– Не думаю, что это как-то взаимосвязано.
– Что-нибудь нашли?
– Не знаю, ещё не интересовался. Люди приветливые. Не беспокойся.
В комнату зашёл Винсент и сообщил, что в гостиной дожидается некий человек, который отказался представиться, и требует немедленной аудиенции с бароном.
– У меня нет ни времени, ни настроения сейчас с кем-то общаться в столь поздний час, Винсент, скажите ему, чтобы выметался поскорее.
– Милорд, он очень настойчив и отказывается покидать замок. Довольно странный человек. По-видимому, это служитель культа.
– С чего вы так решили?
– Взгляните сами.
Друзья в сопровождении Винсента прошли в гостиную, где их дожидался человек в монашеской одежде. Лицо его было трудно разглядеть, так как длиннополый капюшон рясы покрывал голову. При нём был саквояж.
– Кто вы, милейший? – обратился барон к незваному гостю.
– Имя моё вам ничего не скажет.
– Почему бы вам не снять капюшон? – вмешался доктор.
– В этом нет необходимости. У вас нет времени. Я должен завершить дело, по причине которого я призван в ваш замок. Я должен вершить правосудие. Я – инструмент в руках высшей силы. И у меня есть точные инструкции, как действовать, чтобы спасти Изабель.
– Какая патетика. Кажется, монах сошёл с ума, – шепнул на ухо доктор другу.
– Спасти? От чего? И откуда вы знаете имя моей дочери? Вы вторгаетесь в частную жизнь!
– От Принцессы тьмы! На все ваши вопросы я отвечу позже. А теперь немедленно отведите меня к портрету. Я требую!
– Точно с ума сошел. Возьмите визитку и запишитесь ко мне на приём.
– Не торопись, Мартин. Полагаю, нам следует подчиниться этому человеку. Очевидно, ему что-то известно больше. Дело приобретает интересный оборот.
Винсент проводил компанию в зал библиотеки, где монах при отсутствии мольберта тут же потребовал снять со стены портрет и установить его на стол. Он извлёк кисти и краски из саквояжа и принялся умело выводить золотое распятие на цепочке вокруг шеи Изабель. При этом капюшон оставался на его голове. Спустя некоторое время важная деталь была дописана. Появилось чётко прорисованное изображение распятого Христа. Монах отошёл от портрета, посмотрел с расстояния на картину и произнёс с облегчением:
– Неужели успел. Надеюсь, это остановит её.
– Ловко у вас получилось, – удивился барон.
– Имею опыт росписи храмов, – ответил гость.
– Надеюсь, вы знаете, что делаете, – прокомментировал доктор.
Гость никак не отреагировал, молча уложил кисти и краски обратно в саквояж и отошёл в сторону. Все остальные приблизились к картине и продолжили пристально разглядывать прекрасно выполненное изображение Спасителя. Вдруг барон произнёс не оборачиваясь:
– У меня голова идёт кругом. Теперь, как вы обещали, наши вопросы. Кого это должно остановить?
Но ответом послужило молчание, барон обернулся и увидел, что за спиной никого не было, а дверь в библиотеку раскрыта нараспашку.
– Где монах? Он исчез! Винсент, догоните его немедленно и верните.
Дворецкий заторопился, но доктор опередил его. И они оба исчезли в комнатах замка. Барон остался наедине с картиной. Но находился ли он один в тот момент? Впоследствии Мартин Эванз неоднократно задавал себе этот вопрос.
Внезапно дверь в библиотеку с грохотом захлопнулась сама собой, будто это сделал мощный порыв ураганного ветра. Фишбах ринулся к двери, но по дороге он споткнулся, упал и ударился об угол дивана. Из раны потекла кровь, он быстро оправился и подбежал к двери, но она была заперта. Фишбах попытался открыть её ключом. От леденящего страха у него тряслись руки, и он не попадал в маленькую замочную скважину. Кроме того, погас свет. Посыпались книги со стеллажей. Падая на пол, неведомая сила вырывала листы из них и кружила по комнате в ночном свете. Страшный гул наполнил комнату, будто товарный поезд проносился мимо.
– Чёрт знает что! – закричал барон.
– Именно он и знает! – металлический голос раздался гулким эхом в ответ из темноты.
После услышанных слов, Фишбах, потерял дар речи, он прижался спиной к двери и в нервном припадке продолжал дёргать дверную ручку вспотевшей ладонью, при этом она постоянно выскальзывала. Неожиданно всё стихло. Кружившие в воздухе вырванные листы медленно падали, со зловещим шелестом выстилая белый ковёр на полу. Оцепеневший барон не сходил со своего места. В наступившей звенящей тишине он прислушивался к каждому звуку. В этот момент плазмоидная сфера ослепительно белого цвета стала медленно проявляться в середине комнаты. Она походила на шаровую молнию размером с футбольный мяч и колебалась в воздухе от малейшего шороха. Шар перемещался по комнате осознанно. Складывалось впечатление, что сфера мыслила. Она облетела комнату по часовой стрелке, освещая её ярким светом, мимо загипнотизированного барона, затем вернулась, зависла перед бедным Фишбахом на уровне глаз и изучала объект. Ее цвет стал изменяться калейдоскопом и переходил из белого в жёлтый, затем голубоватый и наоборот. Молниеносным движением она оказалась перед портретом и зависла напротив изображения девушки, будто всматриваясь в только что дорисованную деталь. Через минуту поведение сферы стало непредсказуемым, цвет ее изменился в злой ярко-красный. Она начала метаться по комнате, сносить все предметы на своём пути, и, наконец, распалась на блестящие осколки, осыпая всё вокруг светом холодных разноцветных искр. В результате метаморфозы на том месте появился полупрозрачный святящийся в ореоле женский силуэт – той о которой упоминал монах. Металлическим холодным голосом из преисподней принцесса обратилась к нему:
– Ты запретил моим слугам закончить мой портрет! Я вернулась из царства тьмы, чтобы обрести новую плоть. Тонкая душа Изабель отныне принадлежит мне. Помни, тебе не остановить меня!
Её зловещий хохот пронёсся по всему замку и отразился оглушительным эхом. В этот момент ноги Теодора подкосились, Фишбах потерял сознание и грузно упал на пол возле двери.
Глава 2
Барон пришёл в себя только утром следующего дня. Когда он открыл глаза, то увидел белые стены больничной палаты и понял, что находится в клинике своего друга. Руками он ощупал перебинтованную голову. Рана всё ещё болела, и Фишбах ощущал свинцовую тяжесть во всех конечностях. Собравшись с силами, пациент выкрикнул:
– Кто-нибудь?!
На зов в палату вбежала медсестра и сказала, что немедленно позовёт доктора Эванза.
– Ну, наконец-то, дорогой мой. Слава Богу! Пришёл в себя. Ты в порядке? Дай мне осмотреть тебя ещё раз.
– Подожди. Какая жуткая ночь была.
– Не говори. Мы отсутствовали в библиотеке минут пятнадцать. Тебя обнаружили на полу без сознания с окровавленной головой. Что произошло? Почему ты закрыл дверь изнутри на ключ? Нам пришлось ломать её топором.
Здесь Фишбах, запинаясь, поведал историю, которая приключилась с ним. Он старался передать все в подробностях о летающих книгах, вырванных страницах, падавших полках и так далее. Главное он в точности передал слова, которые произнесла непрошеная гостья. Они настолько чётко отпечатались в его памяти, что при их упоминании барон начинал вздрагивать. Эванз внимательно выслушал друга и сказал:
– Знаешь, тебе стоит книги писать. Я бы поверил, но когда мы взломали дверь в библиотеку, там не было того беспорядка, о котором ты говоришь. Никаких книг на полу, разбитых полок, ни тем более сферы. Горели лампы. Всё было чисто и убрано, как до того момента, когда мы начали преследовать монаха.
– Вы настигли его?
– Безрезультатно. Теперь слушай моё мнение, а оно более вероятное, сильный сквозняк захлопнул деверь. Скорее всего, это произошло потому, что я долго держал двери парадного подъезда открытыми, всматриваясь в ночь, в надежде увидеть беглеца, а Винсент дежурил у черного входа. Торопясь открыть библиотеку, ты споткнулся об угол дивана возле двери, где мы и нашли тебя, серьёзно повредил голову и потерял сознание. А твоя история – результат эмоций, серьёзных переживаний. Тебе приснился кошмар. Вот и всё. Дня три пробудешь под моим присмотром в клинике.
– А смех? Разве вы не слышали её душераздирающий хохот на весь замок?
– Нет. Успокойся. Только вот.
– Что только?
– Ты поседел.
Придя в себя, Фишбах не стал задерживаться надолго в клинике, и спустя сутки вернулся в замок. Ожидалось, что Изабель прибудет на следующий день. Но к его радости Винсент сообщил, что дочь уже находится дома. Винсент также передал просьбу Изабель не беспокоить её до завтрашнего дня, из-за усталости и сильной мигрени. Удостоверившись, что она ничего не знает о событиях злополучного дня, он довольный прошёл в библиотеку, где обнаружил портрет на прежнем месте без изменений. Убедив себя в правоте приятеля, что всего лишь кошмарный сон стал причиной его расстройства, барон полностью перестал переживать за жизнь дочери, и начал философски размышлять о подобного рода видениях в истории человечества. Он пришёл к выводу, что стареет, мнительность, излишняя эмоциональность и сверхсложные мыслительные процессы дали о себе знать. Всё-таки насколько сильно действует на человека такое лекарство, как самовнушение, которое может оказаться и ядом. Ещё много вопросов тревожили Теодора Фишбаха касательно картины и монаха, но хозяин библиотеки уверовал, что сможет докопаться до истины в ближайшее время. Последствия страшного ушиба ещё давали о себе знать. Ближе к вечеру у него началось лёгкое головокружение, и он отправился отдыхать.