Кондрат Булавин

Но не таким уродился Григорий. Жизнь в дикой степи ему пришлась по сердцу. Ему шел только двадцать пятый год, а он считался уже бывалым казаком, проведшим около десятка лет в походах и битвах.

Почти мальчишкой он пошел в Азовский поход. Вторым, вслед за Булавиным, вскочил он на шанцы турецкой крепости. Оба удостоились похвалы царя Петра. За удаль, находчивость и веселый характер полюбил его Кондрат. С тех пор, несмотря на большую разницу в возрасте, завязалась их крепкая, нерушимая дружба, и они не расставались. Когда Кондрат Булавин, после азовской кампании, был избран атаманом Бахмута и соляных промыслов, туда перебрался и Григорий Банников, став есаулом.

В последнее время привязанность Григория к Кондрату усилилась еще больше. Со всей страстностью своей неиспорченной, целомудренной души он полюбил дочку своего друга. Лихой рубака, человек взбалмошного, буйного характера, Григорий был в любовных делах робок до наивности. Свое чувство к дочери Кондрата он умел так глубоко скрывать, что едва ли о нем догадывалась и сама Галя.

На другой день после приезда с охоты Григорий поехал в Трехизбянский городок к Булавиным. Это было недалеко, верстах в пяти. Унылая желтеющая степь стлалась необъятной махиной. Покойно лежали на ней голубые озерца и болота, курясь легкими струйками пара. В них, как в зеркальце, гляделось тихое, прохладное утро. Бойко бежала серебристая Айдарка, четко отражая в себе пышные, позолоченные осенью веера верб.

Григорий ехал медленно, мечтая о своем будущем. Оно, казалось ему, должно быть счастливым, радостным. Уж на тот год он обязательно посватает Галю. Они поженятся. Какая тогда будет жизнь чудесная!

И, как бы чувствуя это счастье совсем близко, Гришка радостно засмеялся. Хлестнув лошадь плетью, он стремительно поскакал.

– Ги-и!.. Ги-и!.. – дурашливо загикал он, размахивая плетью. Вскоре Гришка, как ураган, влетел в городок, распугивая на улице кур и собак.

– A-а, Гришка! – встретил его на дворе Кондрат. – Добре, что приехал. Сейчас поедем в Бахмут. Ступай в курень, обожди, пока я коня оседлаю.

Гришка заметил, что Кондрат чем-то встревожен, но не стал его расспрашивать. Привязав лошадь к перилам крыльца, он вошел в дом.

Сидя за столом, беседуя с Натальей, он украдкой поглядывал на дверь в горницу. Он знал, что Галя сейчас сидит в горенке за каким-нибудь рукоделием. Ему очень хотелось ее увидеть. Он не видел ее уже несколько месяцев. Но Галя не появлялась, и Гришке от этого стало грустно.

«Не люб, не люб я ей, – думал он с тоскою. – Не хочет и взглянуть на меня».

Но он ошибся. Дверь из горенки со скрипом распахнулась, на пороге показалась Галя. Порозовев от смущения, она поклонилась Гришке, не сводившему с нее восторженного взгляда. За это время, что он ее не видел, она еще больше похорошела, расцвела.

Конфузясь от присутствия Гришки, Галя спросила у матери:

– Мамуня, где батя?

– Коня седлает. А на что он тебе, донька?

– Надобно. – И, бросив на Григория лукавый взгляд, она снова ушла в горенку.

В курень вошел Кондрат.

– Поедем, Гришка.

– Поедем, – покорно поднялся тот и, взглянув на горенку, вздохнул.

– Батя, – послышался из горенки грудной голос Гали.

– Чего, донька? – спросил Кондрат.

И Гришке было приятно слышать, как в суровом голосе Кондрата появились ласковые нотки.

– Батя, – сказала Галя, – может, тебе доведется быть на бахмутском базаре, так ты не забудь, купи мне там ожерелье и верстки.

– Вот только и осталось мне это дело, – с раздражением сказал Кондрат. – Не до ожерелья зараз… Пошли, Гришка.

– Ты ж обещал, батя! – с обидой в голосе крикнула Галя.

Кондрат не ответил и вышел. Гришка обиделся на Кондрата за его грубый ответ дочери.

Молча вскочили казаки на лошадей и поскакали. Гришка даже и не знал, зачем они едут в Бахмут. Кондрат ему не сказал об этом, а он не посмел допытываться. Долго они ехали молча, погруженные каждый в свои мысли. Гришка думал о Гале. «Вот ужо куплю ей ожерелье да верстки, – вздыхал он, – тогда проведаю, люб я ей али нет».

Кондрат долго ехал суровый, замкнутый, не обращая никакого внимания на Гришку. Потом рассказал ему, что понудило его выехать так внезапно в Бахмут.

Оттуда только что приезжал гонец, сообщивший, что из Воронежа в Бахмут приехал дьяк Горчаков. Дьяк, никому ничего не объясняя, сразу же приступил с изюмскими казаками к описи земель по речкам Бахмуту, Красной и Жеребцу. Бахмутские казаки и работные люди, занятые разработкой соли на промыслах, расположенных по этим речкам, почуяв в этой описи недоброе, встревожились и послали гонца за Булавиным.

– Как думаешь, Кондратий, – спросил Григорий, – зачем он приехал, этот дьяк-то?

– Изюмцы что-нибудь подстроили, антихристы…

На другой день они были в Бахмуте. Толпа казаков и работных людей возбужденно гудела у становой избы, дожидаясь приезда атамана. Завидев еще издали Булавина, казаки, поскидав шапки, повставали, приветствовали его:

– Здорово, атаман! Здоров был, Кондратий Афанасьевич!..

– Здорово, браты! – подскакал к ним Кондратий. – Что у вас тут приключилось? Сказывайте.

Толпа разразилась гневными выкриками:

– Забижают, Кондратий!.. Отымают у нас землю!.. Отбирают варницы!.. Хохлам отдают!.. Дьяка прислали!..

– Тише, браты! – поднял руку Кондрат. – Тише!.. Ничего не пойму… Где тот дьяк-то?

– На Красной речке с изюмцами землю меряет…

– Ведите его ко мне, браты.

– Зараз, атаман!.. Зараз!.. – послушно и охотно отозвались голоса.

Несколько человек, оседлав лошадей, поскакали за дьяком.

Вскоре в становую избу ввалилась злая, возбужденная толпа казаков, ведя высокого бритого человека.

– Вот он, проклятущий! – втолкнули они его к Кондрату.

Лицо дьяка было бледно, но спокойно и сурово.

– Не хотел, демон, ехать к тебе доброй волей, – пояснили казаки, – так мы его маленько потолкали да силком привезли.

Кондрат внимательно посмотрел на дьяка и спросил сдержанно:

– Кто таков? Отколь приехал?

– Царский слуга, – с достоинством ответил тот. – Дьяк Алексей Горчаков. А приехали мы из Воронежа по высочайшему повелению великого государя Петра Алексеевича…

– Зачем?

– По тому государеву указу велено нам переписать земли по речкам Бахмуту, Красной и Жеребцу.