Олимп

– Приостановка жизненных функций, – кивнул Хокенберри.

Все-таки он иногда посматривал научно-фантастические фильмы. В конце концов, их семья успела обзавестись кабельным телевидением.

– Не совсем, – ответил европеец. – Но в принципе очень похоже.

Вокруг были трапы, широкие лестницы, подъемники и прочий механический хлам. Шлюзовые камеры, лаборатории, оружейные отсеки… Мебель – да, здесь даже стояла мебель, – смотрелась громоздко и неуклюже, как если бы лишняя тяжесть не могла никому помешать. Из пузырей управления открывался вид на края Стикни; выше нависал Марс, а ниже, среди рабочих огней, копошились крохотные моравеки. Общие столовые, камбузы, каюты отдыха и душевые предназначались, как поспешил объяснить Манмут, для желающих людей-пассажиров на случай, если таковые появятся.

– И сколько пассажиров сюда влезет? – осведомился Хокенберри.

– Самое большее – десять тысяч, – отозвался провожатый.

Мужчина присвистнул.

– Ну, прямо Ноев Ковчег!

– Нет, – покачал головой европеец. – Лодка Ноя составляла триста локтей в длину, пятьдесят в ширину и три десятка в высоту, что в переводе означает соответственно четыреста пятьдесят, семьдесят пять и сорок пять футов. К тому же там было всего три палубы общей вместимостью миллион четыреста тысяч кубических футов и тоннажем тринадцать тысяч девятьсот шестьдесят тонн. А наш корабль не только в два раза выше, но и в полтора раза шире диаметром, хотя местами раздувается еще больше, и вмещает он аж сорок шесть тысяч. Так что по сравнению с этим судном отец Иафета, Сима и Хама построил мелкую шлюпку.

Схолиаст не нашелся, что сказать в ответ.

Между тем собеседники зашли в маленькую стальную клетку лифта и начали спускаться палуба за палубой, мимо трюмов, куда вскоре собирались поместить подлодку Манмута – «Смуглую леди», мимо «хранилища зарядов», как окрестил его моравек. Ученому почудился в названии некий военный оттенок; однако вопросы он решил оставить на потом, теша себя надеждой, что ошибся в подозрениях.

Орфу встретил их в машинном отделении. Хокенберри выразил радость, увидев ионийца с полным набором ног и сенсоров (хотя и без настоящих глаз, как он вскоре сообразил). Несколько тягостных минут приятели беседовали о Прусте и скорби, прежде чем возобновить прогулку по судну.

– Даже не знаю, – начал наконец схолиаст. – Однажды вы рассказывали о корабле, на котором летели с Юпитера, и я думал: вот это технологии! А здесь, куда ни взгляни, все такое… похоже на…

Огромный краб загромыхал изнутри. Ученому не в первый раз подумалось, что, разговаривая, этот моравек напоминает Фальстафа.

– Полагаю, ты воображаешь, будто попал в машинное отделение «Титаника».

– Ну да. А что, так и задумано? – Хокенберри очень старался не выставить себя большим невеждой в подобных вопросах, чем это было на самом деле. – Я хочу сказать, ваши технологии создавались на три тысячи лет позже «Титаника»… или даже моей смерти в начале двадцать первого века. Почему же вот это все?…

– Видишь ли, моравеки-конструкторы опирались в основном на чертежи середины двадцатого столетия, – густо проворчал Орфу. – Инженерам требовалось что-нибудь грязное и быстрое, что добралось бы до Земли как можно скорее. В нашем случае дорога займет около пяти недель.

– Да, но вы с Манмутом уверяли, будто проскочили расстояние от Юпитера до Марса за считанные дни. – Схолиаст наморщил лоб. – Помнится, шла речь о парусах из борволокна, термоядерных двигателях… В общем, я много чего не понял. Тут есть подобные штуки?

– Нет, – покачал головой европеец. – Тогда мы воспользовались преимуществами энергии трубы потока и линейного ускорителя на орбите Юпитера – устройства, над которым наши инженеры бились два столетия с лишним. Здесь, на Марсе, еще не создали ничего подобного. Пришлось выстраивать новый корабль с нуля.

– Но почему двадцатый век? – не сдавался Хокенберри, озираясь по сторонам.

Блестящие ведущие валы с гигантскими поршнями уходили под самый потолок, на высоту шестидесяти или семидесяти футов. Огромный отсек слишком уж напоминал машинное отделение «Титаника» из того фильма – разве что был гораздо крупнее и мог похвастать большим количеством сияющей бронзы, железа и стали. Вокруг мерцали бесчисленные рычаги и клапаны, попадалось даже нечто вроде амортизаторов. Размещенные повсюду индикаторы выглядели так, словно не имели отношения к термоядерным реакторам и прочему, а измеряли давление пара. В воздухе пахло железом и машинным маслом.

– У нас были готовые чертежи, – пояснил Орфу, – сырья хватало: кое-что завезли с Пояса астероидов, часть добыли прямо здесь, на Фобосе и Деймосе; импульсных единиц – тоже…

Он запнулся.

– А что это – импульсные единицы? – поинтересовался мужчина.

– Болтун – находка для шпиона, – съязвил по личному лучу Манмут.

– Что я слышу? – изумился иониец. – А ты собирался скрыть от него?

– Э-э-э… Да. По крайней мере пока мы не окажемся на миллионы миль ближе к Земле. Желательно с этим человеком на борту.

– Он мог бы уже на взлете заметить необычный эффект и проявить любопытство.

– Импульсные единицы – это такие… маленькие термоядерные устройства, – вслух произнес европеец. – Ну… атомные бомбы.

– Атомные бомбы? – повторил схолиаст. – Атомные бомбы? На вашем корабле? И сколько?

– Двадцать девять тысяч семьсот размещены в хранилищах зарядов, мимо которых вы проезжали в лифте по дороге сюда, – ответил Орфу. – Еще три тысячи восемь запасных сложены прямо под этим отсеком.

– Итого тридцать две тысячи атомных бомб, – негромко проговорил Хокенберри. – А вы основательно подготовились к драке, парни.

Манмут замотал красно-черной головой.

– Импульсные единицы нужны в качестве движущей силы. Они как топливо, которое доставит нас на Землю.

Ученый воздел обе ладони, признаваясь в полном непонимании.

– Вот эти большие штуковины, похожие на поршни… что-то вроде пистонов, – сказал громадный краб. – Во время полета мы будем выталкивать бомбочки через отверстие в середине буферной плиты под ногами: по одной в секунду в течение первых часов, а потом – ежечасно.

– Импульсный цикл происходит следующим образом, – прибавил Манмут, – для начала испускаем заряд (вы разглядите небольшое облако пара в космосе), выпрыскиваем на сопло эжекторной трубы и буферную плиту масло, препятствующее абляции[14 - Абляция (от позднелат. ablatio – отнятие) – унос веществ с поверхности твердого тела потоком горячего газа (путем эрозии, оплавления, сублимации). На абляции может быть основана защита космических аппаратов и головных частей ракет-носителей при входе в атмосферу, а также охлаждение камер ракетных двигателей.], бомба взрывается, и плазменная вспышка ударяет по плите.

– А она не развалится? – спросил мужчина. – Или весь корабль?

– Ни в коем разе, – откликнулся маленький моравек. – Ваши ученые разработали данный проект в середине пятидесятых годов двадцатого века. Толчок плазменной волны заставляет гигантские поршни совершать возвратно-поступательные движения. Какие-то несколько сотен взрывов под зад – и мы наберем приличную скорость.

– А это?… – Схолиаст опустил руку на прибор, похожий на измеритель парового давления.

– Измеритель парового давления, – отозвался Орфу. – Рядом с ним индикатор масла. Выше – регулятор напряжения. Вы правы, доктор Хокенберри: любой инженер с «Титаника», живший в тысяча девятьсот двенадцатом году, разобрался бы с устройством и управлением такого судна гораздо быстрее специалиста НАСА из вашего времени.

– Сколько мощности в этих бомбах?

– Сказать ему? – забеспокоился Манмут.

– Разумеется, – отчеканил иониец. – Поздновато водить нашего гостя за нос.

– Каждая содержит чуть более сорока пяти килотонн, – сказал европеец.

– Сорок пять каждая, всего двадцать четыре тысячи с чем-то бомб… – пробормотал мужчина. – Выходит, между Марсом и Землей протянется солидный радиоактивный след?

– Что вы, термоядерные заряды вообще очень чистые, – вступился Орфу.

– Какого они размера? – спросил Хокенберри.

В машинном отделении сделалось как-то жарковато. Подбородок, верхняя губа и лоб ученого покрылись каплями пота.

– Поднимемся на этаж, – предложил Манмут, ведя собеседника вверх по спиральной лестнице, настолько широкой, что даже Орфу без труда шагал рядом с ними. – Это проще показать.