За ужином присутствовали графиня, мальчишка Матвей – виновник событий, гувернантка Поля и сам Шилякин. Принимая пищу, Данила то и дело украдкой наблюдал за графиней. Светлые волосы, золотистого оттенка и тонкие дуги бровей контрастировали антрацитовым цветом. Её глаза блестели двумя зрачками цвета жгучего кофе. Её взгляд увенчаний длинными ресницами был настолько пронзителен и жарок, что Шилякин не в силах был удержать на них свой, когда он ловила его. Очертания формы утончённо строгими линями её лица удивительно гармонично соответствовали всему образу. Пухлые, чувственные губки. Высокая грудь, тонкая талия и тонкие нежные ручки. Определённо красавица, действительно по графских прекрасна.
«Спокойно Шилякин, Блихер прав – это действительно не твоего поля ягода», сам себе сказал Данила. Графиня снова поймала его взгляд.
– Данила Валерьянович, я право и не знаю, чем могу Вас отблагодарить за чудесное спасение моего братика. Мы с Полей не успели испугаться, как Вы уже оказались в воде. – отпив из хрустального бокала красного вина, сказала графиня.
– Никаких благодарностей больше, чем этот обед мой поступок не требует, Ваша светл… Надин Юльевна. Окажись на месте меня кто-то другой, несомненно, Ваш брат также был бы спасён. Просто так сложилось, что именно мы с однокашником оказались именно там и именно тогда.
– Но в воду прыгнули Вы, а никто другой, и даже не этот Блихер. Вы думаете я не обратила внимание как он взял у Вас свой китель, которым вы укутали Матвея?
– Лёгкая брезгливость его вторая натура, не стоит придавать этому значения, скорее это следствие воспитания дома его отца – барона. Он везде первый, главный и всегда самый-самый. И в брезгливости тоже. Что же касается моей реакции, прошу простить, но в то мгновение, когда Вы закричали, я украдкой смотрел на Вас.
Данила почувствовал, как зарделись его щёки. Он смущённо опустил глаза. Но справившись со смущением добавил:
– Так что это просто совпадение и ничего более.
– Мотя, ты поел? – Надин обернулась к своему к гувернантке и сказала:
– Поля отведи Матвея в свою спальню, папенька наверняка сегодня опять будет поздно, и за ужином не появится. Почитайте ему ту книгу, которую мы с ним начали, он покажет, и готовьте его ко сну. И на сегодня можете быть свободны.
Гувернантка встала, кивнула и увлекла за собой юного графа в глубь дома. Графиня проводила взглядом удаляющихся, сделала глоток из бокала и обратилась к Шилякину.
– Что же Вы юнкер раскраснелись, неужели от вина?
– Прошу прощения, я действительно немного замёрз в саду, а сейчас согрелся этим прекрасным вином и Вашим обществом. Да и если честно, чувствую себя немного не в своей тарелке, находясь в доме графа в таком виде. – он опустил взгляд на свою временную одежду, которая была ему великовата.
– Оставьте условности. Во-первых, графа тут нет и сегодня Вы вряд ли увидитесь. Во-вторых, Ваш вид, учитывая обстоятельства весьма приличен. И даже будь за этим столом мой папенька, он нисколько бы не стал никого осуждать. Напротив, он пренепременно отблагодарил бы Вас за чудесное спасение его наследника.
– В любовнее случае, этот вид мне не совсем привычен. Я бы предпочёл быть в своём мундире.
Графиня взяла со стола колокольчик и позвонила. Через секунду в помещении возник уже знакомый Даниле слуга с брылами и собачьими бакенбардами.
– Валентин, узнайте у прачки, не готов ли мундир господина юнкера.
– Готов-с, Ваша светлость, не смел тревожить Ваш ужин. Распорядиться?
Надин Юльевна посмотрела на Шилякина.
– Да, определённо нужно переодеться. – сказал юнкер.
– Тогда просим-с за мной, Ваша одежда ожидает Вас в гостевой комнате-с.
Шилякин поднялся со стула, поклонился графине и вышел из залы.
Так-то лучше. Высушенный, вычищенный и отглаженный мундир выглядит как новенький. Переодевшийся юнкер разглядывал себя в большое зеркало. Взяв, как подобает в левую руку на локоть свой кепи, спустился в залу.
– И правда, господин юнкер, так Вам гораздо лучше. – улыбалась Надин. – А что, вы уже собрались уходить? – спросила она, завидев что юнкер не собирается проходить к столу и замялся на месте.
– Считаю неподобающим пренебрегать Вашим гостеприимством более чем следовало бы. Да и опоздал я уже из увольнения. Не то, чтобы я боялся нагоняя, но не стоит усугублять.
– Ну что ж, если вы действительно так считаете, вынуждена Вас отпустить. Я распоряжусь – Вас к училищу отвезёт мой экипаж.
– Не стоит…
– Не спорьте, этот дом Вам благодарен гораздо больше, чем Вы себе представляете. Позвольте, я Вас провожу. – Надин взялаcь пальчиками за локоть юнкера, от чего того пронзило лёгким разрядом электричества, и повела из дома.
Они вышли в освещённый газовыми фонарями двор. На город уже опустились сумерки. У большой клумбы по направлению к воротам их ожидал экипаж. Дойдя до кареты, графиня придержала юнкера рукой.
– Постойте, Шилякин. Спасибо Вам ещё раз. И не краснейте опять, я Вас прошу. Мне кажется, я придумала благодарность, которую бы Вы приняли.
Она подошла ближе и прижалась своими губами к его щеке. Её горячие уста словно обожгли всё лицо юнкера. Оно вспыхнуло красным ещё пуще прежнего. Ему даже показалось, что из-под ног уходит земля, будто пятки отрываются от мощёной камнем аллеи графского двора, слегка закружилась голова. Поцеловав юнкера, графиня, улыбаясь отстранилась. На её лице тоже появился лёгкий румянец.
– До свидания, юнкер Его Величества Шилякин.
Данила стоял и смотрел на графиню, он настолько не ожидал этого поцелуя, что окаменел. Поймав момент ясности мышления, юнкер сказал: «Честь имею, Ваша светлость.» И запрыгнул в кузов кареты.
До свидания? Она сказала «до свидания». Неужели он ещё раз её когда-нибудь встретит? Ну должна же была она что-то сказать. «Прощайте» как-то не к месту. Слов благодарности она ему сказала более чем того требовалось. Простое «до свидания» – универсальный вариант прощания. Эти мысли мешали сформироваться на самом деле важным – придумать оправдание своему опозданию из увольнения.
Экипаж уже прошмыгнул через ворота, когда к провожающей его взглядом графине подошёл брыластый слуга.
– Ваша светлость.
– Да Валентин? – графиня оторвала свой взгляд от удаляющегося экипажа и повернулась к слуге.
– Вот, похоже-с прачка забыла вернуть-с в карман мундира этот предметик-с.
В ладони слуги, облачённой в белую перчатку, слегка поблескивая потёртым металлом, лежал старенький серебряный портсигар.
Глава вторая. Его первые разы и не первые его взыскания
Апрель 1877 года.
Могло быть и хуже, думал Шилякин лёжа на жёстких нарах камеры гауптвахты, разглядывая паутину под потолком. Мне всего-то двое суток, а ты, похоже тут проведёшь всю свою недолгую жизнь, глядя на паучка подумал Данила. Шилякин никогда не отличался своим идеальным поведением в училище, и различного рода взысканий у него хватало, но гауптвахта это был его первый раз. Опоздание из увольнения – раз, в нетрезвом виде – два. Было бы достаточно даже и для отчисления, вот только Данила был на хорошем счету у преподавателей, и ротмистр Завьялов лично походатайствовал перед начальником училища не отчислять перспективного будущего офицера, а попробовать перевоспитать.
На разговоре с ротмистром Данила не придумывал никаких историй, но и правды не рассказал. Просто виновато молчал и соглашался со всеми эпитетами в свою сторону. Ротмистр отличался вспыльчивым характером, но немного отойдя всегда по-отечески вёл доверительную беседу с подопечными, поучал, давал советы – настоящий офицер-воспитатель, за что и был уважаем юнкерами. Он действительно заботился о подопечных. И в финале крайнего разговора по причине опоздания Шилякина, поведал:
– Я бы Вам советовал, юнкер – лучше подбирайте товарищей. Блихер пришёл вовремя, а Вы опоздали. Вы, понятное дело, мне уже не расскажете, что там стряслось, но этого и не требуется. Симеон Карлович меня полностью осведомил, что Вы возвращению в расположение училища предпочли компанию юной особы.
Шилякин не удивлялся, он прекрасно знал, насколько подлой в действительности была душонка Блихера. Он никогда не стеснялся пользоваться своей подлостью для достижения целей, особенно когда нужно было выглядеть лучше остальных.
– Он вовсе мне не товарищ, сам прилип ко мне в увольнении. Я направлялся к маменьке, пока не случилось то, что стало причиной моего опоздания.
– И что же случилось?
– Блихер Вам не рассказал?
– Рассказал, как Вы уехали на карете с графиней Литке. Я уж не знаю, что за манеры имеет упомянутая особа, просто так пригласить в свой экипаж молодого кадета.
– Это всё, что он доложил? – перебил его Шилякин.