Ноэл стоял на коленях, словно окаменев, не в силах оторвать руку от холодной бездны. Он получил, чего желал. Он увидел ее. Из младенца она превратилась в прекрасное создание, подобно нимфам, что порхают в зарослях Алмариновых рощ.
Конечно, Барк в деталях описал внешность Ребекки Лангрен. Но рисовать лик человека в мыслях, не одно и то же, что лицезреть воочию.
Теперь, он может смело отдаться ласкам Темноликой… Или нет? Дурное предчувствие вгрызалось в душу. Всего лишь пожар? Глупые предсказания зеркала? Неужели? А может, напасть расправила крылья Тени и рыщет в поисках дичи?
Златовласка в беде! Но сможет ли он ей помочь? Обессиленный, никчемный, умирающий полудемон, полуэльф?
Забыв о нестерпимых муках, черноволосый маг со шрамом на лице поднялся на ноги. В комнате царило безмолвие. Древний артефакт уснул вновь, считая года за мгновения. От зеркала не будет больше проку.
«И смерть будет ему наградой, и славу воспоет лишь ветер. Аскалионца доля – заступничество, сохранность Нирбисса и его обитателей, ценой собственной жизни», пронесся в голове девиз Цитадели.
Нет, чародей не умрет в своей постели, сгорая от колдовских чар и демонического безумия! Последнее странствие станет для него безымянной могилой. Как однажды, Алистер Кув спас его жизнь, Ноэл Визиканур обязан пожертвовать собой ради незнакомой девчонки, ради неблагодарного мира, ради Аскалиона, ради себя самого.
Пожар разгорался с неистовым рвением. Дом Беллы полыхал подобно Кхаа Лауру, что извергает ярость на никчемных отпрысков своих. Искры, гонимые порывистым ветром, стали разлетаться плотоядными светлячками по округе. Вскоре, бушующий огонь перекинулся на соседнюю постройку. Сельчане, наконец, осознав угрозу, в панике кинулись за ведрами и бочками, дабы набрать воды из реки и остановить пламя, пока алый цветок не спалил Дубки дотла.
Суматоха, творящаяся в деревеньке, позволила двум подозрительным фигурам, укутанным в плащи, незаметно проскользнуть во двор Лангренов. Женщина со странной клюкой и коренастый карлик, днем, и в более спокойные времена, непременно бы стали объектом всеобщего внимания. Но сейчас, до них никому не было дела.
Парочка торопливо подошла к порогу и, толкнув дверь, нырнула во тьму хижины. Златовласка в спешке забыла запереть дом. Впрочем, воровать у Лангренов особо нечего. Только оставшихся несколько кур, да кухонную утварь, что ли?
– Его здесь нет! – раздался в полумраке, раздосадованный голос демонессы. Она откинула капюшон, и, сверкнув глазами, оглядела светлицу.
– Может, Тара в другом месте его спрятала или забрала с собой, – с надеждой прошептал эльф, пугливо озираясь.
– Нет! Он в деревне! Вот только где?
– Могу предположить, что его унесли в лес мальчишки и фермер, – попытался выдвинуть иную версию Науро.
Демонесса покачала головой, принюхиваясь.
– Я находилась неподалеку от них. Посох ничего не обнаружил.
– Наверное, дриада отдала вещицу соседу…
– Девчонка! – прервала коротышку Табора. Мрачный эльф помрачнел, как бы это странно не казалось. – Конечно же! Кому могла Тара доверить такую ценную вещь! Только старшей дочери! Как я сразу не догадалась! Недаром, дочь Дрита развеяла частицы магической силы по всей округе! Она не желала, чтобы я обнаружила артефакт у любимицы. Малявка вечно бродила по Дубраве, и ни разу я не уличила ее в укрывательстве реликвии.
– Вряд ли девочка знает, что мы ищем, – промычал Науро, от беспокойства грызя коготь большого пальца правой руки. – Даже если мы ее расспросим, она не сможет нам помочь в поисках. Ведь мы-то не ведаем, как выглядит эта штуковина.
– А нам и не надо, – твердо заключила Табора. – Достаточно ее раздеть и снять все украшения. Что-то на ней и является Жезлом. Может кулон, пояс, пуговица или нить, вплетенная в ткань платья.
Эльф иронично глянул на напарницу, стремясь не расхохотаться.
– Любовь моя, мне не терпеться посмотреть, как ты будешь снимать с девчушки одежду. Это будет весьма… Эээ. Забавно. Добровольно, дочурка Лангренов точно не оголится перед демонессой. – толстяк призадумался. – Идеальный вариант, если ты предстанешь перед ней во всей красе! Велика вероятность, что малышка хлопнется в обморок, и ты без труда отнимешь у нее одеяния. А еще и драгоценности, которых скорей всего не обнаружишь, на крестьянке.
– Мне жутко хочется треснуть тебя посохом, за умозаключения, но не могу не согласиться с тобой. Если при виде нас она лишится сознания – это упростит нам работенку. Придется дождаться деревенщины здесь, – демонесса вновь огляделась, затем беспечно направилась прямиком на кухню.
– Здесь? – ошарашенно воскликнул Науро. – Ты куда намылилась?
– Собираюсь отведать нормальной еды. Я убеждена, у этой семейки осталось что-нибудь съестное к ужину. Месяц в Темной Дубраве питаться подножным кормом, самое гадкое, что могло приключиться со мной за последние шестнадцать лет.
Эльф поспешил за демоницей, предварительно взглянув на входную дверь. Не нравилось ему импровизация коллеги, особенно, если та намеривалась устроить представление на подмостках Дубков, кишащих кровожадными людишками.
– А вдруг все Лангрены вернутся одновременно, что тогда делать будем?
– Когда возникнет такая проблема, тогда подумаем над ее решением, – пробормотала Табора, гремя горшками и крышками на кухне.
Науро опять прикоснулся к камню в кармане, а заодно проверил и кортик в ножнах. Он чувствовал, что из Мендарва им придется бежать с неимоверной скоростью. От обезумивших обитателей деревушки или не менее полоумных храмовников или же… А, впрочем, любые неприятности лишь украшают жизнь, но в тоже время могут и укоротить, а того и гляди вовсе лишить ее.
Ребекка, пробираясь через снующую в перепуге толпу, лихорадочно искала взором братьев и отца. Односельчане, с криками и ужасом на лице, стремились потушить разрастающийся пожар. Дом Грена уже полыхал, как факел, и огонь начал лизать стены и крышу соседа. Хижина мельника, грозилась превратиться в раскаленный остов, как и обитель Беллы, что догорала на фоне, сгустившейся ночи и дыма.
Ни Артура, ни Тора, ни Кора было не видать среди сельчан. Златовласка закусила губу до крови. Где же они? Неужто, погибли в пожаре? Или же, все же, еще не воротились из леса? Последняя мысль, хоть немного, но согревала душу.
Внезапно взгляд девочки наткнулся на священнослужителя, который, подобно истукану, неподвижно стоял среди бегающих и кричащих людей. Брат Конлет измазанный в саже, с вечно сияющей лысиной, сейчас казавшейся огненным нимбом, со злорадством, глядел прямо на нее.
Сердце Ребекки ушло в пятки. Безумный взор храмовника не предвещал добра. В нем мелькало самодовольство, жестокость и смертельный приговор.
Брат Конлет вспомнил ее. Дочь фермера, которая ворошила золу подле сгоревшего дерева, в первый день его пребывания в Дубках. Тогда, священнослужителю показалась, что он узрел непонятную писанину в золе, но крестьянка торопливо уничтожила ее своей маленькой ножкой. Эта же та девчушка, что с болью и тоской глядела на мертвого нелюдя, когда того безжалостно зарубил Финли! Смазливая девка, придавалась разврату в Дубраве с баронским щенком! И пусть, брат Конлет не видел ее лица, но волосы. Таких сияющих золотых волос ни в Дубках, ни в замке, ни у кого не было!
Церковник коварно оскалился, не спуская взгляд с Ребекки. Она была одной из тех, кого потребовал привести к себе капеллан. Вот он шанс, так любезно предоставленный Создателем! Теперь, брат Конлет рассчитается сполна с дворянским выродком! Благодаря этой провинциальной простушке, он воздаст отпрыску феодала за все унижения, что тот ему причинил!
– Да прибудет благословение Пророка с его верными детьми! – воскликнул он во весь голос, дабы обратить на себя внимание толпы.
Ребекка стала медленно пятиться назад. То и дело, натыкаясь на односельчан, которые разом прекратили тушить пожар и с недоумением уставились на храмовника.
– Именем Создателя заклинаю вас, возлюбленные отроки, схватите блудницу и пособницу нечисти! – перст адепта Тарумона Милосердного указал в сторону златовласки. Толпа тот час повернула головы в ее сторону.
Девочка не стала дожидаться, пока люди выйдут из ступора, и кинулась бежать по направлению к дому. В творящемся хаосе никто не станет проверять истину слов храмовника. Может позже, когда страсти улягутся. Но сейчас, останься она стоять, то возможно ее затопчут, закидают камнями или того хуже, бросят в пылающее, неподалеку, кострище.
– Не дайте ведьме уйти! Его Преосвященство возжелал, лицезреть еретичку живой! – быстро вставил церковник, осознавая, что взбешенная толпа способна вмиг растерзать девчонку, на которую у брата Конлета были долгоиграющие планы. Гибель дочери фермера будет напрасной, если ее не увидит полюбовник.
Усиливающийся снегопад, кружа резные хлопья в воздухе, все гуще покрывал скалистую местность пуховым одеялом. Темно–ирисовое небо, лишенное привычной россыпи звезд, лениво рассеивало мрак, вырывая предметы и силуэты ландшафта из цепких объятий ночи. Вертикальные горы на горизонте, сумрачной пеленой растворялись в ультрафиолетовой вышине, подобно дыму в морозный день. Несмотря на набирающую силу метель, кое-где у бескрайних вершин, вспыхивали отблески молний.
Худощавый травник, облаченный в длинную зеленую накидку, сосредоточено смотрел под ноги, дабы не сбиться с тропы, и вел под уздцы воронова коня, на котором, сгорбившись, восседал всадник. Ноэла укутывал магический плащ, незаметно стянутый Барком из хранилища артефактов. Свой, волшебник оставил на память Теневой ведьме, а отправляться в последнюю битву без чародейского предмета, было неосмотрительно, никогда не ведаешь, что повстречаешь в дороге. Вот только меч он взял с собой лишь один. Колдуна им не убить, но для людей и монстров, сойдет. Тот, что предназначался для гибели чародеев, также забрала себе Милдред, отправив Визиканура в портал.
Двигались в полном молчании. Даже Блэкхаур не всхрапывал, выстукивая копытами по скользким камням, покрывающимся ледяной коркой.
Барк и Ноэль обсудили план действий до того, как покинули Цитадель. Бесспорно, через небольшой промежуток времени, Магистры хватятся их. Травник не осмелился думать о том, что произойдет, когда Эурион осознает случившееся. Правда, и шанс, что маг и целитель вернутся в Аскалион, был ничтожным. В Мендарве воспитанников Цитадели вряд ли ждут с распростертыми объятиями. Они проникнут в государство людей через иллюзорные врата, дабы не привлекать должного внимания. Но намерение аскалионцов вмешаться в жизнь мендарвцев, не останутся незамеченными ни для Цитадели, ни для ордена Тарумона Милосердного.
До развалин святилища Кхаа Лаура оставалось немного. Хватит ли Визикануру энергии открыть проход? А если и хватит, сможет ли он сделать хотя бы шаг по ту сторону? Барк наполнил суму всевозможными эликсирами. Он надеялся, что снадобья оттянут тяжкий миг. Только они могли изменить нынешнее удручающее состояние мага. Лишь им под силу, на время избавить его от неминуемого плена Собирательницы душ, которая, подобно призраку, витала неподалеку, скрывая бледный лик за снежной пеленой.
«Старому миру приходит конец», печальная мысль засела в голове у травника. О, как бы ему хотелось верить в лучший исход. Но голая вера, не подтвержденная фактами, похожа на пустой кубок, который держит в руках изнывающий от жажды.
Где-то вдали, послышался протяжный и леденящий душу вой ковла. За ним последовал второй и третий. Воздух наполнился тоскливым стоном. Твари почувствовали приход зимы и что-то еще, чего не дано было узреть Аскалиону.
Ноэл Визиканур, держа не крепко поводья, горько усмехнулся. Скорбная песнь кровожадных монстров встречала его в начале жизненного пути, а теперь провожает в последнюю дорогу. Превратности коварной судьбы, ни как иначе. Жизнь за жизнь, такова плата, и не избежать ее, как не петляй по тропам мирозданья.
Науро со зверским аппетитом поедал похлебку, так гостеприимно поставленную перед ним демонессой. Он в сердцах пообещал себе, что обязательно оставит серебряник Лангренам, раз уж покусился на их еду.
Суп был постный – одни грибы да овощи, но сейчас он казался ему настоящим деликатесом, после всего сыроедения, что ему пришлось пережить в Дубраве. Костер не разожжешь, и пойманную дичь приходилось поглощать в свежем виде, ощипав от перьев. Коренья, грибы, орехи и ягоды, выкопанные или только что сорванные, хоть и были крайне полезны, уже вызывали тошноту. С таким рационом недолго похудеть! Эльф и так уже сбросил не один килограмм своей тучной массы.