Искры среди теней

Штольц молча кивнул. Это дело было только началом чего-то большего, он чувствовал это. Но пока было ясно только одно: кто-то здесь скрывает нечто большее. И, возможно, это было связано не с преступлением, а с тем, что искусственный интеллект мог стать более опасным, чем они все могли себе представить.

– Мне нужно поговорить с людьми, которые знали Ревкина, – сказал Штольц, вставая. – Если вы хотите, чтобы я добрался до истины, мне нужно больше информации.

– Мы предоставим вам всё, что нужно, – ответил Клайн с холодной уверенностью. – Всё, что вы найдете, будет на вашей совести.

Штольц вышел из конференц-зала, чувствуя, как мрак этого дела окутывает его. Он не знал, что он ищет, но знал, что это будет нечто, что изменит всё.

Штольц покинул офис «НоваТех» с неясным чувством внутри. Дело, которое он только что принял, не было простым. Оно влекло за собой больше вопросов, чем ответов, и само его начало казалось слишком искусственно срежиссированным. Вадим знал, что перед ним стояла не просто задача раскрыть убийство. Это было испытание, которое затронет его гораздо глубже, чем он мог предположить. И прежде чем начать, он должен был разобраться в себе.

Проблема была в том, что Штольц всё чаще ощущал себя чужим в этом мире. Технологии, которые раньше казались ему инструментом, теперь стали его соперниками. Когда-то он был лучшим в своём деле. Когда-то его интуиция могла раскрывать самые сложные преступления. Но сейчас, в мире, где все могли быть под наблюдением, где данные анализировались с помощью миллиардов вычислений, он чувствовал, как его собственные способности тускнеют.

По дороге к исследовательскому комплексу «НоваТех» Штольц мысленно возвращался в прошлое. Он был молодым, дерзким, с лучшей интуицией в городе. Когда он начинал свою карьеру, его имя не сходило с уст коллег и клиентов. Он мог ощущать, как преступник нервничает, как преступление – даже самое запутанное – расплетается перед его глазами, как шнурок на ботинке. Он был горд своим умением и всегда гордился тем, что мог не только раскрывать преступления, но и понимать, что двигало людьми, заставляя их идти на крайние меры.

Штольц уже несколько лет не работал в паре с коллегами. В какой-то момент он решил, что наука о поведении людей и машин – это не то, что ему нужно. Он не хотел становиться частью системы. Он предпочел работать один, остаться независимым, чтобы не быть связанным ничем, кроме своей интуиции.

Но сейчас он ощущал, как эта независимость стала его проклятием. Алгоритмы и системы искусственного интеллекта теперь делали всё быстрее и точнее, чем когда-то могла его интуиция. Люди, нанимающие частных детективов, всё чаще ставили под сомнение его методы, доверяя вместо этого машинам. Штольц знал, что для большинства клиентов его методы были уже устаревшими. Город давно научился полагаться на вычисления и анализ данных. И, несмотря на все его достижения, Штольц всё чаще ощущал себя старым и ненужным.

Он остановился на светофоре, едва не касаясь руля. Вспомнил один из самых ярких моментов своей карьеры, когда он спас женщину от убийцы в самом сердце города, несмотря на то, что все данные вели к обратному. Вадим тогда действовал по ощущению, по наитию. И тот случай стал его вершиной. Он осознал, что эта интуиция – его дар и проклятие. В тех случаях, когда его не покидала уверенность, он был непобедим. Но что происходит, когда она начинает подводить? Когда он уже не может полагаться на свои ощущения, а решения приходится принимать с оглядкой на данные, анализ и алгоритмы?

Машины стали его конкурентами. Он видел, как роботизированные детективы, использующие искусственный интеллект, раскрывают преступления быстрее и точнее, чем он мог бы когда-либо. Это убивало его. Вдруг в его мыслях всплыл образ Ревкина – инженера, который так и не успел понять, как справиться с собственной технологией, с созданием ИИ, который мог бы взять на себя не только анализ данных, но и контроль над разумом. Штольц вспомнил слова Клайна о проекте «Эмоциональный разум», над которым работал Ревкин.

«Какие эмоции может понять машина?» – подумал он. И всё же, эта идея была привлекательной, а страшной одновременно. Что если ИИ действительно научится не только анализировать, но и воспринимать человеческие эмоции? Что если он начнёт ощущать их так, как это делает человек? И сможет ли такой ИИ контролировать эмоции других людей?

В голове Вадима это всё перемешивалось. Он был детективом, а не философом. Но и то, и другое сейчас казались неотделимыми. Всё больше он осознавал, что в этом деле Ревкин не просто стал жертвой. Его смерть – это тоже результат какого-то коллапса между тем, что когда-то было человеческим, и тем, что создано руками людей.

Штольц продолжал ехать, и его мысли снова вернулись к последнему делу. Почему Ревкин писал о «необратимых изменениях в восприятии»? Это звучало как что-то, что могло изменить самого человека. И если проект «Эмоциональный разум» действительно был завершен, значит, мир был на грани того, чтобы столкнуться с чем-то, что могло бы уничтожить всё, что считалось «человечностью».

По пути Штольц мимоходом заметил несколько современных зданий с голографическими вывесками, которые пестрели на фоне неприметных старых домов. Вдоль дороги сновали машины, дронов было меньше, чем он ожидал, но это только подтверждало, как часто они начали заменять людей в городских улицах. Время ускоряло всё, включая их роль в расследованиях. Полиция использовала дронов и ИИ, чтобы искать убийц быстрее. А частные детективы, как он, уходили в тень.

Штольц припарковался у одного из входов в исследовательский комплекс «НоваТех». Он вышел из машины, почувствовав, как тяжело от ног отрывается. В воздухе был запах свежезапеченной пластмассы и нейтрального химиката, характерного для подобных зданий. Он быстро прошел через автоматические двери и оказался в холле, где его встретил один из охранников, высокий мужчина с бледной кожей и ледяным взглядом. Он не сказал ни слова, лишь указал пальцем в сторону лифта.

Лифт взмыл вверх, и Штольц вспомнил, как когда-то, много лет назад, он сам исследовал такие места. Его внутренний взгляд всегда фокусировался на человеческих следах, мелочах, которые другие могли бы не заметить. Переходы, ручки дверей, царапины на стенах. Всё это было частью загадки. Но теперь, когда он стал старым, когда его интуиция больше не могла работать в одиночку, ему приходилось полагаться на что-то другое.

В лифте не было никого, только тихий звук вентиляции. Он вышел на этаж и оказался в туманной зоне, где холод и стерильность лабораторий вытягивали из него все чувства. Штольц закрыл глаза на секунду, чтобы вернуть себе ощущение твердой почвы под ногами. Ему нужно было принять это место таким, какое оно есть, и сосредоточиться. Это было его дело. Даже если весь мир уже не нуждался в таких, как он.

Он шагнул в глубины комплекса, ощущая, что с каждым шагом его шаги становились не только физическими, но и метафорическими – шагами к той самой неизведанной стороне мира, которую ему нужно было разгадать.

Штольц вышел из лифта и шагнул в узкий коридор, который сразу же привел его к лаборатории Ревкина. Двери открылись с тихим шорохом, и он оказался в стерильной, почти клинической обстановке, где каждый предмет был на своем месте, а стены были покрыты серыми и белыми панелями, на которых не было ни царапины. Освещенная неоновыми лампами лаборатория выглядела так, словно ее только что вымыли и подготовили к приему очередной партии исследовательских данных.

Однако, несмотря на безупречный порядок, что-то в этом месте было не так. В этом помещении не было привычной для Штольца атмосферы напряженности, которая бывает на месте преступления. Не было запаха крови, странного покачивания воздуха, будто бы кто-то еще был рядом, или чего-то, что заставляло тело сжаться от страха. Здесь был холодный, будто застывший, воздух. Всё выглядело слишком идеально, даже для научной лаборатории. Не было ни следов борьбы, ни признаков того, что кто-то пытался скрыть что-то важное.

Но именно эта стерильность и вызывала тревогу. Такое ощущение, как будто кто-то старался создать иллюзию случайности, чтобы полиция и другие следователи ничего не заметили. Это была тщательно продуманная постановка.

Штольц сделал шаг в сторону рабочего стола Ревкина. На нем стояли несколько дисплеев, на которых, судя по всему, отображались различные данные о последних исследованиях. Картинка на экране была яркой, но стерильной. Всё было аккуратно расставлено, как будто инженер никогда не делал ошибок, никогда не оставлял следов за собой. Но Штольц знал, что это обман. Люди, особенно такие, как Ревкин, не могли быть настолько организованными. Он был слишком умён, чтобы не оставить хотя бы мелких следов.

На столе лежал листок бумаги. Он был слегка смятый, как будто кто-то забыл его на столе. Когда Штольц поднимал его, он заметил, что на бумаге были видны следы ожога. Полосы черного уголька пересекали записи, сделанные Ревкиным, но при этом текст оставался разборчивым.

Штольц внимательно изучил листок. Это были заметки, которые инженер делал в последние часы перед смертью. Он писал о «необратимом процессе» и «синтетических нейронах», указывая на свои достижения в области создания ИИ, который мог бы имитировать человеческие эмоции. Но все эти записи были не просто недосказанными – они были эксцентричными и сбивчивыми, как если бы Ревкин пытался что-то скрыть.

Потом Штольц заметил что-то ещё. Под полусгоревшими бумагами, на экране рядом с монитором, отразился код, скрытый за случайными окнами. Он привстал, наклонился, чтобы внимательно рассмотреть эти данные. Они были связаны с алгоритмами, которые мог бы использовать ИИ для обработки эмоций. Однако этот код был неполным, обрезанным, как будто кто-то пытался вырвать его из контекста.

Штольц сделал несколько шагов к столу, пытаясь понять, какие данные он мог бы восстановить, но не успел сделать ни одного шага. Дверь с тихим щелчком распахнулась, и в лабораторию вошел человек в полицейской форме. Он был среднего роста, с коротко остриженными волосами и усталым выражением лица, что говорило о долгих часах работы. В руках он держал планшет.

– Штольц? – спросил он, сдерживая недовольство в голосе. – Вас не приглашали сюда. Я знаю, кто вы, но в следующий раз лучше бы вам согласовать всё с нами.

Штольц повернулся, не особо удивленный появлением полицейского. Он знал, что рано или поздно его разыщет кто-то из стражей порядка. Это место не могло оставаться без внимания, особенно если Ревкин был не просто инженером, а частью технологической элиты города. Но теперь, когда он был здесь, он знал, что полиция не добьется многого. Их методы были слишком стандартными для этого дела.

– Если бы я ждал приглашение, я бы не оказался здесь, – ответил Штольц, не теряя спокойствия. – Я работаю по просьбе вашей начальницы. Или вы не в курсе?

Полицейский посмотрел на него с недоверием, затем коротко кивнул, будто соглашаясь на разговор. Он подошел ближе к столу, на котором лежали бумаги Ревкина.

– Мы уже осмотрели всё, что здесь есть. Нет следов взлома, никаких нарушений безопасности. Всё идеально – слишком идеально для этого места, – сказал полицейский, поднимая взгляд на Штольца.

Штольц знал, что мужчина говорит правду. Он понимал, что на первый взгляд всё здесь выглядело безупречно. Но чем больше он осматривал комнату, тем больше ощущал, что все эти элементы – как часть игры, замкнутой в круге. Что-то было не так, и это что-то было важно.

– Вы проверили его компьютер? – поинтересовался Штольц, подходя ближе к мониторам.

– Конечно, – ответил полицейский. – Все файлы были очищены, никакой информации не осталось.

– А вы уверены, что всё было очищено? – Штольц не мог поверить, что полицейские не заметили этих странных следов на экране. Они думали, что просто стерли всё до последнего байта. Но он видел, что данные могли быть искажены или скрыты. Даже если они «очистили» его компьютер, этого было недостаточно, чтобы избавиться от следов.

Полицейский замер на месте, зная, что Штольц прав. Он снова посмотрел на бумаги Ревкина.

– Похоже, он пытался что-то скрыть, – произнес он с сомнением в голосе. – Но почему?

Штольц обернулся, глядя на полусгоревшие записи. Слова «синтетический разум» и «необратимый процесс» снова всплыли в его памяти. Это не могло быть случайностью.

– Потому что этот человек знал, что он сделал. И что-то ему не давало покоя, – сказал Штольц, подходя к столу и смахивая пепел с бумаги. – Он создал нечто, что могло разрушить его жизнь. И он пытался остановить это.

Полицейский стоял неподвижно, наблюдая, как Штольц счищает пепел с бумаги, но не говоря ни слова.

– Сильно похоже на проект «Эмоциональный разум», – добавил Штольц, застывая на секунду. – Если это так, то его смерть – не случайность. И здесь было что-то большее, чем просто исследовательская работа.

В комнате повисла тишина, и Штольц знал, что теперь они оба были на одной волне. Но в этой тени, наполненной роботизированной тишиной и следами человеческой ошибки, его интуиция подсказывала ему, что впереди будет гораздо более темный и опасный путь.

Штольц стоял у стола, разглядывая полусгоревшие бумаги Ревкина. Его мысли метались, пытаясь сложить мозаику из деталей, но внезапный жест полицейского снова заставил его отвлечься. Мужчина, стоявший у двери, махнул пальцем по своему планшету и сделал шаг вперед.

– Мы не ожидаем вашего участия в расследовании, Штольц. Лучше бы вам держаться подальше.

Штольц вздохнул и повернулся к полицейскому. Мужчина выглядел точно так же, как и все те, кого он встречал в последние годы – человек, привыкший к власти и могуществу, знающий, как манипулировать ситуациями. Он был не только стражем порядка, но и тем, кто понимал, что каждое его слово может иметь последствия для тех, кто работает в тени корпораций и власти. Это был обычный полицейский, и его роль здесь была очевидна. Он стоял на стороне «правильных» людей.

– Угроза? Это что-то новенькое, – Штольц не мог скрыть сарказма. – Я думал, что детективам разрешено работать там, где они хотят, если они не нарушают закон.

Полицейский встал прямо, его лицо стало ещё более каменным.

– Закон, конечно. Только вот вы забыли одну важную деталь, Штольц. Это дело касается «НоваТех». И это значит, что если вы не хотите лишиться своей лицензии и бизнеса, вам лучше оставить его в покое.

Штольц почувствовал, как его тело напряглось. Это был один из тех моментов, когда человек понимает: его пытаются не просто отговорить, а заткнуть рот, поставить на место. В этом городе давно все решали деньги и связи, и «НоваТех» была корпорацией, которая стояла на вершине всего. Они контролировали разработки, которые не поддавались никакому внешнему регулированию. Отследить что-то в их империи было почти невозможно.