Легенда о шиповнике

Сигрун, стоило ей увидеть довольное лицо Хельды и руки Тэлфрина на ее округлившемся животе, вспоминала язвительные слова возлюбленного, ставшие горьким ядом для ее изболевшегося сердца.

Сигрун превратилась для Тэлфрина в неприятную обузу и напоминание о его легкомысленности. Он помнил ее податливое тело и жаркие ласки, но от этого еще больше презирал, опасаясь, как бы эта неудобная правда не открылась его жене.

Тэлфрин убедил себя, что в той преступной связи нет его вины, ведь это она пришла к нему и соблазнила своей дикой красотой.

Он подумывал выдать ее замуж за какого-нибудь достойного лорда из долины. Никто не откажется связать себя родственными узами с семьей властелина знаменитого Блэрхайда и взять в жены красивую девушку, пусть она и утратила девичество.

Наверняка, Сигрун найдет способ ввести в заблуждение жениха. Тэлфрин чувствовал, что в отличие от его простоватой и милой Хельды, ее сестра была куда более коварной и изобретательной. Так он избавится от нее и окажет ей милость, ведь какая женщина не хочет обрести хорошего мужа?

Как только Хельда родит и пройдет хотя бы год, чтобы младенец окреп, он непременно займется этим. Взгляды Сигрун, которые он будто бы не замечал, прожигали его, ставили на нем клеймо, от которого хотелось содрать кожу. Если жена заметит это, у нее могут возникнуть подозрения, а этого нельзя допустить.

Одним мартовским днем старая Эйдис, поддерживающая священный огонь, ощутила то, что смутно тревожило ее последние месяцы.

Чувство зародилось совершенно внезапно, словно без всякой причины, но старуха уже знала, что в замке поселилась Тьма. Даже пламя, прежде никогда не затухавшее на алтаре Богини, теперь горело плохо и его слабые языки бросали отсветы на хмурое лицо Эйдис.

Она велела принести самые сухие ветки и неустанно следить за алтарем своей помощнице, а сама отправилась к Тэлфрину.

Он был не в духе: припасы заканчивались, приближалось время посева яровых, как только земля будет готова и солнце согреет ее. В прошлом году весна жестоко обманула их. Спустя некоторое время грянули сильные нежданные морозы, которые погубили посевы. Теперь ошибиться было нельзя. Тэлфрин был одержим мыслью, что такого не должно произойти, ведь его жена носит необычного ребенка, а значит боги благоволят им.

Он с досадой выслушал старую женщину, но из огромного уважения не посмел посмеяться над ее страхами. В глубине души Тэлфрин думал, что жрице давно пора уйти на покой и уступить место у алтаря своей помощнице.

Тьма? Что за Тьма, когда вот-вот сбудется истолкованный ею самой волшебный сон? Зачем она будит в нем сомнения, когда ему нужны поддержка и мудрый совет?

– И все же, – старая Эйдис могла показать свою непреклонность, – пусть слуги осмотрят замок, может что и отыщется.

– Что? – мужчина хмыкнул. – Разве что пыль и дохлые вороны.

Она не обратила внимание на его насмешку. Эйдис знала, что чутье не обманывает ее. Она служит Свету и Огню. С их помощью и нужно бороться с мраком.

– Пусть, – сказала она, – развесят всюду факелы. И заодно теплее станет. Сам посмотри, как твоя беременная жена кутается в соболиные шкуры.

Тэлфрин задумался. Хоть наступил март, но снег еще не сошел, а уж до настоящего лета еще очень далеко. И то, массивные стены никогда не прогревались, каким бы жарким ни было солнце. Внутри всегда царила легкая прохлада, а уж зимой и осенью замок превращался в ледяной мешок, на отапливание которого уходило огромное количество дров.

Траты на содержание замка казались устрашающими, но все-таки куда важнее его дорогая Хельда и их еще нерожденный сын.

И во всех залах и переходах запылали масляные светильники и факелы. Удивленные нововведениями слуги были совсем не против: им часто приходилось передвигаться между темными переходами, которые пугали пустотой и звонким эхом.

– Довольна ты? – спрашивал Тэлфрин у служительницы Огненной Девы.

Эйдис вздыхала:

– Ты правильно поступил, послушав меня. Теперь послушай еще: отправь-ка Хельду в ее родовую усадьбу, а здесь пусть останется ее сестра. Дому нужна рука госпожи, а жена твоя в себя придет на свежем деревенском воздухе. Бледная она и уставшая сильно.

Тэлфрин едва сдержался, чтобы не стукнуть кулаком по подлокотнику кресла, в котором сидел:

– Ты что такое задумала, Эйдис? Разлучить нас? Чем тебе моя супруга не угодила?

Старуха изумленно посмотрела на него и тут ее настигло потрясение: в глубине его глаз она разглядела тень той самой Тьмы, что так испугала ее. Значит, все гораздо хуже, чем могло показаться.

Она постаралась успокоиться, чтобы не выдать себя. Голос ее прозвучал смиренно:

– Не сердись, властелин. Сам знаешь, какими слабыми бывают будущие матери. У нас нет живительного солнечного света и тепла, от каменных стен ползут болезни, стоит зазеваться. Сам посуди, недавно я отпаивала ее настойкой, когда поганая лихорадка вцепилась в нее когтями. Еле уберегли, скажу тебе. А воздух открытой долины и зелень лесов лучше сырого камня и постоянного мрака.

Мужчина в кресле застыл. Он понимал, что старуха права, но Тьма внутри него тут же зашевелилась, зашептала, и Тэлфрин покачал головой:

– Моя жена останется здесь, – твердо сказал он. – Делай, что можешь. Пусть факелы и печи горят днем и ночью. Боги не покинут нас.

Сигрун догадалась, отчего теперь даже в самом отдаленном уголке замка пылает огонь, но ее заклятию ничто уже не могло помешать осуществиться.

Она часто сидела напротив сестры, чей живот не скрывал свободный покрой платья, и рассказывала сказки Ингларии, чтобы развлечь. Тело Хельды отекало и порой становилось не слишком привлекательным, а еще она могла заговаривать капризным голоском и требовать особых яств. И все же, несмотря на эти причуды и подурневшее лицо, Тэлфрин смотрел на нее с еще большей теплотой.

«Возможно, – думала с холодным спокойствием Сигрун, – после родов ее тело совсем оплывет, а кожа покроется пятнами, грудь обвиснет, когда как я по-прежнему буду прекрасной. Но самое главное – свершится задуманное».

Ее глаза сверкали ледяным зеленым блеском, а губы искажала улыбка.

«Скоро».

Заклятие крепло. Она повторяла заветные слова и сейчас, неподвижно сидя перед дремлющей сестрой. Молодая женщина представляла сморщенного младенца, которого она привязывала к своей Госпоже. Совсем подарить его она не могла – это мог сделать только сам ребенок, если произнесет клятву верности, но для этого ему надо подрасти.

Такими обещаниями не швыряются.

Сигрун нравилось чувствовать беспомощность людей, посмеявшихся над ней. Они ни о чем не догадывались и были так доверчивы, так глупы. Жестокий урок показал, что лучше рассчитывать только на себя.

Сидя в своей черной башне, Сигрун училась усмирять Тьму. Да, да, ее можно было только утихомирить ненадолго, потому что безоговорочной властью над ней обладала лишь Богиня Мертвых. Но и небольшой части Тьмы хватало, чтобы женщина постигала древнее колдовство.

Вчера ей удалось совершить свое первое перевоплощение. Тьма сама выбирала, какое существо больше всего подходит для этой цели. Она сживалась с человеческим телом, узнавала его, прорастала в нем и становилась единым целым.

«Йогль мен тир, эмисин, хель, йогль син лльей…»

Кости расходились с хрустом, но боли не было. Тьма заботилась об этом. Человек мог бы испугаться жестоких страданий при смене обличья, и тогда у Призрачной Королевы было бы меньше последователей.

Плоть и вены рвалась под тонкой кожей, чтобы изменить человеческую суть на звериную, и встать так, как задумывала природа. Мясо стремительно нарастало на костях, руки и пальцы превращались в лапы с когтями. Сжаться телу было труднее всего с непривычки, но густая шерсть вырастала мгновенно, и вот уже среди пустынной комнаты, вместо распластавшейся на полу обнаженной женщины, лежала белая лисица.

Сигрун в новом обличье понравилось. Поначалу кружилась голова и немного тошнило, но ощущение того, что под лисьей шкурой скрывалась женщина, опьяняло, как никакой хмельной напиток. Не изменились лишь глаза.

Сигрун увидела себя в полированном стекле, уставившись на свое отражение. На белой морде зверя сверкали человеческие глаза, цветом напоминавшие болотный мох. Лисица высунула язык и ухмыльнулась. Ее переполнял безграничный восторг, не сравнимый ни с чем.

Даже ночь любви с Тэлфрином не подарила такого блаженства, как перевоплощение. Оно дарило ощущение превосходства и могущества, способности заглянуть дальше всяких границ.

Можно ли попробовать обернуться кем-то еще? Птицей? Вот бы взлететь высоко, увидеть всю землю, лес и острые пики скал, бурливую реку и Топкую долину! Коснуться луны в поднебесье и пронестись меж тяжелых серых туч, что собираются над замком.

Да за это не жаль ни души, ни жизни! Ни своей, ни чужих.

Глаза лисицы сверкали. Она любовалась отражением и в голове ее бродили опасные мысли. Тьма вспыхнула в ней, напоминая о необходимости обернуться собой: для первого раза оказалось достаточно.

Сигрун пришлось подчиниться, но в глубине ее человеческого сознания замерцала непокорная мысль о том, что она сама желает быть себе хозяйкой.

Вернуться в человеческое тело было не так приятно: вместе с возвращением истинного облика появилась боль в пояснице, ломота в ногах, а противная желчь обожгла горло.