– Вряд ли. Демонам христианские заповеди не указ. У них совсем по-другому всё устроено. Хочешь ребенка сделать – договаривайся с демонихой, совокупляйся, отдавай энергию, потом можешь помогать, а можешь и нет. Никакой верности у них не предусмотрено.
– Точно. Две жертвы – вообще буддистки, у них с верностью не так дела обстоят, как у христиан. Жаль, мусульман среди жертв не оказалось…
– Вы уж простите, барин, но семья и супружеская верность – это человеческие печали, не демонские.
Что-то во всем этом было, но что?
Мышкин вздохнул: «Мало знаний. Надо мужей допрашивать».
* * *
На завтрак были биточки из творога. Со сметаной. Вкусные, прямо во рту рассыпаются сладким теплым творогом в прохладной сметане.
Из-за необычайного удовольствия завтрак затянулся. Данила сидел у стола и лениво попивал зеленый чай, чтобы творожники уложились удобнее в животе.
Тут позвонил телефон.
Фекла ответила.
«Скрип-скрип-скрип», – по половицам прошлись тихие шаги босоногой девушки.
– Данила Григорьевич, из сыска звонят.
Мышкин поднялся и перешел в гостиную, где стоял телефон.
– Данила Григорьевич, приезжайте, в допросе поучаствуете. У нас тут сидит один лавочник, на днях жену избил до полусмерти. Жена молодая, пригожая. Похоже, наш клиент.
– Минут через десять буду, – вынырнул Данила из блаженства чревоугодия.
* * *
Лавочник оказался высоким и грузным. Такой действительно мог забить до смерти.
– Итак, милейший, вы свою жену избили. Почему? – после первых формальных вопросов перешел к главному Пинский.
Лавочник молчал, смотрел угрюмо.
– Вы, милейший, поймите, я – полицейский сыщик, его высокоблагородие, – кивнул он на Мышкина, – из Демонки. Мы простыми побоями не занимаемся. Если вы запираться будете, обвинение в сговоре с демоном может появиться.
– Какой еще демон? – выпучил глаза лавочник.
– Вот мы сейчас и разберемся. Вы свою жену избили, потому что узнали, что она вам неверна, так ведь?
Лавочник опять насупился, но ответил:
– Да. С соседом спуталась, шалава.
– А как вы о том узнали?
– Так это… пришел какой-то господин в лавку, походил, посмотрел. Потом ко мне подходит, спрашивает имя мое. Я ответил. А он тогда: «А это жена ваша?» – и фотокарточку показывает с ее портретом. Я говорю: «Да». А он тогда вытаскивает из внутреннего кармана толстый конверт, кладет на стол и спрашивает: «Тут фотоснимки, на которых ваша жена в очень недвусмысленном положении. Хотите глянуть?». И улыбается ехидно, тварь.
– И вы конверт открыли и глянули?
– Ну а кто ж не глянул бы? Открыл, там фотокарточки, несколько. И на них моя жена голая, на кровати, с соседом. Не просто на кровати, а прямо под ним лежит, блудница. И улыбка такая блудливая на лице!
– И что дальше?
– Я остолбенел. Стою, на снимки смотрю, думаю, правда это или фокус какой. Только какой фокус, если даже родинку на груди видно? А он меня спрашивает: «Хотите, я вашу жену накажу, так накажу, что она больше вам изменять не сможет?».
– А вы?
– А я конверт схватил, приказчика крикнул, чтобы постоял за прилавком, а сам домой побежал. Морду жене бить.
Пинский улыбнулся.
– Не поверил бы, что скажу такое, но избить жену – было мудрым решением. Если бы вы дали согласие на помощь того господина, с вашей женой произошло бы вот такое… – тут сыщик выложил перед задержанным пару фотоснимков жертв с обезображенными лицами.
Лавочник глянул, глаза вылупил, креститься стал.
Пинский задал еще несколько вопросов. Знает ли задержанный того господина, видел ли его, сможет ли опознать, если увидит, а может – знает, как его найти? Лавочник ничего толкового не сказал.
– А фото те где остались? – вспомнил Мышкин.
– Дома, я на стол перед женой бросил, чтобы она понимала, за что… потом бить стал… потом она вырвалась, на улицу побежала, а там уже и полиция подоспела…
– А жена где? – уточнил Мышкин у сыщика.
– В больнице. Челюсть он ей сломал. Хирург на место кости поставил, теперь бульоном ее кормят, пока не срастется.
– Домой съездим за карточками?
– Съездим. Вот ключи у околоточного возьму, и съездим.
Задержанного отвели в камеру. Ключи у околоточного взяли. Съездили домой к лавочнику на автомобиле Мышкина, чтобы быстрее.
В гостиной был разгром. Стулья валяются, ваза разбита, пятна крови на полу. В пятне – два зуба выбитых.
И фотокарточки на столе лежат.
– Однако! – Пинский взял одну, глянул.
Мышкин просмотрел фото. Видно, что снимали прямо во время совокупления, фотограф рядом с кроватью стоял.
– Как же он это провернул? – удивился Мышкин.
– Это ведь в номерах мадам Розы снято?
– Определенно.