Мгновения Летнего Сада. Переиздание

– Собственно да. А у Вас появилось чем дополнить?

– Никак нет. – Данила налился злостью. Мерзавец поведал ротмистру только часть правды. Да ну и пусть, это уже предмет их персональных отношений. Шилякин сам ничего не рассказывал и не собирался. Но этот же подлец не оставил инкогнито дамы, да ещё и в таком нелицеприятном свете. Просто так это оставлять нельзя.

Его раздумья прервал скрежет тяжёлого засова. Дверь распахнулась и в проёме появился вахмистр.

– Шилякин, на выход, к начальнику училища.

Ему выдали обратно его кепи, ремень и личные вещи. Когда сопровождали в каземат, всё это изъяли и в тот момент Данила не обнаружил в кармане старый серебряный отцовский портсигар. Сам Данил не курил, но это всё, что у него осталось от родителей и ценность упомянутого предмета для него была высока.

***

Маму он не помнил совершенно, она умерла во время родов вместе со вторым ребёнком, оставив двухлетнего Данилу с его отцом. Шилякину было двенадцать лет, когда его отец погиб при загадочных обстоятельствах по пути в Москву с купеческим обозом. Их маленькую Петербургскую квартирку и всё крохотное имущество изъяли за долги отца, а самого Данилу определили в воспитательный дом.

Данила был старательным ребёнком. Всё, что требовал от него отец – это только учиться. Все свои немногочисленные средства он вкладывал в обучение сына. Благодаря нескольким годам обучения в гимназии маленький Данила приобрёл способности к наукам. И после отчисления за неуплату и определения в воспитательный дом Данила оставался прилежным учеником. Однажды, когда до выпуска оставалось два года, на пороге воспитательного дома появилась дама, представившаяся родственницей Данилы. Шилякин не знал её и знать не мог. Дама назвалась вдовой Пантелеевой Маргаритой Егоровной, бывшей супругой одного из взыскателей долгов отца Данилы.

– Наверное это, должно принадлежать Вам. – во время знакомства с Данилой Маргарита Егоровна протянула ему в руки металлический прямоугольник из потемневшего от времени и отсутствия ухода серебра. – Эта вещь хранилась у моего мужа в рундуке с кучей разного скарба. После его смерти я разбирала все его пожитки, и наткнулась на этот предмет. Муж был ужасно жадным и не стал продавать его, наверное, по причине его дешевизны. Я было хотела сама его продать, как и всё остальное, но обнаружила на задней крышке гравировку с фамилией и инициалами. Я вспомнила, что мой муж когда-то вёл дела с человеком обладателем этих инициалов, а моя служанка, проживавшая по соседству с вами, рассказала мне историю о его гибели и о Вас. И мне показалось, что этот предмет может быть очень ценным для Вас. Пусть хоть что-то хорошее останется от моего покойного супруга.

Данила покрутил в руках портсигар, открыл, понюхал. В нос ударил с детства знакомый запах отцовских папирос «Зефиръ» производства петербургского товарищества Лафермъ. Сухой аромат этих папирос нравился Даниле. Иногда, когда отец перекладывал из коробочки папиросы в портсигар, а саму пачку оставлял на столе, Данила нюхал запах картона, смешанного с табаком. Это был особый запах, запах который ассоциировался у Данилы с отцом. Это был запах отца.

Данила закрыл портсигар и повернул его к себе обратной стороной, на которой аккуратным типографским шрифтом блеснула гравировка «Шилякинъ В. К.». Данила поднял наливающиеся слезами глаза на даму.

– Вы правы – это единственное, что у меня осталось от отца. Спасибо Вам большое.

– Это ещё не всё молодой человек. Мой муж был не очень порядочен, этот прощелыга оставил немало людей без средств к существованию, но его знали многие люди из высшего общества, так как он периодически оказывал им услуги различного частного толка. Одним из его давних контактов является действующий начальник Санкт-Петербургского пехотного юнкерского училища. Я так же с ним немного знакома и третьего дня я имела встречу с ним. Мы помянули моего усопшего мужа, и я вспомнила о Вас, молодой человек. И знаете что? Вы получили рекомендацию на поступление для прохождения курса училища. Я немного осведомилась о Ваших успехах в обучении и уверена, Вас ждёт прекрасная карьера.

Отец всегда мечтал, что по окончании гимназии, Данила поступит в Императорский Санкт-Петербургский университет, но принимали туда только молодых людей, получивших аттестат зрелости в гимназиях Санкт-Петербургского округа. И шансов на поступление у Данилы – выпускника воспитательного дома не было ни единого. Он никогда не представлял себя военным. Но такие шансы даются крайне редко и Данила, конечно, не стал раздумывать. Видать судьба такая – стать офицером Российской Империи.

Супругам Пантелеевым господь не дал своих детей. И Маргарита Егоровна уже отчаялась воспитать своего ребёнка. Муж категорически был против взять на воспитание малыша из приюта, а когда супруг скончался от праздного образа жизни, Маргарите Егоровне было уже сорок два года. В этом возрасте в одиночку воспитывать малыша она не решилась. Но перебирая пожитки покойного нашла этот портсигар. Позже, выяснив принадлежность предмета, мадам Пантелеева приняла решение – во что бы то не стало помочь мальчишке, который лишился всего из-за её супруга. Таким образом с момента знакомства с Данилой, Маргарита Егоровна стала регулярно его навещать в воспитательном доме. А по окончании года, благодаря старым связям мужа похлопотала о его переводе в Императора Александра II кадетский корпус, где Данила и получил лучшую из возможных подготовок к поступлению в юнкерское училище.

Данила не верил своему счастью. Эта женщина осветила дорогу в его будущее, в котором Шилякин должен был стать кем-то, а не просто сыном неудачливого купчишки, сгинувшего где-то на тракте, без ясного будущего и надежд на хорошую жизнь. Охваченный материнской заботой женщины, голодной до воспитания ребёнка, он был так благодарен судьбе и самой Маргарите Егоровне, что в скорости стал называть её маменькой. Все увольнительные и выходные он всегда проводил в доме мадам Пантелеевой, в котором у него была своя комната (чего у него не было никогда). Завтраки, обеды и ужины за столом в светлой столовой из хорошей посуды и серебра, Данил всё это ценил и всячески старался помогать маменьке в свободное от учёбы время.

***

В тот день он тоже должен был прибыть домой, но настырный Блихер привязался к нему с самого начала увольнения и не отставал, а к завершению дня затащил его в Летний сад, где по стечению обстоятельств он стал спасителем тонущего графского мальчишки и познакомился с прелестной графиней фон Литке. Сейчас его душу мучило раздвоение эмоций. С одной стороны – прекрасная фон Литке, её поцелуй благодарности в щёку, от которого Шилякин до сих пор порхал в облаках. С другой – утраченный отцовский портсигар, единственный предмет, связывающий его с прошлым, который, наверное, лежит сейчас где-то на дне Карпиева пруда.

Данила шагал по коридору по направлению к приёмной начальника училища. Всё-таки решили отчислить – подумал Данила. Просто так к начальнику не вызывают, видимо ротмистру всё-таки не удалось убедить начальство.

– Юнкер Шилякин прибыл по приказу Его Превосходительства. – Данила, вытянувшись в струну стоял перед адъютантом начальника училища.

Адъютант придирчиво осмотрел внешний вид юнкера, слегка скривившись цыкнул и сказал:

– Одну секунду, доложу. – и ненадолго скрывшись за дверью приёмной, вернулся. – Проходите, Его Превосходительство ждёт Вас.

Шилякин кивнув, прошёл в большое светлое помещение, с резными книжными шкафами по периметру стен и таким же столом. По середине кабинета стояли начальник училища генерал Усковкий Платон Николаевич и высокий господин в статском костюме из дорогого английского сукна серого цвета. Некоторые черты его лица показались Даниле знакомыми – темные, коричневые глаза с острым пронизывающим взглядом, их посадка и форма лица. Общую картину его образа увенчивали шикарные седые усы с подусником и роскошными бакенбардами, точь-в-точь как у Его Императорского Величества.

– Ваше Превосходительство, юнкер Шилякин по Вашему приказанию прибыл. – щёлкнув каблуками кивнул Данила, отрапортовав.

– Что за внешний вид, юнкер, потрудитесь объяснить. – генерал блеснул угрожающе блеснул пенсне, он явно чувствовал испанский стыд за юнкера перед этим высоким господином.

– Виноват, Ваше Превосходительство. Отбываю наказание в виде двух суток гауптвахты.

– Это за что же это Вы Платон Николаевич такого-то героя в каземат определили? – вопросил к генералу высокий в штатском.

– Эм… Юлиан Петрович, видимо какое-то недоразумение. Сейчас выясним. Смирнов? – он пасмурно посмотрел на адъютанта и стрельнул глазами на господина в сером, мол объясняй. Адъютант вытянулся шомполом, раскрыл папку и доложил:

– Юнкер Шилякин отбывает наказание по накопительному принципу, включая последнее опоздание из увольнения со двора в пьяном виде. По докладу другого юнкера, прибывавшим с ним в увольнении, отказался возвращаться в расположение училища с целью ухаживаний за какой-то молодой особой. – он захлопнул папку и щёлкнул каблуками – закончил.

Данилу снова охватила злость. Блихер – подлец!

– И вовсе всё было не так! – женский, очень знакомый Даниле голос, раздался из левого угла комнаты, куда еле дотягивался свет от окон. Там стоял журнальный столик с чайным сервизом. У стола стояли два кресла, в одном из которых с чашкой в руках сидела она – графиня Надин Юльевна фон Литке. И не заметил же! Данила еле заметно улыбнулся и снова покраснел, как в тот раз, в доме графа.

– Юнкер, спас моего маленького брата и сына графа фон Литке, да папенька? – Надин Юльевна, поставила чашечку на стол и подошла к отцу, взявшись обеими руками за локоть графа. При этом она смотрела на юнкера улыбаясь и тоже совсем слегка зарделась щеками.

«Господи, как ей это идёт!» – подумал Данила. Его же щёки пуще прежнего налились красным.

– Здравствуйте, Его Величества Юнкер Шилякин. – в лёгком книксене поприветствовала юнкера графиня.

– Здравствуйте, Ваша Светлость! – Шилякин по-строевому повернулся к графине, как и прежде щёлкнул каблуками и кивнул головой.

– Ну что же мы… – господин фон Литке старший, подошёл к Даниле и протянул тому руку.

– Граф Юлий Петрович фон Литке, отец чудесно спасённого Вами дитя. – он крепко схватил за протянутую в ответ руку юнкера и сильно потряс. – Вы настоящий герой! – он обернулся к генералу, не отпуская руку юнкера.

– Его просто необходимо наградить, Платон Николаевич.

– Обязательно сделаем Ваша Светлость, но следуя предписаниям, с него не снимается вина за опоздание и пьяный вид.

– Но генерал, – графиня вступилась за юнкера, – Он был совсем мокр, конечно, он опоздал, пока прачка приводила в порядок его форму. И он совсем не был пьян, он выпил бокал красного вина, чтобы не заболеть. Считайте, что я его заставила.

– Погоди Нади, – граф прервал дочь, и оторвавшись от руки юнкера обернулся к начальнику училища:

– Действительно, генерал, господин юнкер не мог явиться в неподобающем виде в училище. Мои слуги привели его мундир в порядок, ну а что до бокала вина… ну кто из нас в его возрасте не имел подобных практик?

Генерал, покачался на каблуках, скрипя паркетом, немного нахмурил густые как два кустарника серебристой полыни брови.

– Думаю, мы сможем найти выход из ситуации. – он сложил руки на груди, поднёс руку к лицу и задумчиво пощипал пальцем бороду. – Смирнов, передайте моё распоряжение – отменить двое суток гауптвахты для юнкера Шилякина, ротмистру Завьялову – назначить юнкеру в наказание за опоздание из увольнения три часа аиста. Думаю, будет достаточно.

Адъютант раскрыл папку и что-то записал в неё.

– А по награде мы определимся немного позже, ежели позволите. – и вопросительно взглянул на графа.

Фон Литке посмотрел на дочь, и та, улыбнувшись и кивнула.

– Считаю, вполне справедливо. Но по награде не поскупитесь, Платон Николаевич.

Генерал чинно поклонился графу. И обращаясь к Шилякину:

– Можете быть свободны, юнкер. Возвращайтесь в расположение. – и потеряв интерес к Даниле пригласительным жестом поманил графа для разговора к сервированному к чаепитию столику.