Это время, и время нетленно!…
В лесу охуевшем птицы не спали,
Кругом озверелые листья летали;
Лишь слабый порыв ветерка донесется,
Легчайший неслышимый шёпот —
И в бешеном ритме куст затрясется:
Медведей случившихся топот…
Кругом превалирует сила маразма
Какой удивительный месяц!
Здесь кактус вошёл в состоянье оргазма —
Ей Богу, что мир стал тесен…
Если обить всю деревню войлоком
И вывинтить пробки из хмурых бутылей,
Он скажет, пригладив рукой чей-то локон:
«Ну, что? Неужели вы снова забыли?
Был день, и я шел по унылой пустыне.
Я шел по пустыне, зубами стуча —
Мне холодно было: пески уж остыли,
И только виднелась вдали каланча —
И та ведь упала, я помню об этом!
Остыли пески очень сильно с утра,
И я, только солнцем горячем согретый,
Бреду по пескам, хоть упасть мне пора,
И холод пронзает озябшие кости —
Совсем я разделся, но холодно все же:
Была каланча, как последний мой мостик
В тот мир, что приблизиться ближе не может,
А я всё иду… И лишь солнце случайно
Меня хоть немного в песках согревает —
Сейчас я наполню водой этот чайник
(Что – чайник?.. Бутылка, но только кривая!)
И выпью воды, на костре подогретой,
Но дров не найти – бесконечна пустыня;
Сижу я в пустыне, курю сигарету;
Пески все с утра так ужасно остыли…
Я плавки снимаю, и кепку снимаю,
Но холодно мне несмотря и на это —
А солнце все выше… Пески остывают…
Сижу на песке и курю сигарету…
А чайник нагреть мне никак не удастся —
Я пробую снова холодную воду;
Деревне бы хоть на пути мне попасться,
Увы… Не люблю я такую погоду!
Маячит мираж каланчи неупавшей,
Хоть точно упала она – я же видел!
Но снова мне день возрождает вчерашний
Пустыня… Гляжу, будто в гневной обиде,
На башню, которая раньше упала,
Но снова стоит флегматичным миражем —
И мне ничего от нее не осталось,
Ни камня… Ни звука… Ни голоса даже.
Лишь голос мой собственный стонет, как ветер,
Который я помню, которого нет здесь
Но мне безразлично – никто не ответит,
Никто не узнает всех ужасов-бедствий,