Затем свой первый миллион,
Свобода, разум и лояльность,
Семья и в рамке Вашингтон.
Другое, русская реальность.
Начало то же. Первый рупь
В шесть лет на банках из под пива.
В шестнадцать, как не трудолюбь,
И в двадцать пять, как не лениво
На свалках их не собирай,
Под сорок лет все те же банки,
Пакеты с мусором, сарай
С макулатурою, да санки.
Волны
Бьются и бьются глупые волны,
Катят на берег и камень горы,
Водами моря были так полны,
Двигались строем, казались мудры`,
В пену и соль разбились. И ладно.
Кто их жалеет? Из нас, ни один.
В море их слезы тонут обратно.
Сколько их там уже в массе глубин?
Черные слезы, горькие слезы,
Те, что как нефть, неприятны на вкус.
Те, обезличенно безголосы,
Что не услышал бы и Иисус.
Впрочем, услышит, поздно ли, рано
Великодушно простит, и потом
В дно безымянного океана
Молча впитает, означив крестом.
Тени
Так складываются порою тени
В сарае от предметов на гвоздках,
Другое, чем собачки и олени,
Рельефы до мурашек в волосах.
Чужой и Нечто, Фреди Крюгер, Хищник,
Вий, Челюсти акулы, Клоун злой,
В хоккейной маске жлоб с бензопилой,
Вампир… Но, апогей всему – гаишник
С радаром на треноге из костей,
С добычей рядом ставшей на колени
И тянущей ему стопу рублей.
Так складываются порою тени.
Мне виден искаженный барельеф
Начальника в день выплаты получки,
Суровой тещи ненасытный зев,
Детей голодных поднятые ручки,
Поникшую красавицу жену,
Ее слезу, невидимую глазу,
И где-то далеко в шкафу, одну
Под слоем лет родительскую вазу.