Кремлевский клад: Cosa Nostra в Москве

– Ты мне скажешь что-то еще?

– Я не могу.

– Омерта? Закон молчания? Тебе отрежут за это язык?

– Так не шути, ты в Италии.

Я повернулся набок и приподнялся над ней на локтях.

– Мне надо знать только одно, – что ищет в архиве историк. Об остальном молчи, хоть под пыткой.

– Спроси его самого.

– Он не говорит, боится. Ты тоже?

– Нет.

Она обняла меня, притянула и крепко прижала к груди.

– Я боюсь за тебя. Ты мне нужен.

– Если за меня боишься и не говоришь, тогда жди моей смерти. Но все равно мы с тобой никогда не поженимся. Какая тебе разница, убьют – не убьют.

– Я и сама никогда не выйду снова замуж. Тем более, за тебя. Такой грубиян.

– Ну, вот и договорились.

Она вывернулась из-под меня и легла на бок. Я подумал, что обидел ее:

– Обиделась? Я люблю тебя, Анжела.

– Твой историк ищет клад. В вашем московском Кремле.

– Чей?

– Наш. Клад герцогов миланских. И еще этого Джулиано Фьораванти.

Я только тихо присвистнул.

– Зачем же нас убивать? Какая неблагодарность…. Только ты не говори больше ничего, а то тебе действительно вырежут язык. Я догадаюсь сам…

Мы занимались любовью еще полтора часа, но Анжела больше не стонала, не кричала в оргазме, и не будила соседей. Я тоже вел себя тише, и даже не сопел.

Вернулся я домой в ту ночь, как всегда один, но много раньше. Въехал в ворота, луч фары моего мотоцикла скользнул по мраморным колоннам виллы, метнулся на деревья сада и выхватил из-за них, как призраков, белые статуи.

Была уже глубокая ночь, но на втором этаже виллы ярко светились два окна. Я остановил мотоцикл и совершенно по-новому вгляделся в них.

Проснулся я рано, как всегда перед трудными делами, и спать уже не хотелось. Таких дел у меня было немного, но они появились. Я лежал в постели, прикидывая все это в уме, и слушал звуки за дверями в коридоре. В это как раз время Теря начинал греметь в своей комнате, потом он уходил на кухню за нашим завтраком. Это были единственные минуты, – но зато по три раза в день, – когда его подопечная оставалась одна. Возвращался Теря через десять минут, позвякивая полными судками, отчего у меня, как у подопытной собаки Павлова, начинала выделяться слюна.

Я был одет и готов выскочить в коридор, как только тот уйдет. Вот хлопнула его дверь, проскрипела донизу деревянная лестница, и я вышел из своей комнаты.

– Таня! Это я. Открой, – негромко позвал я, стукнув ей в дверь и прислушиваясь.

– Не открою. Мне нельзя.

– Это я. Нужно поговорить. Скорее.

– Нет. О чем?

– О нас с тобой.

– Нет.

То был строгий наказ Сизова: не открывать никому. Историк доверял мне в отношении девичьей чести дочери меньше всех.

– Таня… Скажу кое-что о Джулиано. Открой.

Звякнул ключ в замке, и дверь приоткрылась на щелку шириной в палец. За ней синие глаза. Я мягко и без слов протолкнул дверь вовнутрь, отодвигая хозяйку, и вошел в комнату.

– Доброе утро. Садись. У нас пять минут.

Та послушно села на кровать, глядя на меня настороженными глазами.

– Слушай меня и ничего не отвечай, пока не поговоришь с отцом. Не смотри на меня так и не бойся: пока не случилось ничего страшного. Нам нужно с тобой отсюда выбираться, и чем скорее, тем лучше.

– Почему? – тихо спросила та и опустила глаза.

– Тут может стать опасно для нас, – я очень не хотел и боялся ее сильно перепугать. – Нам нужно с тобой бежать. Попробовать бежать, если это получится… И скорее.

– Я не знаю… Я боюсь. Я спрошу у папы.

Я видел эту девочку насквозь, поэтому не «миндальничал»:

– Своего Джулиано ты встретишь на воле, он прилетит за тобой на своем мотоцикле хоть в Москву. – Та вскинула на меня синие глаза и покраснела. – Таня, думай до вечера, говори с отцом и решай. Но оставаться нельзя!

Я вышел из ее комнаты и вернулся к себе. Бежать с Таней я хотел на мотоцикле: под угольно черным стеклом шлема Таня могла вполне сойти за Анжелу. Да еще та одолжила бы мне свою курточку для этого. Мы с Анжелой уже примелькались у ворот, никто нас близко никогда не рассматривал на выезде. Поэтому побег, если и рисковый, был вполне возможным, особенно в наших обстоятельствах. Теперь мне нужно было присмотреться в течение дня, кто и когда ходит около ворот и мимо виллы, особенно в обеденное время. Для этого я выкатил из гаража свой мотоцикл ближе к воротам, и полдня притворялся, что занимаюсь им. У этих новых мотоциклов ни одну гайку не открутишь, и ничего не настроишь, да и ключей, даже насоса, у меня не было. Поэтому я принес ведро воды, взял тряпку, и по-простому, как у себя в московском дворе, начал его чистить, мыть и холить до солнечного блеска: но только медленно-медленно.

За эти несколько часов мимо меня прошли почти все мафиози, что тут жили. Увидел я близко и Марио. Он вышел на ступени виллы, под колоннаду, но не спустился сразу к поджидавшей его машине, чтобы ехать на свою паркетную фабрику, а долго, и в открытую, наблюдал за мной. Это был подтянутый, мускулистый мужик, и с виду – плейбой, но сразу видно, крутой мафиози, в дорогом и ладно сидящем летнем костюме. Я бы поздоровался с ним сегодня, и даже первым, чтобы заговорить, но мы не были знакомы, поэтому я продолжал надраивать сверкающие ребра двигателя.

Проходил мимо меня по своим мафиозным делам и вчерашний «виртуоз» летающих ножей. Опять он показал мне пальцем на свой живот, покрутил пальцем в воздухе и расхохотался. «Легко ему тут живется», – подумал я.

Потом со ступенек колоннады медленно спустился сам «дон». Как старого знакомого, я его приветствовал и улыбкой, и поднятой вверх рукой с тряпкой. «Дон» остановился в пяти шагах, с интересом за мной наблюдая. Ничего мне так и не сказав, даже не кивнув, он тихо побрел по дорожке в сад.

Джулиано тоже несколько раз носился мимо меня, – и ногами, и на мотоцикле. Каждый раз он мне махал рукой или улыбался, и только раз остановился:

– Ник, надо нам как-нибудь вместе отжечь эти колеса.

– Всегда готов, – ответил ему я. – Но только вечером.