Тетрадь с гоблинами

Мы посветили фонариками. Странно. Очень странно.

– Вилы, – сказал я и пожал плечами. На каменной ступени действительно лежали крестьянские вилы без черенка. Один зубец сломан, на трех других – густой слой ржавчины. Вскоре мы наткнулись на другой крестьянский инвентарь: серпы, грабли, мотыги. На парочке сохранились недосгнившие рукояти.

На одних граблях мы увидели лоскут черной ткани, но, боясь подумать, что это может означать, не придали особого значения находке. Через пару минут лестница кончилась и мы оказались на маленькой ровной площадке, усыпанной то ли пылью, то ли песком.

– Наконец-то, – сказал я.

Перед нами была полукруглая деревянная дверь.

* * *

За дверью послышался громкий стук. Мы подскочили и застыли в нелепых позах.

– Ты слышал?

– Нет… Да. Нет.

– Что это было?

– Не знаю. Я думаю, мне кажется, я чувствую, что… Не знаю.

– Надо проверить.

– Что проверить? Пойдем, получим двойку по черчению. – Рома медленно поднялся на несколько ступеней. – А по пути зайдем в столовку. Купим пару боов.

– Да стой ты. Сейчас.

Я приложил ухо к двери. Стук не повторялся. Но какая-то жизнь внутри определенно происходила. Безопасная, вдруг понял я. Хорошая жизнь.

– Я хочу зайти.

– Не очень-то разделяю твоё желание.

– Ром, мне надоело с тобой спорить, – честно сказал я, начиная закипать. – Делай что хочешь, я тебя не держу.

– Да ладно тебе… Чего ты…

Я положил ладонь на железную фигурную ручку и медленно опустил. Замок не щелкнул; дверь не поддалась.

– Закрыто.

– Эх, жаль, – сказал Рома с облегчением. – Тогда наверх?

Я достал звоночек и, недолго думая, надавил на рычажок. Мини-инженеры Гирко справились с задачей на ура: висячий замок распахнулся и упал на песок.

– Читер, – заявил Рома.

Я открыл дверь. Запах сырости стал сильнее, к нему примешался дух “чего-то не от мира сего”… ночи. Ночи – в квадрате, в кубе, в n-ной степени. Мы ступили за порог, толкая друг друга плечами.

* * *

Подземный мир оказался необъятным. Свет фонариков не доставал дальних стен, и взгляд проваливался в глубокую черноту. Здесь царила ночь, настоящая и бесконечная. Сверчки, кузнечики, совы, шелест листьев (тут растут деревья?) под дуновением ночного ветерка, который невозможно спутать с утренним. Будь моя воля, я бы добавил к этому горластых пьянчуг под окнами и тех, кто громко слушает музыку в машине с открытыми окнами (последнее время их стали штрафовать). Вот была б ночь «по-бьенфордски»!

– Ненавижу ночь, – сказал Рома.

Ночь – она не про визуальное, она про звуки – про шорохи, про тихий, размеренный стук вдалеке.

У стены справа стоял высоченный шкаф. Вдоль левой тянулся стол, на котором под слоем пыли и паутины лежали странные предметы, о назначении которых можно было только догадываться. Я сделал фото, но ко всему этому прикасаться не стал, ибо где паутина – там пауки, а где пауки – там похороните меня за плинтусом.

Рома тяжело дышал в затылок. От этого наша с ним «тусовка» становилась менее комфортной, хотя, казалось бы, – куда уж тут менее.

– Ром, подальше, пожалуйста.

– Прости, – сказал он и добавил шепотом: – Моя ненаглядная… Я потерял тебя навек… Дима. – Голос Ромы изменился. – Обещай, что это ты шепчешь.

– Я думал, ты.

Мы прижались друг к другу. У дальней стены опрокинулся какой-то предмет. Пулеметной очередью выстрелило эхо.

– Моя ненаглядная!.. Как я мог?.. Как я мог… – шепот стал громче и превратился в отчетливый и зловещий мужской голос. Я уже слышал его: голос Сущности под сценой в школе. А потом мы увидели его. Черный силуэт мужчины, он возник в двух шагах от нас. Силуэт склонился над чем-то, и всхлипывал, страдая так искренне, что у меня екнуло сердце.

Рома схватил меня за рубашку и истерично потащил к выходу. Я вырвался, чувствуя себя смелее, чем… Нет, не “чем обычно”. Смелее, чем Рома. Я спросил:

– Вы кто?

У дальней стены опрокинулась какая-то склянка.

– Я тот, что владеет шепотом под звездами… – Сказал силуэт, выпрямился и повернулся к нам. – Я – рык ее и покой! Я… Я чудовище. А ты – ты освободишь тех, кто не имеет имени. Ты погрузишь нас в мир… Только ты, только ты – любимец Шара. А теперь… Убирайтесь отсюда. Убирайтесь. УБИРАЙТЕСЬ! МОЯ ДОРОГАЯ!

Он упал на колени.

Стеклянная колба разбилась о стену, и мы рванули к выходу. Рома упал, ударился о ступеньку, вскочил и кинулся дальше. Мы опрометью мчались наверх. А наверху нас “ждал” сторож. Без сознания.

* * *

– Черт, черт, черт!

– Рома, ради святых котов, успокойся.

Мой друг мельтешил вокруг Стивена, как директор школы перед мэрией. “Черт-черт-черт” звучало из его уст, как “чертчерчртчрт”, и это напоминало удары током.

Стивен лежал недалеко от сторожки. Ни жив, ни мертв, на боку, точно тополиная ветвь по осени. Крови нет, вываленных кишок нет. Дышит? Непонятно. Пульс не прощупывается. На уроках ОБЖ учат, что, когда происходит нечто подобное, следует вызывать скорую. Но сейчас не урок ОБЖ, мы с Ромой – не юные скауты, и у нас свои методы. Насколько они рабочие – решать вам.

– Пощекочи его, – предложил я.

– Люди после тридцати не боятся щекоток, – уверенно сказал Рома.

– Тогда пощелкай пальцами возле ушей.