Крушение

После этого она включает планшет. Загорающийся голографический экран, озаряет ей лицо, а в глубине её глаз стали отражаться показатели пациента.

– Вам и вправду полегчало, сердцебиение почти выровнялось, – сообщает она. – Скажите, предварительно просматривая ваши документы, я заметила, что вы никогда не были женаты и даже ни с кем официально не сожительствовали. Почему? Неужели вам никогда не хотелось семьи?

Он ответил не сразу и прежде выдохнул дым в поток света от настольной лампы:

– Свобода всегда была важнее для меня.

И тушит окурок рядом с её.

Из соседнего помещения начинают доноситься приглушенные звуки, и голос в голове сообщает ей: «Всё, можете продолжать».

– Мы продолжаем, – объявляет она и нажимает на проекцию в воздухе, возобновляя запись. – До того, как мы прервались, вы упомянули о конкретном ощущении, которое появилось перед Болезнью. Можно поподробнее о нём?

– Да, – он задумался и прошелся рукой по волосам. – Как я уже сказал, в тот период у меня стало возникать странное чувство, словно я не знаю, куда иду.

– Дезориентация в пространстве?

– Нет. Я говорю об этом мерзком ощущении, будто ты заблудился, перестал понимать, что делаешь, к чему стремишься, зачем живешь. Словно ты бродишь по лабиринту, по одним и тем же закоулкам. Снова и снова. И всё чаще я стал вспоминать об отце…

– Вы всё-таки помните его. Расскажите, хотя бы немного.

– Рассказать о нём? Я помню его очень смутно… Он был настоящий великан. У него были большие сильные руки и ослепительно яркие синие глаза. В отличие от моих они горели постоянно. И лишь изредка тускнели, когда он вспоминал о маме… Помню, он всюду брал меня с собой. Постоянно обо всем рассказывал и всё мне объяснял. Говорил, что правильно, а что нет… Но позже он оставил меня…

– А ваша мать? Вы помните её?

– Я никогда её не видел. Только на фотографиях в раннем детстве. На одной она была такая жизнерадостная… Темные волосы, большие красивые глаза, маленький нос и широкая, искренняя улыбка. Она была такая молодая, намного моложе моего отца… а на другой – она смотрела в окно на Башню. Её залитое солнцем отражение казалось таким печальным… – Он замолчал.

…

– Вы знаете, почему отец оставил вас? – она прерывает возникшую паузу.

– Нет.

«Мисс Хилл, Нас не интересуют семейные проблемы пациента. Мы здесь для того, чтобы изучить Болезнь. Переходите, наконец, к приступам».

– А куда он отправился? – спрашивает она, игнорируя голос.

Он помотал головой:

– Но я очень долго искал его.

– Но так и не нашли…

– Нет. Его след оборвался, когда он покинул планету почти семьдесят лет назад…

– Титаномахия, – пробормотала она.

Он коротко кивнул, подтверждая её слова.

– Когда вы узнали об этом? – спрашивает она, дав ему ещё немного времени. – Задолго до появления первых признаков?

Он подумал перед тем, как дать ответ.

– За несколько лет, или больше…

После этих слов она достает из корпуса планшета стилус и впервые что-то записывает. Он внимательно наблюдает за её рукой.

– Что стало происходить дальше? – спрашивает она, возвращая стилус на место. – Какие ещё симптомы вы стали замечать?

– У меня появилась странная рассеянность. Я стал теряться во времени, путаться в его течении. А позже у меня начались галлюцинации.

– Что вы под этим имеете ввиду?

– Я перестал различать реальность и сновидения. Всё вокруг словно стало оживать…

– А потом?

– А потом начались затяжные приступы, после которых я не мог ничего вспомнить.

– Частичная или полная потеря памяти в таких случаях – обычное дело. Попробуйте описать свои ощущения во время первых помрачений.

– Это очень сложно описать словами… – он в очередной раз погрузился в себя. – В такие мгновения ты словно что-то понимаешь, но что именно не можешь объяснить… твои мысли постепенно затухают, а всё тело охватывает паралич… – тусклое сияние настольной лампы вдруг задрожало и стало медленно потухать, на его лицо опускалась тень. – Ты будто соскальзываешь в какое-то темное место, в котором тебя, кажется, попросту нет… ты настолько не здесь, что твоя личность начинает таять… ты забываешь кто ты, и словно растворяешься в полной темноте… – меркнущий свет почти покинул помещение, – всё становится не важно…

…

– … ухудшатся, верно? эй, пациент? – она несколько раз ударяет по плафону настольной лампы, от чего та зажужжала и разгорелась вновь, – Вы слышите?

– Да, да, – пробормотал он, приходя в себя. – Я слушаю.

– Я спросила: ваше состояние продолжило ухудшаться, верно? – переспрашивает она, поправляя плафон.

Случайный луч света бьет ему в глаза.

– Да, – он медленно поднимает веки, – пугающими темпами. Я даже наяву стал сталкиваться с кошмарами. Они как бы переплетались с реальностью… И всё чаще ко мне стало приходить одно и тоже видение…

– Одно и тоже? – изумленно переспрашивает она. – Странно, обычно в галлюцинациях нет никакой последовательности. Что за видение?

– Это сон, который снился мне с самого детства. Но тогда он стал приходить ко мне и наяву.

– О чем этот сон? Вы можете описать?

– Мне снится, что я падаю… Вначале какие-то обрывки: взрыв, крики, шум, а потом абсолютная тишина.., и я падаю… – напряжение в сети неожиданно подскакивает, и свечение лампы начинает возрастать. – В такие моменты меня обычно бросает в дрожь: мне холодно, но одновременно очень жарко… Я вижу свои руки, и как звёзды переливаются во тьме… Мне снится, что у меня бионические крылья из-за плеч, но от них остались только обгорелые обломки… – сияние светильника становится настолько интенсивным, что стирает все морщины на его лице и изгоняет из комнаты остатки мрака. – Всё моё тело пылает в ослепительно ярком свете, а позади меня горит огромный огненный шар… Я падаю прямо на солнце.., и оно медленно сжигает меня… – он закрывает глаза и отворачивается под натиском нестерпимого светила.

– Гелиофобия… – звучит её шёпот.

Она поправляет разгорающуюся лампу так, чтобы свет, отражённый от стола, не бил ему в лицо. Он медленно поднимает веки.

– Но у вас не только гелиофобия, – отметила она, возвращаясь к пациенту, – у вас есть и акрофобия – боязнь высоты, верно?