Легенда о шиповнике

Торговка радовалась угодить наследнице Блэрхайда, зная, что та всегда щедро платит сверх меры и при этом не кичится своим положением. В свою очередь, она не жалела для нее лишнего мешочка высушенной травы и всегда делилась последними новостями, что слышала от других товарок по прилавку.

– Говорят, – говорила она, сверкая глазами, понизив голос, – вас можно поздравить с грядущей помолвкой? Если это так, пусть Огненная Дева благословит ваш союз! В наших краях не найдется человека, который бы не порадовался вашему счастью.

Она говорила так, зная, что та не сочтет это дерзостью, но тут же запнулась, увидев, как омрачилось девичье лицо.

– Простите, если это секрет! – тут же пробормотала она.

Девушка хмыкнула: как же быстро распространялись новости. Еще вчера лорд Бриан покинул Зал Приемов, а сейчас ее уже благословляют именем Богини и желают счастливой семейной жизни. Она задумалась, не зная, как лучше ответить торговке, но потом решила, что не может ни обрадовать ту, ни опечалить.

– Благодарю. Мне приятно слышать ваши добрые пожелания. Пусть Богиня благословит и ваш дом.

Торговка просияла, когда на прилавке появилось несколько серебряных монет. За эти деньги можно было купить мешок травы, а не те несколько свертков, что она заботливо упаковала для молодой госпожи. Она обрадованно и растерянно посмотрела на нее, но девушка просто убрала купленное в сумку. Морвен будто не замечала, что платила гораздо больше необходимого, как и вспыхнувшего румянцем лица торговки, ее робких протестов.

– Вот, – женщина выставила несколько пузырьков с молочного цвета жидкостью. – Маковая настойка. Я сама пью ее, когда сон не идет или голова болит. Но, надеюсь, вам известно, что принимать настойку нужно с осторожностью. Не более нескольких капель.

Морвен не стала отказываться, чтобы не обидеть ее. Она знала, как непросто живется многим жителям долины, вынужденных добывать пропитание тяжелым трудом.

Казалось, злой рок преследовал их земли. Кроме тяжкого проклятия Тьмы, настигали то неурожайные годы, то болезни, косившие ингларцев без разбору. Если бы не твари, обитавшие в море, здесь не осталось бы людей, желавших противостоять судьбе.

Морвен могла их понять, ведь год за годом боги словно издевались над ними, насылая одно бедствие за другим, будто решили испытать на прочность.

Но люди устали жить в постоянном страхе, терять родных и близких. Они были близки к отчаянию и все чаще мелькали мысли о том, что их прежде благословенный край навечно проклят по неизвестной причине.

Морвен просыпалась каждый день с мыслью, что он тоже мог бы стать для нее последним, хотя ни разу не подвергалась нападению. Ее миновали несчастья и беды, которые терпели другие жители долины, отчего терзалась чувством вины. При этом она явственно ощущала присутствие темных сил.

Они окружали ее всюду, особенно в замке. И пусть отец велел не жалеть ни огня, ни дров, а на алтаре Богини Солнца всегда пылало жаркое пламя, Тьма оплетала все вокруг, словно была естественной частью их дома.

Глазастые мохнатые пауки свисали на тонких блестящих нитях, выставив вперед кривые тонкие ножки. Они не боялись слуг, но уползали тут же в угол, стоило Морвен оказаться поблизости. Так же поступали и мыши. Как только она приближалась, серые зверьки бросались врассыпную и прятались в подполье, глядя оттуда глазами-бусинками. Морвен не понимала, опасались они ее или просто играли?

Самым тягостным было то, что девушка чувствовала Тьму и в себе самой. Она окутывала, как мягкий убаюкивающий кокон, шепчущий, что Тьма – прекрасна и естественна, а люди полны глупых заблуждений и суеверий. Она призывала любить ее и подчиняться, уговаривала признать ее силу и власть, но Морвен сопротивлялась.

– Отец, что со мной не так? – спрашивала она еще в детстве, когда ей снились странные непонятные сны, где она видела двух женщин, объятых то непроглядной чернотой, то ярким пламенем.

Морвен просыпалась посреди ночи и бежала босиком по холодным каменным плитам, чтобы ворваться в спальню отца. Больше она не могла никому довериться, потому что няньки страдали чрезмерным суеверным ужасом, отшатывались от нее, когда она говорила о крадущейся Тьме. Все, что ей могли посоветовать – молиться огню на алтаре Богини или завешивать спальню чертополохом и боярышником, чтобы отпугнуть злые силы.

Сонный отец усаживал ее на колени, чтобы рассказать старинную легенду, под которую девочка засыпала.

У Верховного Владыки и Великой Матери, создавших многообразие миров, было двое дочерей. Божественные родители без устали трудились, чтобы сделать землю прекрасной и населить ее животными, птицами и людьми, подарить народам знания и первые законы. Это отняло у богов много сил, и на какое-то время они ушли на покой.

Верховный Владыка передал власть дочерям и повелел договориться между собой, чтобы разумно и справедливо править на земле.

Старшая сестра, названная Огненной Девой, заботилась о солнце и пламени. Ее магия дарила жизнь земным созданиям, согревала и спасала. Младшая, нареченная Подземной Королевой, поселилась в темном мире, чтобы править ушедшими из земной жизни.

Вскоре между Великими Сестрами произошел судьбоносный спор. Богиня Мертвых заметила, что старшая сестра вмешивается в ход событий и продлевает жизнь смертных, отодвигая грань вечности. Подземная Королева пришла в ярость.

Великие Сестры сошлись в битве много тысяч лет назад за право единолично повелевать миром. Земля содрогалась от звона доспехов и мечей, залитая кровью отважных воинов, одна битва сменяла другую, пока Верховный Владыка не распахнул Небесные Врата и не остановил сражение. Он устал смотреть, что его смертные дети гибнут, а бессмертные – не могут примириться между собой, и потому позволил себе вмешаться.

Владыка повелел старшей дочери править днем, а младшей – ночью, не вмешиваясь в дела смертных. Сестры сделали вид, что согласны с решением отца. Но принялись выжидать, когда он вновь решит отдохнуть от земных дел.

– Значит, – бормотала маленькая Морвен, слушая отца, – Верховный Владыка и его супруга вновь уснули долгим сном? И потому Подземная Королева хочет отобрать власть у сестры?

Тэлфрин усмехался с затаенной грустью:

– Выходит, что так, моя хорошая. Но сейчас уснуть следует тебе самой. И не пугайся ничего. Тут тебя никто не тронет.

Девочка послушно закрывала глаза, и снова перед ней являлись Свет и Тьма.

Что делать, если день и ночь превращаются в поле битвы, когда не знаешь, кому подчиниться? Зов Тьмы так сладок, так прекрасен, он обещает наслаждение и могущество. А Свет… он другой. Мягко обволакивает, баюкает, возвышает, напоминает о благородстве, когда как Тьма зовет подчинять и покорять других.

И обе эти силы так хороши каждая сама по себе. Каждая дарует то, что не может дать другая. Так что же выбрать?

Владелец Блэрхайда мучился все эти годы, пока его дочь подрастала. С тех пор, как на его руках умерла единственная женщина, с которой он познал непродолжительное счастье, целью его жизни стала одна лишь Морвен.

Он смотрел на нее и видел отражение возлюбленной Хельды, безвременно почившей в семейном ледяном склепе. Тэлфрин держался до последнего мгновения, пока его исстрадавшаяся душа не заставила признаться дочери, как на самом деле умерла ее мать и кто в этом повинен. Он поведал ей правду, но не всю.

Морвен как раз исполнилось полных пятнадцать лет. С затаенным дыханием выслушала она сбивчивое повествование отца: и о злом проклятии, вонзившем в нее свои когти, и о подлом коварстве ее тетки, которую она никогда не знала.

Девушка замирала у зеркала, разыскивая в глазах отражение Тьмы, и всегда находила ее. Впрочем, благодаря благословению ее доброй матушки, оно защищало ее, не позволяя Тьме полностью овладеть ею. Теперь становились понятными все ее видения и мелькающие тени.

Чудовища не трогали ее, обходя с ворчанием, будто не смели приблизиться слишком близко. И только домашние духи, словно изголодавшиеся коты, льнули к ней, когда чувствовали превосходство Света. Они согревались его силой, но всегда бросались врассыпную, стоило Тьме зашевелиться внутри.

Морвен так и жила, раздираемая на части двумя силами. Она бы еще смирилась с этим, понимая, что с древним колдовством невозможно совладать слабой девочке, но затем узнала еще одну роковую тайну, что в день совершеннолетия ей придется сделать окончательный выбор. Благословение пока удерживало Морвен на стороне Света, но проклятие было слишком сильным.

Каково это отдаться Тьме целиком?

Что тогда будет?

В кого она превратится?

Об этой тайне знал лишь отец и она. И та, что называлась родной сестрой ее матери.

Сигрун.

Прекрасная женщина с белокурыми волосами, которая иногда являлась во снах, подносила кубок, наполненный тягучим красным напитком, и шептала, вплетая в чистый ингларский язык, другой, неведомый, звучащий, как заклинание: «Пей до дна, наследница Блэрхайда… Йель лиу фер…»

Напиток был сладким, как мед, терпким, как луговые травы, благоухающим, как цветы в саду. Свет в ней протестовал, призывал бороться, выбить кубок, но белокурая женщина была сильнее, и вот божественный нектар касался губ, мягко опьянял. Лучше него, казалось, Морвен никогда не доводилось пробовать.

«Еще…» – просила она, умоляюще глядя на ту женщину, но та смеялась и отвечала, что это дар подземных богов, который надо вкушать медленно.

Морвен просыпалась с колотящимся сердцем одна в своей опочивальне и радовалась, что это был лишь очередной тягостный сон. Она не говорила отцу о своих видениях. Тьма в ней внушала, что это лучше держать в тайне и не волновать Тэлфрина напрасно.

Как-то отчаявшись, девушка отправилась в самую чащу, где обитали жуткие твари, против которых бывали бессильны самые острые клинки и отважные мужчины их края.

Ей отчего-то пришло в голову, что если ее растерзают дикие звери, то на их земли вернется благодать. Ведь это их замок стал прибежищем Тьмы, это он стал похож на огромное гнездо, переплетенный черной паутиной зла. Она видела все это и была бессильна помочь другим.

Морвен прошла мимо старого погоста, с покосившимися могильными камнями, где в самом центре стояли склепы ее семьи. Эти побитые ветрами и ливнями камни хранили память о тленности и смерти. О том, что когда-нибудь там окажутся все члены высокородной семьи Блэрхайда.

Там покоилась и матушка Морвен, подарившая ей жизнь и поплатившаяся собственной. Бархат зеленого мха оплетал ограду и камни, словно дивное покрывало. Наверное, сон под ними сладок и безмятежен. И все же, птицы тоскливо заводили свои песни, словно предостерегали от поспешных действий, о том, что рано еще думать о черном траурном сукне и мраморных надгробных изваяниях.