Мы, или Хроника одного сплава

– Ход нормальный.

Откидывает дужку лескоукладчика, проворачивает ручку и… из чрева катушки вырывается противный скрежет.

– Чёрт! – вздрагивает Константин.

– Дай сюда! – требую я.

Что ни пытаюсь я сделать, ничего не выходит. Катушку заклинило намертво. Ручка не проворачивается, дужка лескоукладчика не встаёт на место.

– Ну, ё-ж-моё… – цежу обречённо. – Заклинило…

– Я не специально, – оправдывается Костя.

– Да ты тут при чём? Видимо брак заводской. Пошли!

Выскочив из машины, я возвращаюсь в «Рыболов». Костик с видом нашкодившего дошколёнка следует за мной.

– Проблемы с вашей катушкой, – говорю продавщице.

– Ну, положим, уже не с нашей, а с вашей, – произносит она беспристрастно.

– Вот посмотрите, – я демонстрирую и на словах объясняю ей суть проблемы.

– И чего вы от меня хотите? – интересуется она.

– Хочу, чтобы вы её заменили, вот чек.

– Данный товар обмену не подлежит, – говорит продавщица всё так же беспристрастно.

– То есть как?

– А вот так, – звучит мне в ответ.

– Подождите! – вступает Константин. – Разве по закону вы не должны заменить некачественный товар? Тем более, что мы всего пятнадцать минут назад его приобрели!

– Ничего такого не знаю, – пожимает плечами продавщица.

Лицо Костика краснеет, как помидор, скулы вздуваются.

– Зато я знаю! – рявкает он. – Вы обязаны заменить!

– Ну, дайте посмотрю, что там у вас, – продавщица по-прежнему невозмутима. И эта невозмутимость, я бы сказал, непрошибаемость, не только удивляет, но и пугает. Чувствуется в ней уверенность: всё равно ничего вы от меня не добьетесь, хоть плачьте, хоть кричите, да хоть загавкайте.

Она берет катушку, рассматривая, крутит в руках. Попытавшись провернуть ручку, выносит вердикт:

– Вы нарушили правила эксплуатации!

Он вводит меня в ступор.

– Товар испортили, а теперь ещё и поменять хотите, – добавляет она ледяным тоном. – Много вас таких… Поразвелось жулья.

Я сглатываю подкативший к горлу колючий комок, говорю хрипло.

– Вы в своём уме?

– Я-то в своём… – звучит ответ.

– Что я мог нарушить? Все делал, как положено – не первый год такими вещами пользуюсь…

– В общем так! – заявляет продавщица. – Со своими претензиями можете идти в общество по защите прав потребителя. Там вашу катушку направят на экспертизу. Вы её оплатите, и она установит, в чём дело. Если вы не виноваты, катушку я вам заменю.

– Где это общество находится? – интересуется Костик.

– Да ладно тебе, Кость, – говорю я, чувствуя себя обгаженным с головы до ног, – забей. Ещё и за экспертизу платить, да и возни с этими разборками, наверняка, куча будет.

– Нет уж. Мы сейчас поедем и разберёмся. А за экспертизу я заплачу.

– Езжайте прямо по улице, потом направо третий дом, – направляет продавщица. —Там вывеска есть, увидите.

Дом, где обосновалось общество защиты прав потребителя, мы нашли сразу. Входная дверь закрыта. Смотрим на вывеску и видим, что сегодня у общества выходной.

– Понятно, – хмурится Костя. – И рабочий день с десяти ноль-ноль, до шестнадцати ноль-ноль… Всё для потребителя!

– Да хрен с ней, с этой катушкой, Кость. Старая ещё послужит. Поехали домой!

Спустя пять минут мы останавливаемся на площадке у моего дома. – Прибыли, – произношу я с удовольствием. – Пока машину здесь оставим, потом, когда ребята подтянутся, на стоянку перегоним.

– Лады, – соглашается Костик. – Ну что, переносим вещи?

– Погнали.

Пока Костик вытаскивает из багажника свои шмотки (забитый под завязку туристический рюкзак, гитару в непромокаемом чехле и набор котелков), я бегло осматриваю двор. Здесь прошло почти всё моё детство и часть юности. Пара песочниц под облезшими, а когда-то разрисованными под мухомор, деревянными грибами, три лавочки – на них любят скоротать вечер старушки, площадка, где раньше был каток, а в центре двора – огромная клумба. Занималась ей баба Тоня, бойкая плотно скроенная старушка. Без чьей-либо просьбы занималась. Просто нравилось ей возиться с землёй. Помню, как эта клумба появилась во дворе. Однажды весной, лет двенадцать назад, баба Тоня сама вскопала землю, откуда-то натаскала камней и кирпичей, выложила по кругу, чтобы образовали бортик для клумбы. А потом рассадила на ней цветы и клевер, а по краям – декоративные кустики. Когда всё это зацвело, двор преобразился так, что невозможно было узнать. Кажется, радуйся, благодари бабу Тоню, но… Многие старушки, а также молодые женщины нашего двора, глядя на то, как баба Тоня пестует свою клумбу, морщились, крутили пальцем у виска и обзывали дурой. А баба Тоня тем временем трудилась, не покладая рук. После клумбы взялась за песочницы. Вычистила от старого песка, где-то с кем-то договорилась, чтобы привезли новый. Потом покрасила лавки, без помощи мужчин залатала в них прорехи. Отреставрировала коробку катка: на тот момент она имела вид весьма непрезентабельный. Её усилиями и договорённостями каток зимой стали заливать, к нему потянулись дети. На следующее лето стараниями бабы Тони во дворе появились детские качели. Всё это происходило на глазах, но так тихо, буднично и незаметно, что казалось, само собой, и вообще, всё это здесь было всегда – и клумба, и свежевыкрашенные скамейки, и качели, и даже функционирующий каток – будто бы баба Тоня здесь вовсе ни при чём… А ещё баба Тоня регулярно мела двор, чистила его от снега, хотя не числилась дворником и ни копейки за это не получала. Её усилиями двор преобразился настолько, что со всего района сходились посмотреть. Как-то раз даже приехала откуда-то, наверное, из областного центра, телевизионная группа, чтобы сделать репортаж о нашем дворе. Пытались журналисты взять интервью у бабы Тони, но она ни слова не сказала, стояла молча, потупив взгляд. А однажды баба Тоня принесла откуда-то саженец – молодую, тоненькую, как палочка, чахлую берёзку. Посадила её в самом центре клумбы. Ходила за ней, как за ребёнком. И берёзка ожила. Пошла в рост. Через несколько лет превратилась в сильное высокое деревце, дотянулась до третьего этажа. А старушки и женщины по-прежнему называли бабу Тоню дурой, работающей забесплатно… Года три назад, об этом мне рассказала моя бабушка, по двору прошел слух, что баба Тоня колдунья. Узнав об этом, почти весь женский пол нашего двора совсем озлобился на неё, перестал подпускать к ней детей и внуков. А потом кто-то сказал, что колдовство её зарыто под берёзкой и, чтобы его разрушить, берёзку нужно спилить. Недолго думая, за бутылку наняли какого-то алкаша, и тот ночью берёзку спилил. Надо было видеть и слышать, как по утру рыдала баба Тоня у клумбы… С тех пор её словно подменили. Целыми днями сидит она на лавочке, она и сейчас там сидит, вот она в старом рабочем халатике и косынке, сгорбленная смотрит на клумбу, в центре которой среди увядших цветов и зачахших кустиков торчит пенёк – всё, что осталось от её берёзки… А двор… Двор живёт… Коробку катка разломали и растащили на дрова ушлые ребята, занимающиеся заливкой крыш, надо же чем-то топить бочку? Песок в песочницах загажен кошками. Лавки облезли и расшатались – не сегодня-завтра развалятся. Качели утащили – наверняка сдали на металлолом бомжи или забулдыги. А молодые женщины и старушки по-прежнему злятся – теперь уже на власть, которая и пальцем о палец не ударит, из-за которой весь двор загажен, а для их детей и внуков нет в нём никаких развлечений.

Костя закрывает машину, цепляет на плечо рюкзак, подхватывает гитару и котелки, а я беру пакеты с продуктами. Сгибаясь под тяжестью ноши, мы направляемся к моему подъезду. По пути я бросаю взгляд на окна четвертого этажа. В одном из них озарённое улыбкой лицо моей бабушки. «Привет», – киваю я ей, улыбнувшись. «Здравствуй», – кивает она и исчезает из вида. Сейчас она по давно заведённой доброй традиции примется собирать на стол, чтобы попотчевать блудного внука.

Взобравшись по лестнице, я распахиваю дверь и на секунду замираю на пороге, вдыхая запах квартиры – он ничуть не изменился: старые, побитые молью ковры, деревянный пол, кот Барсик и ещё один, не поддающийся описанию, уникальный запах… запах моего дома…

– Ба, я дома! – выдаю я с порога.

– Хорошо! – отвечает бабушка, гремя кастрюльками и сковородками.

– Ба, я с другом, можно он у нас денёк поживёт?

– Да хоть сколько! – доносится с кухни. – Ты же знаешь, я всем рада!

– Разувайся, Кость, рюкзак ко мне в комнату, продукты туда же. Ботинки с собой прихвати, а то кот их уничтожит. – Заслышав меня, в коридоре собственной персоной появляется белый с рыжими подпалинами на мордочке и хвосте кот Барсик. Сквозь прищур лениво поводит взглядом по гостям. – Привет, котяра, – приветствую я его.

– Ф-фы-р-р, – безразлично фыркает кот и заваливается на пол.