Тетрадь с гоблинами

В конце концов я все-таки начал понимать, что к чему. Ножку сюда, ручку сюда, плечико в ход, разворот.

– И-и-и – еще раз, ребятки! Будьте чище, мягче, будьте грациозны!

Раиса включила музыку – вальс Эрика Сати, от которого побежали мурашки. Почувствовала ли их ладонь Аннет?

Более-менее пошло-поехало. В зрительном зале стали зевать. Когда нас в очередной раз остановили, чтобы Раиса могла объяснить дополнительные премудрости, Аннет уставилась на меня с подозрением.

– Знакомый запах, – сказала она, – я только сейчас поняла. Это твой одеколон?

– Какой? Ничего не чувствую.

Она понюхала меня.

– В смысле, не чувствуешь? Ты им набрызган.

Когда она меня нюхала, было волнительно, но – вот честно – лучше бы она это делала при других обстоятельствах. Я влип.

– Да? А-а-а, точно. Ну это да, я… Это Рома брызгался, и на меня попало. Ты же знаешь Федоткина?

Музыка умолкла, и Раиса Мельберновна стала копаться в проигрывателе, выбирая новый трек – ей пришло в голову, что танец не клеится из-за Сати, а не из-за моих деревянных ног. Аннет от меня отстранилась.

– Каноничкин, зачем была та записка?

– Я не…

– Раиса Мельберновна, – сказала Аннет, – мне нужно выйти.

Она отошла от меня на несколько шагов.

– Селезенко, потерпи чуть-чуть. Становись. И-и-и, еще раз!

– Мне… срочно нужно… Сейчас, – Аннет заговорщически посмотрела на учителя, и ее отпустили. Перед выходом она бросила на меня злобный взгляд. Такой, наверное, не бросила бы даже змея. Вы поняли метафору – любая абсолютно змея, на кого угодно. И Аннет вышла из актового зала.

Одноклассники взорвались восторгом. Раиса дала команду отдыхать, и оставшиеся пары спустились в зал. Я остался на сцене. Один. Одинокий облезлый кот.

Как мне захотелось провалиться сквозь землю. Позор! Мои надежды потерпели крах. Мне семнадцать, а я ни разу не целовался. Оплошал у всех на виду. Попался на такой ерунде… Аннет думает, что я маньяк. А все стоят и ухмыляются. Они догадались, что я дал маху.

Исчезнуть – прямо сейчас!

А-А-А-а-а-а!!!

Сцена треснула и рванула. Раздался грохот. Я полетел вниз вместе с досками, крутанулся, как болванчик, сделал дыру на следующем уровне, успел сгруппироваться и защитить голову. Жизнь не пронеслась перед глазами, потому что несся я сам, подбитым самолетом. Разломав третий уровень, я стукнулся о сырое дно, и с выдохом мне пришло в голову слово «абрикос». Просто потому что вот так.

* * *

Перед глазами бегали белые муравьи. Воняло сыростью. Болело плечо. И щиколотка. Я застонал, как тряпка.

Сквозь дыру в потолке пробивался тусклый свет. Я огляделся – темно. С волос посыпалась пыль. Возвращалось ощущение реальности, возобновляли работу органы чувств.

Откуда-то сверху под хлопки обваливающейся штукатурки кричала, надрываясь, Раиса Мельберновна:

– Каноничкин, ты живой?!

– Ага.

– Точно живой?

– Точно.

Я проверил конечности: на первый взгляд, ничего не сломано. Кроме сцены. Но она не моя конечность. Я скинул с себя какую-то доску, поднялся и зашатался.

– Ну-ка марш наверх!

– Сейчас!

Я попытался оценить высоту до актового зала, но мой глазомер был поврежден, и оценка варьировалась от двух метров до километра.

– Держись, спасатели уже едут!

Голоса летели вместе с эхом. Может, я в колодце? Никто не объявлял остановку, когда я падал. Черные пятна, редкие проблески стен. Малюсенькое подземное помещение. Погреб? Не знаю, во всяком случае, никаких следов обоев или плитки. Только земля.

Я продрог. И это подозрительно: чай не зима, что ж так зябко? Как поздней ночью. Ночью – отскочила от стены моя мысль, повторенная призраками-аборигенами. Включив на телефоне фонарик, я подошел к стене – коричневому месиву с травинками. Повинуясь шестому чувству, я посветил фонариком в пол и сам не удивился тому, что сам не удивился. Тетрадь. А я ведь не забирал из класса рюкзак.

* * *

Тетрадь исходила вибрациями. Билиштагр жаждал меня предостеречь. Я надел наушники.

– Этого места не бойся, – провозгласил Билиштагр. – Бойся того, что тебя сюда привело.

– Ты про танец с Аннет?

– Хозяин этого места его потерял. Ты – пока не потерял. Не бойся этого места. Бойся себя. Р’сах’ал сможет помочь.

Билиштагр затих. Он уже в третий раз ругает меня за странности, которые со мной происходят. Я это не контролирую, блин! А Р’сах’ал? Это который «поможет обнаружить путь». Зачем он мне? Учитывая, что габариты комнаты два на два, заблудиться здесь может только человек с мозгом ящерицы.

Светя фонариком, я изучил все стены. Три – ничего собой не представляли. У четвертой стояла каменная плита, с символами, отдаленно напоминающими орвандский алфавит. Я сфотографировал.

– Канон, через пять минут спасатели будут на месте!

– Хорошо!

Это все хорошо, но у меня тут дела поважнее…

Вспышка осветила дверь.

В соседней стене.

Я ее явственно увидел, правда, боковым зрением. Еще раз подошел, еще раз посветил. Нет двери. Заблудиться все-таки негде. А после конфуза с Аннет – так хочется!..