нужен.
Бензина в гараже достаточно, чтобы облить все полы, а кое-где хватило даже на стены. Как в фильмах лью через порог тонкую струйку, по лестнице к самому низу крыльца. Всегда мечтал так сделать. Зажигалка находится в бардачке, как и припрятанная давным-давно пачка сигарет. Не курил уже года три, но сейчас… Хотя бы дымом попробую забить ту пустоту. Подкуриваю, затягиваюсь с таким удовольствием, как будто бы эти годы и не дышал вовсе. Зажигалкой поджигаю бензиновую дорожку, и она пыхает, чуть не опалив мне ресницы. В фильмах такого не показывали.
Огонь быстро заползает в открытую дверь, растекается по полу, поднимается по лестнице. Хорошо, что вокруг ни души. Никто не помешает этому месту сгореть дотла.
Сажусь в машину, пока не провонялся гарью. И еду в единственное место, где мне тихо. Еду к своему психологу (хоть она и не знает об этом присвоенном статусе).
Глава 9. Ника
Я парой движений вытираю стол, сую в держатель новую стопку вечно заканчивающихся салфеток, разворачиваюсь на мягких, пружинящих пятках кроссовок. Зал полон и улизнуть в туалет, чтобы хоть как-то накраситься не выйдет. Мне нервозно вообще без косметики на лице. Чувствую себя беззащитной.