Мгновения Летнего Сада. Переиздание

Шилякин щелкнув каблуками, кивнул. Он мимолётно посмотрел на графиню, та улыбнулась и застенчиво опустила свои шоколадные глазки. Данила развернулся на каблуках и печатая шаг вышел из приёмной генерала.

Шилякин шёл от кабинета начальника училища, не раздумывая ни об отменённом наказании, ни о первой предстоящей награде, мысли юнкера занимал только лишь её взгляд и милый румянец. Никакие награды или наказания сейчас не имели никакого значения. Только этот взгляд, который он больше никогда и не мечтал увидеть, он так прекрасен. Но мысли его прервал женский голос.

– Юнкер, постойте! – всё тот же прелестный девичий голосок окликнул Данилу, он остановился как вкопанный и обернулся. К нему, придерживая платье, спешила она.

– Шилякин, погодите. – Данила сделал несколько шагов навстречу.

– Данила, можно я буду называть Вас просто – Данила или Шилякин? – румянец не сходил с её личика. Она хлопала ресничками, всё, как и прежде застенчиво улыбаясь.

– Как пожелаете, графиня. В смысле, конечно, Ваша Светлость, зовите просто Данила или Шилякин, как Вам будет угодно.

– Ну я же просила, оставьте эти «ваши светлости». Вы тоже можете просто называть меня как папенька – Нади.

– Да, Ваша Светлость… В смысле, так точно…

– Шилякин!

– Простите. Конечно, Нади.

– «Конечно, Нади». Мило. – она приподняла куда-то под шляпку свои кофейные глазки. – Так-то лучше! – и ещё шире улыбнулась. – Ну не смущайтесь так, я обычный человек. Все эти звания, чины – это такой пережиток, стариковские условности. Хотя, Вам как военному человеку, это не совсем понятно.

– Ну почему же… – помялся юнкер. – Я же не всегда им был.

– Ну вот и отлично! Ах, да! Я чуть не забыла, зачем так бежала к Вам. – она открыла клатч, который всё это время держала в руке и достала оттуда блестящий металлический прямоугольник. – Вот возьмите, это, наверное, Ваше. Правда инициалы другие. Вы обронили у нас в доме, наверное, когда переодевались или прачка забыла вернуть после чистки и сушки. Я взяла на себя смелость распорядится почистить его, а то он совсем потемнел. Может от воды, в которую Вы так геройски нырнули за моим братиком.

Она протянула в облачённой в белую кружевную перчатку ручке его отцовский портсигар.

– Благодарю Ваш…, эм… Благодарю, Нади. Я думал обронил его в пруду. Это действительно очень ценная для меня вещь. А инициалы моего отца.

– Вы когда-нибудь мне обязательно расскажете. Договорились? У Вас же увольнения по воскресениям?

– Если не заработаю ещё парочку взысканий – да. – ответил Данила.

– Отлично. Вы уж постарайтесь, и мы обязательно ещё увидимся. Если Вы, конечно, не против.

– Эм… я… – но она не дала ему закончить спутавшуюся мысль:

– А сейчас мне надо бежать к папеньке, а то заволнуется. Тут столько молодых людей в красивой форме, и я одна дама в этом кругу. – она хихикнула, сделала книксен и поспешила обратно. Но не сделав и пары шагов, остановилась. Обернулась, оглянулась по сторонам и снова подошла к Шилякину. Посмотрела в его бирюзовые глаза, приподняла вуалетку на шляпке, и снова сделала это – обожгла всего Шилякина, заставляя оторваться его пятки от земли, кружиться голову, прикоснувшись своими мягкими, горячими губками к его щеке. Её румянец был уже совершенно нескрываемо очевиден, она снова хихикнула и упорхнула как прекрасная белая птичка.

Шилякин стоял, не чувствуя ног, если бы сейчас он попытался сделать хотя бы шаг, он бы обязательно грохнулся на паркет. Данила так и стоял, гладя как прекрасно порхает белой голубкой графиня по имени Нади.

***

Три часа аиста – ерунда, не привыкать, он был если не чемпионом по стоянию на одной ноге, то в тройке сильнейших уж точно. Отстояв своё наказание, перед отбоем готовясь ко сну, Шилякин достал из кармана портсигар. Он так блестел, как будто его только что передал обладателю изготовивший его мастер. Ни единой царапинки, предмет был отполирован идеально, все мелкие шероховатости и заусенцы были убраны. Данила спохватился, раскрыл его и вдохнул запах внутренностей. Слава Богу, запах тот же – эта главная ценность портсигара. Изнутри выпорхнул и сделав оборот лёг на койку маленький белый листочек. Данила поднял его, он пах её духами.

– О, Шилякин, неужто Вам любовное посланице?

Шилякин обернулся. В проходе между койками стоял Блихер и скабрёзно ухмылялся.

– Ваше, Блихер, поведение недостойно высокого звания барона! И впредь я не жалю иметь ничего общего с Вами и Вашим обществом. Увольте меня от своих шуточек, они равно низки с вашим достоинством. Честь имею!

Данила развернулся и вышел в комнату для умывания. Там из окна, бил бледный лунный свет, он подошёл к нему и поднёс листочек к глазам. На белом прямоугольнике красивым дамским подчерком было написано:

«В одно из воскресений, на известном Вам месте, в известное Вам время. Жду. Н.».

Сердце заколотилось с сумасшедшей силой, наверное, даже самый быстрый кросс не заставил бы его трепетать так сильно. Данила ещё раз поднёс листочек к глазам, прочитал и вдохнул аромат её духов.

Глава третья. Приятность с неприятностью – неразлучная пара

Май 1877 года.

Летний сад был наполнен цветочными ароматами. Май полноценно вступал в свои права. Ласковое солнышко разогревало всё кругом. Как и в прошлый раз Летний сад был наполнен праздными людьми. Данила не шагал, а скорее порхал по дорожке навстречу с той, которая занимала все его мысли последние две недели. Всё это время Данила старательно избегал любых неприятностей в училище. Прилежно учился, хоть этим он мог похвастаться всегда, старательно отрабатывал свои аисты и вообще, был главным примером поведения юнкера Его Величества. Всё ради того, чтобы ещё раз увидеть ту, из-за (или испытания ради?) которой, на него свалилось столько неприятностей. Две недели снов о ней, её глазах и улыбке, обжигающем щёку поцелуе. Две недели. Именно столько времени он не мог покинуть расположение училища. И вот вырвавшись на свободу, юнкер бежал на встречу к ней, но, наверное, в первый и последний раз, чтобы сказать то, что решил ещё тогда, после прочтения её записки…

***

Две недели назад.

Апрель 1877 года.

Данила стоял у окошка комнаты для умывания и вдыхал аромат белого прямоугольника её записки. Этот божественный запах не отпускал его, под его бархатистым воздействием благоухания Данила прокручивал в голове сегодняшний день. Но все мысли то и дело скатывались к её глазам и обжигающему поцелую. Ровно, как и в тот первый раз Данила потерял на пару секунд ясность рассудка. Что же это с ним происходит? Нет, конечно, его целовали и раньше, ещё в воспитательном доме весёлая рыжуха Татьянка целовала его в щёку ни единожды, а один раз даже в губы, так и норовя просунуть свой шаловливый язычок ему в уста. Это было давно, возможно на тот момент, Данила ещё не был готов к такому в силу своего совсем юного возраста. И ничего подобного, как от поцелуя прекрасной графини ему всё равно не приходилось ощущать. Это было что-то новое, ранее неизведанное, но очень прекрасное ощущение. Даже та слабость, которую он ощущал в то мгновение, ему нравилась, хотя как будущему офицеру ему любая слабость не к чести. Он должен был оставаться стойким, крепким характером и телом. Но не тогда. Ни там в доме графини, ни здесь в ученическом коридоре, он не мог сохранять и того ни другого. Про это чувство слабости он уже когда-то читал в книгах и видел в пьесах, но всегда считал это если не надуманностью, то преувеличением, что бы нравилось романтичным особам слабого пола. И сейчас он точно осознал, что даже сильные мира сего, подвергаются воздействию чувства, которое заставляет ощущать то, с чем он самолично познакомился. В романах это называлось любовью. Данила испугался этой мысли. Я и графиня? Абсурд, нелепость и вздор! Просто он созревший мужчина и пришла пора, которая так или иначе воздействует на организм так, как это описывается в учебниках по анатомии человека. Но почему именно сейчас и именно она? Мерзавец Блихер возможно в единственном прав – он не её поля ягода. Ведь вокруг столько прелестных дам, которые больше подошли бы ему по статусу и с превеликим желанием составили бы ему пару. Но тогда почему только её шоколадно-кофейные глаза так сильно прожигают его сердце насквозь, заставляя его так трепетать и терять голову. Данила принял решение, что с этим он обязательно разберётся. Они встретятся с графиней, он извинится, что поддался зову природы, что был слаб и что он не достоин её внимания, что это просто были секундные затмения разума, так неудачно подведшего его в те минуты.

Он раскрыл портсигар, аккуратно под зажим для папирос положил заветный листочек и щёлкнул крышкой. Подойдя к умывальнику, юнкер оглядел себя в висящем перед ним зеркале. Щёки красные, глаза блестят. Симптом? Он тряхнул головой и потёр лицо рукой. Затем положил портсигар на полочку над раковиной, расстегнул и снял рубаху. Повесил её рядом на крючок. Открыв кран и сунув голову под струю холодной воды, он несколько секунд довольно фырчал. Затем закрыл кран, согнал ладонями с волос и лица струйки воды, поднял голову и ещё раз посмотрел на себя в зеркало. За его спиной стоял Блихер.

– Шилякин, мне кажется, ты слишком близко воспринимаешь мои шутки. – Блихер продолжал также ехидно ухмыляться, как и некоторым временем ранее в расположении. Да-да, это была аккурат ухмылка, а не улыбка. Такое мерзкое выражение лица, как казалось Даниле, умеют изображать только настоящие подлецы и мерзавцы, на это, по всей видимости, у них есть ещё пару лишних врождённо развитых мышц лица, неизученных анатомией.

– Ты бы не реагировал так строго, я всего-то отметил небольшие достижения в твоей амурной жизни.

Данила почувствовал, как опять наливается красным его лицо, только этот красный был скорее малинового, злого оттенка. Он ещё и продолжает издеваться. Заметив его явно угрожающий вид, Блихер придержал коней.

– Ну будет, будет тебе, Шилякин. Успокойся.

Данила ещё раз тряхнул мокрой головой и злость отступила.

– Блихер, мы с Вами на брудершафт не пили, и пока даже ещё в одном окопе не сидели, и поэтому, несмотря на то что Вы барон, я бы попросил Вас мне не тыкать. Мы тут в равных условиях. И как я уже Вам имел честь сообщить, у меня нет ни малейшего желания иметь с Вами ничего общего, поэтому прошу Вас увольте меня от общения с Вами.

– Ой ну ладно тебе, Шилякин, ну я пошутил, ты не понял, ну бывает. Я же извинился.

– Извинились? Вам показалось, нисколько не похоже на извинения. – Данила отвернулся к зеркалу и принялся руками наводить порядок в каштановых волосах на своей голове.

– Ладно, не хотите – как хотите. Дайте хоть взглянуть, что там такого Вам написали, что Вы так взбеленились, а потом краснели, так мечтательно закатывая глазки, понюхивая этот листочек. – он быстрым движением скользнул к раковине схватил лежащий на полке портсигар.

Данила развернулся и выбросил за Блихером руку, но тот так быстро отскочил назад, что ему не удалось схватить мерзавца. Блихер отшагнул ещё немного назад и раскрыл портсигар. Шилякин бросился за ним, и со всей силы впечатал того спиной в стену. Он схватил одной рукой Блихера за ворот мундира, а второй за руку, в которой он держал портсигар.

– Немедленно верните, иначе…

– Иначе что? Ударишь меня?

И Данила ударил. Он отпустил руку Блихера и со всей силы наотмашь врезал тому по левой стороне физиономии открытой ладонью. Шлепок вышел такой силы, что глаза Блихера потеряли фокус, он выронил портсигар и сполз по стене на плитку. Данила отпустил ворот оппонента, наклонился и подобрал серебристую коробочку. Белый листочек выпал и отлетел куда-то в сторону. Шилякин искал его, рыская глазами по полу, когда на него сверху обрушился Блихер. Он сбил Данилу с ног и уложил того спиной на пол. Шилякин выронил портсигар и проследил за ним глазами, в этот момент Блихер ударил его кулаком в бровь. От удара Данила больно приложился затылком о плитку, голова закружилась, сознание немного поплыло. Блихер замахнулся ещё раз, но Данила поймал его руку и используя энергию его удара потянув на себя, опрокинул того на пол и развернувшись оказался сверху противника. Шилякин замахнулся и с силой ударил Блихера в лицо кулаком, оставляя тут же набухающую гематому под глазом. Размахнулся ещё раз и снова ударил уже левой рукой. Губа мерзавца треснула и из неё брызнула кровь.