На крыльях феникса

– Может и так, но все равно мне здесь не нравится, – беспокойно оглядывая местность, пояснил Лаитон.

– Мне больше интересно, почему такого олуха настоятелем поставили? – спросил Клайд. – Он не отличает рыцарей от паладинов!

– Ну а кто, по-твоему, еще пойдет сюда? Судя по всему, приход маленький, доход еще меньше. Работа сложная. Скорее всего назначают тех, кто с грамотой хоть как-то знаком… А таких мало. Если все остальные еще и пропадают, так от отчаянья жители могут настоятелем сделать даже свинопаса.

– Одно хорошо, у этого типа, небось, есть чем согреться, – предположил Клайд, когда отнес свое седло к другим.

– Может, и есть, – согласился Лаитон. – Только не думаю, что сэр Тобиас позволит кому-либо из нас даже попробовать.

– Да, а я бы не отказался от кружки хорошего пивка… Хотя настоятель, наверное, жрет одно гнилое пойло, но я бы и его выпил, – признался Клайд, вытаскивая из своей сумки латные рукавицы.

– Только смотри при сэре Тобиасе это не скажи. А то придется и за его жеребцом убирать, – предупредил Лаитон и негромко засмеялся, после чего указал пальцем на рукавицы. – Это тебе зачем?

– На всякий. Может сегодня мой час. Не хочу пальцев лишиться.

– Думаешь? Сомневаюсь. Я тоже щит брать не стану. По мне, я бы и все доспехи сбросил. Хорошо хоть жары не было. И зачем сейчас быть во всеоружии, если мы даже не на задание приехали? Это, наверное, все то же орденское мнение, что паладины должны привыкать к доспехам.

– Да, местность здесь красивая, но внешний вид церкви подтверждает все эти слухи о пропадающих селах, – неожиданно для самого себя произнес Себастьян, обращаясь к Лаитону.

– Почему подтверждает? – заинтересованно спросил Лаитон.

– Так положено, – ответил юноша и едва заметно улыбнулся. – Заброшенные здания, заросшие поля…

– Ардентэл, может заткнешься? – агрессивно спросил Клайд, его глаза приняли форму глаз бешеного пса. – Стишок что ль очередной хочешь сочинить, как ездил к демону в зад и наткнулся на пьяного священника, гнилую церковь и лошадиное дерьмо?

Молодой паладин не стал отвечать, только покачал головой, бережно поглаживая свою лошадь. Наверное, она была его единственной отрадой…

– Одна дурь в твоей пустой голове! – процедил сквозь зубы Клайд, привлекая тем самым внимание Себастьяна. – А сам и меч в руках держать не умеешь. До сих пор гадаю, как такой заморыш смог пройти Испытание?

– Клайд, я… – начал было молодой паладин не поднимая глаз.

– Ну, все, кончайте это! – оборвал его Лаитон. – Клайд, прекрати, наконец. Ладно, послушником ты был, еще куда ни шло.

– Плевал я на то, что приятно этому знатному недоумку, а что нет! И пускай привыкает, только жизнь в стенах особняка хорошая. А в нормальном мире без злости даже улицу не перейдешь! – гневно выпалил Клайд и, потянув на себя дверь, ворвался в трапезную.

Себастьян угрюмо склонил голову.

– Себ, ты это… не обижайся на Клайда. Он ведь и не злой вовсе. Пускай о злости и говорит, – тихо произнес Лаитон, поправляя стопку сложенных седел.

– Я и не обижаюсь. Привык уже к его оскорблениям, – спокойно ответил Себастьян и выдавил из себя огорченную улыбку.

– Пойми, у него была тяжелая жизнь, – продолжил Лаитон, в его глазах и голосе можно было заметить дружескую нотку. – Ты рос в заботе, у тебя есть семья. У него нет ни семьи, ни имени. Именно из-за такой жизни Клайд стал таким. Вся эта наигранная гордость и злость, все берет начало из детства. Не каждый выдержит питаться отбросами и спать на холодной мостовой…

– Я все это понимаю, Лаитон. Одно мне неясно, почему именно я? – пожаловался юноша, с целью подтвердить свои подозрения.

– Ну, ты аристократ, – предположил Лаитон. – А Клайд их и недолюбливает. Из зависти, наверное.

– Но ведь не единственный в ордене. Далеко не единственный, кто из аристократической семьи, – заметил Себастьян.

– Не обижайся, Себ, но ты не паладин, – признался Лаитон и посмотрел собрату в глаза. При этом его взгляд был направлен вниз, так как этот паладин был значительно выше Себастьяна. – Думаю, если ты вернешься в реальность, то сможешь добиться успеха. Нужно жить здесь и сейчас, тогда чего-нибудь добьешься.

– Я не хотел этой судьбы. Я хотел быть менестрелем! Меня всегда привлекало быть создателем баллад, а не их участником, – пробормотал молодой паладин, перевязывая волосы.

– Я знаю, – убежденно сказал Лаитон. – Мне Алекс рассказывал. Только поздно, ты уже дал присягу.

Юноша не стал ничего отвечать, только пожал плечами.

– Пойдем, Себастьян, – позвал Лаитон, видно, не желая продолжать тему разговора. – Сейчас поужинаем, да приступим к Смиренной молитве. В ней все плохое забывается.

– Я сейчас, только заберу сумку, – пообещал Себастьян.

– Ну, давай, я тогда пойду. Не задерживайся, скорее начнем, скорее закончим, – сказал Лаитон и сделал шаг из стойла, однако обернулся и добавил. – Если хочешь, чтобы Клайд относился к тебе с большим уважением, то хотя бы посмотри ему в глаза. Помогает.

Паладин по-дружески улыбнулся и ушел. Себастьян посмотрел ему вслед. Лаитон оказался достаточно хорошим человеком. Может, и недоверие к нему неоправданное? Себастьян улыбнулся. Он сделал вывод, что, может, все образуется, жизнь наладится. Теперь у него может появиться еще один друг, который станет верным соратником в битве. И сложная судьба постепенно превратится в отраду. Наверное, Ординум все-таки помогает. Пускай не сразу и незаметно. В груди молодого паладина засиял теплый огонек надежды. Юноша с радостным чувством погладил кобылу Робену и произнес ей напоследок:

– До встречи, Робена, – попрощался молодой паладин с лошадью, от чего та в ответ приветливо фыркнула и пошевелила ушами, – Утром свидимся!

Себастьян поправил на поясе ножны с мечом, перекинул через плечо щит, подтянул кожаные лямки, на которых он висел, вобрав побольше воздуха, вошел в трапезную. Его поступь была гораздо увереннее, чем еще несколько минут назад. И даже звон отягощающей и сковывающей движения брони стал более приятен слуху.

***

За окнами, ведущими прочь из часовни, слышалось стрекотание сверчков. Где-то вдалеке кричали козодой и филин. Выли стаи голодных волков и свирепых варгов…

Всю дорогу отряд паладинов сопровождала заупокойная тишина, но стоило ночи опуститься и сразу же, в то же мгновение, возникли разные зловещие шумы.

Прохладный ветер тихонько колыхал локоны каштановых волос Себастьяна, спадающих на лицо. Вместе с ветром сквозь многочисленные щели в главный зал часовни проникал неприятный, зяблый холодок, предвещающий скорые холода. Ветерок трепал пламя свеч в высоких канделябрах. На стенах шевелились тени церковного убранства и самих паладинов.

Себастьян, выпрямив спину, как и остальные, стоял на коленях с закрытыми глазами —он совершал Смиренную молитву. Тобиас наказал всем юношам максимально хорошо выдержать ее, не уснуть, не открывая глаз и не двигать даже пальцами. Во время Смиренной молитвы разрешается лишь дышать.

Молодой паладин старался, пытался вернуть то состояние на Испытании, когда он смог не открывать глаз, молчать и сидеть без пищи и воды на холодном полу Храма Людских богов двое суток. Однако в данную ночь боги, Ординум, не приходили на помощь. Себастьян тайком открывал глаза на несколько секунд и оглядывал прямоугольный зал, которому надлежит быть круглым, кольцеобразным.

По центру, как и положено, стояла статуя Верховного бога Ординума. Но она была небрежно вырезана из дерева, примитивна словно идол. Крылатый колокол в левой руке Верховного бога больше походил на крылатое, простите боги, ведро. А крылья за спиной Ординума выглядели перепончатыми, как у летучей мыши, хотя всегда их делали птичьими.

Недаром же Ординума в народе звали Крылатым богом.

Юноша слышал, что именно по этой причине два паладинских ордена: Феникса Порядка и Солнечного грифона избрали своим символом крылатых созданий. Одна художница, имя ее Себастьян не помнил, однажды брезгливо заметила, что крыльев на паладинах чрезвычайно много. Медальон в виде крылатого колокола, пикирующий феникс на груди… Но речь не о ней, и не о крыльях. Речь о статуе.

Хуже всего в ней было то, что она имела лицо под капюшоном.

А это непростительное богохульство!

Никто не знает лиц Людских богов, поэтому вместо лица всегда изображалось солнце, как символ того света, что исходит от них.

А в этой церквушке все было как тысячу лет назад, еще до Всея Войны!

С каждой секундой, отведенной на Смиренную молитву, Себастьян все больше убеждался, что в последний раз литургия в часовне совершалась еще в конце прошлого тысячелетия, когда он, Себастьян, появился на свет.

Запах священных масел и свежей краски давно улетучился, уступив место запаху сушеных трав, от которого щипало в носу и, конечно, алкоголя. Юноша не знал, что думают остальные, находящиеся рядом паладины, но лично ему показалось кощунственным не только наличие спиртного в часовне, а еще отсутствие даже скудного иконостаса. Алтаря, конечно же, тоже не было…