Нож продолжал скользить, кровь заливала грудь и живот пленника.
– Я не могу тебе объяснить, но ты всё поймешь. Когда мы оба вернёмся в камень, ты всё поймёшь. – едва слышно шепнул Отгар, обращаясь скорее к самому себе.
Дварф плюнул в лицо своему мучителю. Оттир рычал, его налитые ненавистью глаза, не отрываясь, буравили Отгара. Дварф ни на секунду не оставлял попыток освободить руки.
Нож остановился напротив сердца.
– Ты никогда не был достоин этой татуировки! – громко сказал Отгар, и, когда Оттир очередной раз с ненавистью рванул верёвки, пожилой дварф толкнул нож вперёд. Клинок прошёл между рёбер, и спустя несколько секунд связанный пленник обмяк. – Он дёрнулся, я…
Договорить Отгар не успел, его сбили на землю, и со всех сторон вновь посыпались удары. Он не смог уловить момента, когда избиение остановилось. Дварф медленно с опаской убрал руки от головы.
– Ты подарил ему быструю смерть, а мы так не договаривались. Это последний раз, когда ты меня обманул, дварф. Я решу, как быть с этим, позже.
Отгар приподнялся на дрожащих руках и огляделся. Пленники у костра были мертвы, третий спутник Пальца подкладывал небольшое полено под кисть каждому из мертвецов и методично отрубал топориком пальцы. Главарь разбойников перехватил взгляд дварфа и усмехнулся.
– Репутация. Она сама себя не поддержит. – Палец подтолкнул ногой лежащий в листве нож ближе к Отгару. – Ты не закончил. Срежь татуировку и выступаем. Мы потеряли слишком много времени, дварф. Пора тебе начать выплачивать цену за свою жизнь.
***
Отгар шёл, уткнувшись взглядом в каменистую тропу, и механически переставлял ноги.
Левая-правая. Левая-правая.
Долина и ароматы трав остались позади, теперь перед ним расстилалась ползущая вверх каменистая пустыня. Дварфу повезло: второй глаз открылся, когда ему дали возможность смыть с него корку запёкшейся крови. Тело ныло, каждый шаг отдавался острой болью в рёбра, а затылок безостановочно пульсировал. От едва терпимого ощущения, словно ему в голову вкручивают железо, до почти нормального.
Отгара тошнило: от побоев, от ситуации, от себя самого. Но главное сейчас, что он всё ещё жив.
Слишком много раз он получил по голове за минувшие сутки, слишком плохо легли кости. Оттир… Оттир был мертвецом в любом случае, несмотря ни на что. Но от этих мыслей не становилось легче, старый дварф словно чувствовал, как сердце товарища ткнулось в клинок, прежде чем остановиться. Отгар прекрасно знал его вот уже девяносто лет, почти век. Хороший боец, один из лучших, но он никогда не уступил бы никому перед лицом смерти, даже такому как Палец. Особенно такому как Палец. А так хотя бы Отгар остался жив. Это всё, что сейчас имеет значение.
Кисти постоянно ныли, и Отгар не знал, как облегчить свои страдания. Верёвки врезались глубоко в кожу, и со временем это могло очень плохо закончиться. Вот только было ли это время? Оттир… Мысли пошли по кругу, они настырно лезли в голову и сводили с ума.
Левая-правая. Левая-правая.
– Эй, дварф, – с ним поравнялся Мёрд, – ты, помнится мне, обещал, что к полудню мы увидим след. Ну и?
– Отгар Хирсст. Так меня зовут.
– Да плевать мне, как тебя зовут. От этого знания толку, как от лошадиной кучи. – Мёрд громко хохотнул. – Ты тут единственный дварф, так что не бзди, не перепутаем. Если слышишь это слово, будь уверен, это к тебе. Что там про след?
– Скоро. – Отгар оглянулся назад на большой отряд за его спиной. Двадцать три человека, вооруженных и одоспешенных. – Я же не знал, что вы настолько медленно ходите по горам. Пришлось изменить маршрут.
– Ты ничего не говорил про изменения. – мозолистая ладонь Мёрда легла на меч. – Пальцу это не понравится.
– Час. Через час ты увидишь следы, а если нет – руби мне голову.
– О, нет. Так просто ты не отделаешься, дварф. Если что-то пойдёт не так, нас с тобой ждут часы и часы развлечений. Я слышал, что вы крепкие орешки. Мне было бы интересно раскусить такой. – Мёрд сильно хлопнул по плечу Отгара. – У тебя час.
Пружинистой походкой человек ушёл вперёд, и Отгар опять остался в относительном одиночестве. Пара головорезов, идущих в нескольких шагах позади него, не в счёт. Плевать на них, думать они совершенно не мешали.
Двадцать три человека. Больше, чем половина из тех, кто выжил после нападения на обоз. Многочисленная шайка. Палец отослал остальных с награбленным куда-то в одни им известные логовища. Самый сброд, хуже всех вооруженный и почти не имевший доспехов, ушёл.
Остались лучшие, покрытые шрамами и кольчугами, с суровыми лицами, а некоторые и с неплохими мечами. Можно сказать, ветераны. Вот только ветераны чего? Дорожных разбойничьих нападений? Отгар презрительно сплюнул на камни под ногами. Однако этого хватило, чтобы Оттир остался гнить в предгорьях вместе с бедолагами из обоза, а сам Отгар вышагивал по горам, окруженный этими мерзавцами.
Дварф глубоко и тяжело вздохнул, отчего рёбра охватила боль. Расклад был очень плохой.
Бальгур мёртв. Его тело Отгар видел на злополучной стоянке обоза. Серьёзный и основательный дварф нашёл свою смерть со стрелой в шее и разрубленным лицом. Капюшоны плохо защищают от стали.
Оттир мёртв.
Дварф поморщился и с ненавистью посмотрел в спины Пальцу и Мёрду, шедшим в десятке шагов впереди. Затем взгляд переполз на собственные руки, нестерпимо ноющие и едва отмытые от крови Оттира, хотя Отгар готов был поклясться, что ещё чувствует её, горячую и липкую.
Осталось пятеро. Пятеро против двадцати трёх.
Палец. Взгляд снова ожёг маячившую впереди спину, но человек этого не заметил. Если бы проклятья и ненависть убивали, то этот головорез уже давным-давно закончил бы свой путь. Но вместо этого он бодро вышагивал впереди, о чём-то негромко переговариваясь с Мёрдом.
Палец был знаменит в этих землях. Единственный, кто умудрился не попасться ни одного раза за более чем пятнадцать лет. Его боялись идущие в обозах. Его имя произносили шёпотом и опасливо оглядывались в придорожных тавернах. Любая информация о его шайке очень дорого стоила. Местные власти обещали увесистый кошелёк за любые сведения о нём, но дураков не находилось или же их больше никогда не находили. Несколько лет о нём ничего не было слышно, особенно оптимистичные уже решили, что тот сгинул. А Палец – вот он…
Левая-правая. Левая-правая.
***
– Смотри-ка, дварф не соврал. – Палец широко и тепло улыбнулся. Отгар поймал себя на мысли, что тот выглядел очень приятным и доброжелательным человеком, если бы не его дела.
– Так мы уже скоро твоих дружков догоним, свидитесь, выходит. Прыткие, пёсьи дети, хоть и коротконогие. – Мёрд выглядел довольным и расстроенным одновременно.
Отгар стоял и тупо смотрел на небольшое кострище. Мысли не находили себе места в голове старого дварфа, вместо этого кружили беспорядочным хороводом. Он не мог сконцентрироваться ни на одной. Серые камни под ногами, тяжёлое низкое небо над головой и растущая чёрная яма где-то в груди.
Угли уже успели остыть. Они были здесь часов двадцать назад или чуть больше. Кострище. А это значит, что они останавливались, если не на ночлег, то хотя бы просто для того, чтобы отдохнуть или перекусить чего-то горячего. Деревьев вокруг почти не было, но для пяти путников и одного котелка топливо нашлось.
Они останавливались.
Отгар поморщился. Видимо, погони они не ждали и решили, что это просто шальная шайка мужичья на обоз полезла и всё осталось позади.
– Они останавливались, – словно прочитав мысли Отгара, задумчиво протянул Палец, – это хорошо. Значит они не знают, что мы идем за ними.
– Первый взнос в свою шкуру ты сделал, а, дварф? – Мёрд хлопнул Отгара по плечу.
Дварф с нескрываемым отвращением дёрнулся в сторону. Человек громко расхохотался.
– Ну, будет тебе, не серчай. Я думал, мы с тобой уже добрые друзья.
Выродок, как про себя прозвал его Отгар, сидел и ворошил в кострище топориком, которым вчерашней ночью рубил пальцы. Вскоре он встал, прошёлся немного вокруг бывшей стоянки и указал этим самым топориком направление.
– Значит, туда. – Палец повернулся к Мёрду. – Время уходит, выступаем.
– Нет. – Отгар с усилием оторвал взгляд от Выродка. Он был настолько отвратительным в глазах дварфа, что необъяснимым образом было тяжело на него не смотреть.
– Что значит «нет»? – глаза Пальца опасно сузились, а Мёрд довольно заулыбался. В этой улыбке легко читалось: «А вот и глупость, дварф. Скоро будет потеха». – Живо говори, почему нет?