По залу ходили в конец и в начало,
Слегка поворачиваясь на каблуках…
А я им ответил: «Куплю лучше лески,
На гвоздь намотаю, на берег пойду —
И буду ловить я колбасны довески
В аквариуме али может в пруду!»
Они мне ответили: «Cам ты придурок!»
Я ж маски проверил им всем, а затем
Им в рот запихал сигаретный окурок
(С окурком расстаться легко было с тем!),
Потом я на почту пришел, помолился
На образ Мадонны на пыльной стене,
Заснул… Мне, конечно, комбайнер приснился,
Лениво паривший в седой вышине.
Руками своими он звёзды хватал и
Кидал их во бункер комбайна, крича:
«Отдайте, безумцы, скорее сандали —
Едва ли вы знали, ваш груз волоча,
Что значит оно!» – и на этом прервавшись,
Стал грустен комбайнер и даже суров,
Комбайн же его, почему-то порвавшись,
Был вовсе, мы прямо твердим, нездоров:
Он порван был вдоль, прямо до половины,
И в бункере звёзды стучали, журча…
Пошёл я в аптеку, купил санорина
И в бункер спустился, комбайн сей леча.
И – вылечив мигом его за минуту —
Я вывинтил свечи, колёса погнув…
Вот что-то в бумагу лежит завернуто —
Конечно, узнал я, её развернув,
Что было в бумаге в тот час полуночный
Завёрнуто слоя наверно во три…
То был крокодил весь зелёный! Нарочно
Его осмотрел я всего изнутри,
И вижу: бинокль! А может, монокль —
Не видно во тьме абсолютно вообще.
(Сейчас бы угнать Студебекер, Зилок иль
Колок иль гитарный, в борще иль во ще
Вощще… Это ясно мне с первого разу.
Хоть сумрачна ночь, и рассвет впереди,
О нет! Не спастись, не спастись от маразма
Он снова везде, от него не уйти…)
Уныло! Я вылез. Везде скрежетали.
Обвислые балки чернели уныло.
Они же в окрестности воздух глотали,
А также ссыпали цитрат аммонила
В глубокие ямы (которые, впрочем,
Ничуть не похожи на грязные ямы —
Хотя, если честно, то в общем-то очень,
Пожалуй, совсем даже, скажем вам прямо,